- Да.
- Скажите, а давно она поселилась здесь?
- Несколько месяцев назад.
- Она жила одна?
- Сначала да... Ее часто навещал друг.
- Парьо?
- Я не знаю, как его звать... Мадемуазель гордая и не очень с нами
разговаривает.
- Чем она здесь занималась?
- Да ничем... Гуляла... ждала его...
- А потом?
Усатый явно хотел бы сейчас оказаться рядом со своими коровами.
- Потом... На прошлой неделе сюда приехал молодой человек... Он был
какой-то странный. Можно было подумать, что между мадемуазель и ее другом
все кончено, но нет, они хорошо ладили втроем...
Молодой человек был какой-то странный!
- Этот молодой человек был блондином и красился, да?
- Точно. Вы его знаете?
- Более-менее...
"Джо",- размышляю я, думая о лежащей в моем кармане золотой зажигалке.
"Ж" - первая буква имени Жорж, наиболее распространенным уменьшительным от
которого является Джо.
За каким это хреном сюда приезжал педик? Решительно, в этой истории не
выходишь из четырех углов... Сколько бы я ни продвигался, сколько бы ни
перемещался, а все время натыкаюсь на одного из моих персонажей!
- А доктор сюда приезжал?- спрашиваю. Усатый качает головой.
- Нет, уже давно...
- А вы не видели здесь в последнее время такого маленького седого
старичка?
- Нет.
Молчание. Он переминается с ноги на ногу. Он бы хотел отчалить, но не
решается... Никак не может найти идеальную формулу для прощания.
Я не собираюсь облегчать ему задачу. Я изо всех сил обдумываю то, что он
мне только что сказал. Как бы то ни было, мое расследование продвинулось
вперед: я теперь могу со всей уверенностью сказать, что это малышка Изабель
каталась прошлой ночью на машине Парьо. Она приезжала сюда сжечь
компрометирующие бумаги... Отсюда всего один шаг до вывода, что она
действовала так, потому что знала, что Парьо мертв, поскольку помогла ему
сыграть в ящик.
- Значит, дым шел сильный?- спрашиваю я.
- Очень,- уверяет сельский труженик.
- И... долго?
- Очень долго... Я даже спросил себя, чего она наложила в печку.
- Как ваша фамилия? Тип каменеет.
- Я не сделал ничего плохого,- тихо протестует он.
- Напротив,- уверяю я,- вы действовали как честный гражданин, и я хочу
узнать вашу фамилию, чтобы отметить это...
- Бланшон,- с сожалением говорит он.
Я протягиваю ему руку. Он с опаской смотрит на нее, как будто боится, что
я прячу в ладони змею. Наконец он роняет свою десницу в мою.
Когда он выходит из калитки, я возвращаюсь в дом. Осматриваю систему
отопления, чтобы понять, как же малютка Изабель могла спалить свои бумаги.
Кроме общей для всего дома системы парового отопления, в комнатах есть
камины. Нет нужды напрягать глаза, чтобы понять, что они не работали с
незапамятных времен.
Остается топка. Крупновато для сжигания бумаг.
Хотя...
Спускаюсь в погреб. По мере углубления в подземное помещение меня хватает
за горло тяжелый противный запах.
Топка стоит посреди маленького зацементированного помещения. По обеим
сторонам двери я замечаю жирные следы. Можно подумать, здесь жгли сало...
Запах горелого жира вызывает у меня тошноту.
Открываю дверцу топки. Куча теплого пепла. Я ворошу ее длинной кочергой.
Пепел жутко воняет.
Преодолевая отвращение, я беру совок и высыпаю кучку пепла на пол. Через
минуту я отступаю в глубину комнаты, опираюсь рукой на выбеленную известью
стену и, как порядочный, начинаю блевать.
Наконец я возвращаюсь к пеплу, раскладываю на полу мой платок и, взяв
кусок челюсти, от которого меня вывернуло, кладу его на кусочек ткани.
Связав платок в узел, я заворачиваю его в лист газеты.
С маленьким свертком под мышкой я покидаю очаровательный домик.
На этот раз с так называемыми естественными смертями покончено!
Это ведь действительно редкий случай, чтобы мужчина (или женщина) кончал
жизнь самоубийством, ложась в горящую топку котла парового отопления.
Какому из моих пяти персонажей принадлежит кусок челюсти, лежащий в моем
кармане?
