и проделывает целый ряд ужимок, являющихся в его представлении поклонами.
Я его успокаиваю кивком.
Затем я толкаю вращающуюся дверь отеля.
Маленький грум в синей ливрее бросается мне навстречу, осматривает мои
руки, надеясь найти в них пару чемоданов, а увидев, что они пусты, смотрит
за меня. Поняв наконец, что я без багажа, а следовательно, не нуждаюсь в его
услугах, он теряет к моей персоне всякий интерес.
Подхожу к огромной стойке отдела приема и регистрации.
Тип, похожий на Эриха фон Строхейма, только без его шика, поворачивает ко
мне свою гладкую, как секретер красного дерева, голову
- Что угодно месье?
Я показываю удостоверение.
Он сгибается пополам.
- К вашим услугам, господин комиссар
- Я пришел по поводу вчерашнего типа,- говорю я ему.
- Я так и думал,- шепчет он почтительным тоном
- Я бы хотел узнать поподробнее, чем он занимался, когда жил у вас
- Я все рассказал вашим коллегам
- Моим коллегам - может быть,- говорю я, намекая, что на моих коллег мне
плевать, как на отрезанный ноготь. Я перехожу в атаку:
- Он приехал вчера, не так ли?
- Да, вчера утром.
- В котором часу?
- В десять.
- Сколько нужно времени, чтобы доехать сюда от вокзала?
- Минут пять, не больше.
- Есть поезда, прибывающие без десяти десять? Он размышляет.
- Нет, ни одного. Последний - скорый из Брюсселя - приходит в десять
минут девятого.
Я размышляю. Значит, мой парень не приехал на поезде, потому что
маловероятно, чтобы он около двух часов болтался по улицам с чемоданами в
руках в поисках отеля... Если только он не зашел к кому-нибудь.
- Кажется, швейцар видел, как он выходил из машины?
- Не швейцар, а грум.
Я указываю на паренька в синей ливрее
- Этот?
- Да.
Я делаю мальчишке знак подойти.
- Иди сюда, сокровище.
Он идет с недовольным видом, такой насупленный, что лысый начинает ему
что-то говорить на эльзасском диалекте. Это "что-то" делает парня любезнее.
- Вы хотите со мной поговорить, месье?
- Нет, хочу, чтобы ты мне кое-что рассказал. Мне сказали, что ты видел,
как вчера приехал тип, с которым случился приступ.
- Это правда, месье.
- Он приехал на машине?
- Да.
- Какой она была?
- Черной... Я ее не рассмотрел. Надо вам сказать, месье, что я не
подумал, что это клиент, потому что автомобиль остановился дальше отеля.
Только когда я увидел, что он идет с чемоданами...
- Сколько народу было в машине кроме него? - Один мужчина... Но я на него
не смотрел...
- Тот, кто приехал, колебался, прежде чем войти сюда?
- Нет.
Я протягиваю ему пятисотфранковую бумажку.
- Спасибо, можешь идти.
Поворачиваюсь к Эриху фон Строхейму.
- Он попросил у вас отдельный номер?
- Да.
- Сказал на сколько?
- Всего на одну ночь.
- Хорошо.
Наконец-то хоть один интересный элемент. Клюни не собирался задерживаться
в Страсбуре. Он должен был уехать сегодня, а переговоры начнутся через три
дня. Думаю, страхи моих коллег малообоснованны. Кому же в таком случае
предназначал Клюни свою бомбочку?
- Он поднялся в номер сразу?
- Да.
- А потом?
- Он оставался там до своего приступа. В полдень ему подали туда обед.
- Вызовите гарсона, обслуживавшего его.
Он утвердительно кивает, сует штекер в одну из ячеек мини-АТС и отдает
приказ.
- Он сейчас придет.
- Спасибо. Ваш клиент звонил или ему звонили во время пребывания в отеле?
- Нет.
- К нему приходили?
- Тоже нет.
- Он колебался, когда заполнял регистрационную карточку?
- Нисколько.
Является болезненно-худой длинный тип с мешками под глазами, одетый в
белую куртку.
Это гарсон, обслуживавший Клюни в его номере.
- Что он делал, когда вы вошли?
- Читал.
- Что?
- Книгу.
- Как он был одет?
- В рубашку и пижамную куртку.