Итак, действую методом исключения. Это не Бальмен, потому что он лежит в
морге; и не Парьо, которого я видел сегодня утром; и не врач - с ним я
разговаривал несколько часов назад. Тогда кто? Джо? Изабель?
Какое дело! Черт возьми! Какое дело!
Глава 11
Я до сих пор так и не видел нежную Изабель, не знаю, где она находится, и
боюсь, что придется лететь в Чикаго, так и не познакомившись с ней, если это
вообще возможно и если это не ее челюсть лежит в моем кармане.
Первая моя забота по возвращении в Париж - поспешить в дом сто двадцать
на бульваре Курсель повидать Джо, если его еще можно повидать, а то имеется
очень большая вероятность, что он сыграл в ящик (точнее, в топку).
Толстая консьержка стоит перед дверью своей комнаты, опираясь на ручку
швабры, которая никогда не служила ей ничем иным, кроме как подпоркой.
Она смотрит на меня умиляющим коровьим взглядом.
- Ну, мамаша,- говорю я ей,- вижу, вы сегодня в форме.
- Гм!- отвечает она. Переводите, как хотите.
- Джо наверху?
- Да...
Мое сердце слегка сжимается. Значит, Я никогда не познакомлюсь с Изабель.
- Спорю, эту ночь он провел не дома. Толстая коровища качает башкой.
- Неправда,- говорит она.- Он больше никуда не выходит... Я сама хожу ему
за покупками...
- Вы абсолютно уверены, что он никуда не выходил этой ночью?
- Абсолютно... У меня бессонница... Дверь никто не открывал...
Я морщусь.
Кажется, мне придется расширять семейный круг. Если Джо не выходил ночью,
кто же тогда сжег Изабель? Ее папочка? Надо будет проверить распорядок дня
эскулапа.
- Ладно,- говорю,- пойду поздороваюсь с голубеньким...
- Эй!- окликает меня консьержка. Я оборачиваюсь.
- У меня есть почта...
- Ах да! Я и забыл...
Она заходит в свою каморку и возвращается с желтым конвертом и открыткой.
Желтый конверт пришел из банка... Открываю его. В нем лежит вторая часть
чека на десять миллионов триста десять тысяч франков, выписанного на имя
владельца счета, то есть Людовика Бальмена. Приложенная карточка дает новое
состояние счета: сто двадцать франков.
Странно! Это похоже скорее на закрытие счета, чем на оплату покупки.
Почтовая открытка изображает гуссанвильскую церковь, на обороте несколько
слов:
Время тянется ужасно медленно. Действуй быстрее.
Твой Джо.
Она отправлена в пятницу.
Значит, в пятницу Джо еще был во владении доктора.
Толстая консьержка, должно быть, прочла послание, потому что даже глазом
не моргает.
- На прошлой неделе Джо уезжал?- спрашиваю я.
- Его не было пару недель.
- Когда он вернулся?
- В субботу, после обеда...
"После смерти Бальмена",- думаю я.
Я сую почту покойного в карман и поднимаюсь по лестнице.
Почему это "действуй быстрее"? Как будто возвращение парня зависело от
решения или действия Бальмена...
Открытка была отправлена в пятницу. Она должна была прибыть по назначению
в субботу утром, то есть до того, как Бальмен пошел снимать бабки со своего
счета. Только задержка на почте...
Вот я и перед дверью.
Звонок условным сигналом.
Джо, дитя любви, открывает дверь, покачивая бедрами. Как она накрашена,
милашка! Не удержалась... На ней те же фиолетовые брюки и желтый платок...
- О! Здравствуйте, дорогой господин комиссар. Каким добрым ветром?
Я слегка похлопываю его по щеке.
- Я проходил мимо,- говорю,- и не смог не зайти. Захотелось повидать
тебя.
- Вы очень любезны. Проходите. Я захожу в квартиру.
На этот раз я выбираю диван, чьи ножки внушают мне больше доверия.
- Джо,- сразу перехожу я к делу,- ты знаком с Изабель Бужон?
Взмах ресниц, доля секунды колебания.
- Разумеется,- оживленно отвечает он.- Я даже провел недавно несколько
дней в ее доме.
- В Гуссанвиле? Он вздрагивает.
- Вы знаете?
- Разве не долг полицейского знать все?- И я добавляю:- Почему ты поехал
к ней? Она твоя подруга?
- Она подружка Парьо... Они часто ходили к нам в гости... Недавно у меня
был небольшой бронхит, и, чтобы поправиться, я решил съездить в деревню...
-А! Понятно...
Я ищу мои сигареты, и пальцы натыкаются на пачку турецких.
Предлагаю одну педику.
- Нет, спасибо,- отвечает он.- Я не курю. Не настаивая, я кладу пачку на
место, достаю сигарету для себя и прикуриваю от золотой зажигалки, но парень
никак не реагирует. Я кладу зажигалку на подлокотник дивана. Джо рассеянно
смотрит на нее.
- Хорошо повеселились?
- Там? Нет... Я ненавижу деревню.
- Общества Изабель тебе было достаточно? Он пожимает плечами.
- Что вы воображаете, комиссар? Я серьезный человек, и потом, женщины
меня... Я смеюсь.
- Ну конечно...
Встаю и шагаю по гостиной, машинально считая ромбы на персидском ковре.
- Скажи мне, Джо... Ты знаешь, что Парьо умер? Он вскакивает весь белый.
- Что вы сказали?
- Что Парьо умер... Отравился газом. Или его отравили, но результат-то от
этого не меняется.
- Не может быть!
Он кажется таким же изумленным, как доктор Бужон утром.
- Увы, может!.. Это я нашел его, когда пришел кое о чем спросить.
- Умер!- повторяет Джо.
- Да. Ты выходил из дому этой ночью?
- Я? Нет, после возвращения из Гуссанвиля в субботу я не сую нос на
улицу.
- Болеешь?
- Погано на душе... Тоска... Деревня вымотала мне нервы... Бедняжка!
- Ты знаешь, где сейчас Изабель?
- Но... Она должна быть у Парьо, раз он умер... Разве только она ничего
не знает... Надо позвонить ей в Гуссанвиль!
- Ее там нет.
- Вы так думаете?
- Я только что оттуда... Он смотрит на меня.
- Вы оттуда?
- Прямиком! Если так можно выразиться, потому что на дороге очень много
поворотов.
- Может, она у своего отца?
- Тоже нет. Они поругались.
- Да, знаю... Но я думал, что...
- Что если Парьо отдал концы, возможно примирение?
- Да.
- Ты в курсе того, что до войны Парьо сел за попытку шантажа твоего
старика?
- Смутно...
- В чем там было дело?
- Да так, ерунда, кажется...
- Человека не сажают на три месяца в тюрьму из-за ерунды... Разве что
ерунда очень серьезна, сечешь?
- Бальмен мне рассказывал об этом... Речь шла о его нравах... Парьо
хотел, чтобы он уступил ему дорогую картину или редкое украшение... Бальмен
не соглашался... Тот пригрозил дискредитировать его в глазах одной богатой и
немного чокнутой клиентки - американки... И сделал это... Жалобу подала
американка... Короче, все запуталось, и Бальмен был огорчен больше всех. Они
очень скоро помирились и с тех пор оставались друзьями.
- Вот, оказывается, как рождается большая дружба!- смеюсь я.
Между нами устанавливается тяжелое молчание.
- Мне кажется, нам нужно очень многое сказать друг другу,- произношу я
наконец.- В один из ближайших дней я вызову тебя в полицию.
И направляюсь к двери.
- Комиссар,- говорит Джо своим тонким женским голоском,- вы забыли вашу
зажигалку.
Я смотрю на него. Он кажется совершенно искренним. Вывод: зажигалка не
его. Ничего удивительного, раз он не курит.
Я кладу ее в карман.
- До скорого, Джо!
- До скорого, господин комиссар. Чтобы оставить последнее слово за собой,
я добавляю:
- До очень скорого!
Выйдя из дома, я направляюсь к площади Терн, захожу в бистро, заказываю
двойной чинзано и два жетона для телефона. Проглотив стакан, я бегу засунуть
жетоны в прорезь аппарата для трепа.
Сначала звоню инспектору Шардону.
- Привет, комиссар,- говорит он мне. В кои-то веки рот у него не набит
орехами.
-Слушай, парень,-говорю я ему,-сообщаю тебе, что дело Бальмена, которое
ты считал таким простым, вовсе не является таковым и вовсю продолжается.
- Не может быть!
- Может... Все-таки досадно, что я делаю твою работу... Если бы мне было