Я это запоминаю. Тип в рубашке и пижамной куртке и с книгой в руке явно
не собирался уходить и никого не ждал.
Однако Клюни ждал. Не человека, а своего часа. Ждал, пока наступит время
выйти из гостиницы вместе с бомбой. Но если он приехал только затем, чтобы
подложить бомбу и уехать, зачем ему понадобился такой громоздкий багаж?
- Его чемоданы были разобраны?- спрашиваю я гарсона.
- Только один.
- А второй?
- Второй стоял в глубине комнаты.
- Он вам что-нибудь сказал?
- Ничего особенного...
Я в очередной раз возвращаюсь к Эриху фон Строхейму:
- Как обнаружили, что он болен?
- Это горничная. Пришла убирать номер, постучала в дверь и, поскольку
никто не ответил, вошла... Он полулежал на полу, без сознания, тело
опиралось на кресло... Она закричала...
- Понимаю...
- Мы вызвали "скорую", и клиента увезли в больницу.
- Давайте поговорим о... находке, сделанной в его чемодане.
Эрих фон Строхейм краснеет, что, принимая во внимание полное отсутствие
ботвы на его голове, становится довольно масштабным явлением.
~ Произошел очень неприятный инцидент,-говорит он.- Мы освободили его
номер и хотели отправить багаж в больницу на случай, если бы ему
понадобилось сменное белье.
- И дальше?
- Один из двух чемоданов стягивается ремнем, заканчивающимся замком. Этот
ремень был продет через ручку открытого чемодана, таким образом оба были
соединены. Согласитесь, что это не очень удобно для перевозки.
- Конечно.
- Тогда я себе позволил...
- Взломать замок?
- Нет, не взломать... У меня есть связки из забытых клиентами ключей от
чемоданов. Один подошел. Когда мы подняли ремень, чемодан раскрылся и мы
увидели на стопке белья... ту штуку... Сначала мы не. сообразили, что это
такое, а потом поняли и позвонили в полицию...
Я киваю.
- Ясно. Вы говорите "мы". Кто еще был с вами?
- Грум, дежурный по этажу и горничная...
- Ладно, спасибо.
Глава 5
Я мчусь в полицию, где нахожу моего сопровождающего. Он выкладывает на
стол чемоданы и шмотки покойничка. На одежде нет никаких бирок... Что
касается чемоданов, если не считать бомбы (обезвреженной местными саперами),
в них нет ничего подозрительного: нательное белье без меток, предметы
туалета...
Все это говорит мне только об одном: Клюни предвидел возможность ареста и
потому снял с одежды все, что позволяло установить его личность.
Но если он так старался очертить вокруг себя кольцо тайны, почему дал мне
начало фамилии своей знакомой? Разве может человек, спарывающий метки с
рубашек, дать полиции фамилию женщины, которую знает?
Это кажется мне нелогичным, а я, несмотря на свою поэтичную натуру,
обожаю логику.
Мне не терпится попасть в Канн, чтобы попытаться найти живущую в квартире
женщину, чья фамилия начинается на "Бла". Это будет непросто, но мне
удавались и более лихие подвиги.
Страсбурский полицейский уверяет меня, что фотографии мертвеца печатают и
я получу их через четверть часа.
- А пока,- говорю,- я бы хотел позвонить в Париж.
Я устраиваюсь в маленьком кабинете, полном пожелтевших бумаг и дохлых
мух, в этаком монументе бюрократии во всем ее ужасе и пыли! Закуриваю
сигарету и требую без всякой очереди соединить меня с Парижем. Трубку
снимает сам Старик.
- Это Сан-Антонио,- говорю я.
- А! Я с нетерпением ждал от вас известий... Ну что? Даю ему сжатый отчет
о поездке.
- Совершенно точно,- говорю я в заключение,- что дело настолько
таинственное, насколько можно себе представить: тип отдает концы в городе,
где его никто не знает, оставив в багаже супербомбу. Он как с неба упал...
Но, честно говоря, я не думаю, что этот интересный случай связан с делом
пропавшего русского атташе.
Босс молчит.
- Алло!- кричу я, боясь, что нас разъединили.
- Алло,- отвечает он.
Новая пауза, потом он спрашивает:
- Что собираетесь делать?
- Ехать в Канн! Поезд скоро...
- Езжайте,- соглашается он.- Приехав туда, позвоните в центральное
управление полиции. Если в промежутке я узнаю что-то новое, то оставлю для
вас сообщение.
- Дежурство в морге что-нибудь дало?
- Ничего... пока.
Я ему благодарен за это "пока".
- Босс, может быть, вы поделитесь со мной своими мыслями, а то я теперь
не могу гоняться за двумя зайцами.
- Возможно, Сан-Антонио, вы гонитесь за одним зайцем,
- Это вам сообщил ваш нос, патрон?
- Допустим,- отвечает он.- Во всяком случае, я могу вам сказать одну
вещь.
- Какую?
- По фотографии бомбы, присланной сюда фототелеграфом по моей просьбе,
наши эксперты определили, что она русского производства!
Поскольку я обалдело молчу, не зная, что сказать, он добавляет:
- Счастливого пути.
Щелчок.
Замечаю, что моя сигарета погасла, снова прикуриваю ее, кладу на
заляпанный чернилами стол ноги и с наслаждением затягиваюсь.
С одной стороны, я ищу пропавшего русского дипломата, с другой - нахожу
свалившуюся с неба русскую бомбу... Надо признать, нюх у Старика
действительно неплохой?
Я перебираю в памяти мою коллекцию трупов: Одеревенелый (ему я разнес
морду пулей уже мертвому); малышку Фриду разорвало на куски из-за ее
благосклонности ко мне; Рашель выпала из окна... с моей помощью; лже-Клюни
помер, когда я его допрашивал.
Трупы, и опять трупы! И все в большей или меньшей степени на счету
некоего Сан-Антонио.
Это в конце концов надоедает. И зачем?
А я знаю? Ведь не ради конверта, что правительство дает мне в конце
каждого месяца.
Может, ради куска трехцветной тряпки, болтающейся над госучреждениями? Но
я не ура-патриот.
В жизни есть страховые агенты, виноторговцы, рабочие заводов "Рено",
полотеры... А есть те, кто может жить только на грани. Необязательно на
грани закона, главное - на грани жизни и смерти.
Я из их числа.
Это как цвет кожи: если родился негром, то негром и останешься, нравится
тебе это или нет.
Это не выбирают...
- Вот фотографии, господин комиссар,- говорит вошедший полицейский.
Я шумно вздыхаю и гашу сигарету о каблук.
Глава 6
Старшего комиссара каннской полиции я знаю потому, что мы уже встречались
во время одного расследования, что я вел на юге.
Это коренастый брюнет с падающими на широкий лоб вьющимися волосами,
смутно напоминающий быка.
У него быстрые глаза и сильный южный акцент.
- Зачем приехали?-спрашивает он.
- Играть в угадайку,- отвечаю.
- А! Могу я вам помочь, коллега?
- Может быть,- соглашаюсь я.- Цель моего приезда - найти женщину с
фамилией, начинающейся на "Бла", которая знает этого человека.
Достаю фото Клюни.
Пеллегрини - это фамилия моего приятеля - смотрит на изображение.
фотография безупречна. Ребята из лаборатории придали лицу мертвеца живое
выражение, и ошибиться может любой. Любой, но только не такой опытный
человек, как Пеллегрини.
- Э,- бормочет он,- да ваш малый кажется мне немного мертвым.
- Да не немного, а целиком... Его физиономия вам ничего не напоминает?
- Совершенно ничего. Этот никогда не был в числе моих клиентов.
Первое разочарование! Не то чтобы я верил в чудеса, но все-таки смутно
надеялся, что мой типчик окажется давним знакомым каннской
полицииПрофессиональная деформация! Всегда надеешься, что подозреваемый уже
имел с нами дело.
- Для меня нет сообщений?
- Ни единого.
- Ладно. Мне остается только начать поиски той дамы. Пеллегрини
подмигивает.
- А мы не можем перед началом осушить по стаканчику анисовой?
- Гм,- начинаю я,- я ведь приехал не затем, чтобы надираться...
- В моем бистро,- продолжает Пеллегрини,- есть телефонная книга...
Я смотрю на него. Я так увяз в своих неприятностях, что даже не подумал
об этом простом и в то же время безотказном способе.
- Хорошо! Пошли...
