- Но ведь у вас должны сохраняться карточки,- говорю.- По крайней мере
листки, на которых вы записываете заказанные номера и время заказа.
- Это верно.
- Где ваши субботние карточки?
- Надо обратиться к господину директору.
- А где он?
И я иду стучать в маленькую стеклянную дверь, на которую мне указывает
эта доска.
- Входите!
Меня встречает симпатичный малый. Я представляюсь и излагаю свою просьбу.
- Это просто,- говорит он, открывая картотеку.
Он протягивает мне стопку карточек. Я отбираю те, что за субботу, а среди
них те, на которых записаны звонки, сделанные между одиннадцатью и полуднем.
Мой взгляд быстро пробегает по странице.
Вдруг я вздрагиваю.
Гуссанвиль, четырнадцать. Одиннадцать часов пятьдесят минут.
Гуссанвиль! Место, где обретается докторская дочка... Ну конечно, Парьо
звонил своей милашке!
- Четырнадцать - это номер телефона, да?- спрашиваю я директора.
- Да...
- Могут ваши службы установить имя владельца телефона с номером
четырнадцать в Гуссанвиле?
- О, запросто!
Я угощаю его сигаретой, пока одна из служащих занимается поисками. Едва
мы успеваем прикурить, как я получаю подтверждение: телефон с номером
четырнадцать установлен в доме, принадлежащем доктору Бужону.
При нынешнем положении вещей, как любит выражаться босс, поездка в
Гуссанвиль становится просто необходимой. Однако перед отъездом мне нужно
уладить кучу мелких дел.
Прежде всего мне надо пожевать, потому что желудок у меня завывает от
голода, потом я хочу услышать заключение судмедэксперта.
Я останавливаюсь перед итальянским рестораном и заказываю спагетти и
эскалоп с шалфеем.
Еда - это залог успеха. Тот, кто умеет есть, умеет жить, а тот, кто умеет
жить, всегда обставит тех, кто сидит на минеральной водичке и морковке.
Проглотив плотный обед, я звоню врачу, чтобы спросить, что показало
вскрытие.
-Я его только что закончил,- говорит он.- Ваши предположения не
подтвердились. Этот человек не проглотил никакого снотворного и умер от
отравления газом... Смерть наступила около десяти часов вечера.
- Ладно, спасибо.
Я вешаю трубку на рычаг, думая, что вечером машиной пользовался не
Парьо... Тогда кто? Малышка Изабель?
Мне все больше и больше хочется с ней познакомиться. Звоню в картотеку.
- Орлан?
- Да.
- Как поживаешь, крысиная задница?
- Это вы, комиссар?
- А то! Можешь посмотреть, есть ли в твоих ящиках что-нибудь на фамилию
Парьо?
- Могу. Вы подождете?
- Да, но пошевеливай задницей!
Я начинаю насвистывать, говоря себе, что на предмет наличия мозгов между
мной и табуреткой нет практически никакой разницы... Это ж каким придурком
надо быть, чтобы портить себе кровь из-за дела, которое тебя не касается,
хотя через несколько часов вылетаешь в США?
И все это за просто так! Я трачу свое время, а в некоторой степени и
деньги, хотя мог бы находиться в объятиях смазливой куколки и учить ее
влажному поцелую.
- Алло!
Я удивленно повторяю "алло!", потому что за размышлениями совсем забыл
про Орлана.
- Слушаю!
- У нас кое-что есть на Парьо...
- Давай, херувимчик...
- Парьо Жан-Огюст, осужден в тридцать шестом году на три месяца тюрьмы за
попытку шантажа...
- Однако! И кого же шантажировал этот субчик?
- Некоего Бальмена, антиквара, проживающего на бульваре Курсель...
Ну, ребята, это уже полный улет! Есть от чего разрезать себя на кусочки и
упаковать в фольгу.
Парьо, ближайший друг Бальмена, был осужден за попытку шантажа вследствие
заявления последнего!
Надо иметь черепок из дюраля, чтобы он выдерживал все эти удары.
Попытка шантажа!
И несмотря на это, они более пятнадцати лет поддерживали тесные дружеские
отношения!
Шантаж...
Чтобы кого-то шантажировать, надо, с одной стороны, не иметь совести... а
с другой - знать о ком-то нечто такое, что не подлежит огласке...
Я впервые слышу, чтобы потерпевший и осужденный остались добрыми
друзьями, особенно в таком преступлении!
Хорошо, что я звоню из бистро... Чтобы вернуться к стойке, нужно совсем
мало времени.
- Гарсон! Рому!
Он вытаскивает стакан размером не больше молочного зуба.
- Я же не просил у вас наперсток...
- Вам угодно большой стакан?- насмехается этот разливальщик спиртного.
- Нет... Кастрюлю!
Насупившись, он наливает мне порцию "негрита".
Я ее проглатываю.
- Еще одну! Я против одиночества...
Я гоню по Западной автостраде в направлении Руана - столицы Нормандии.
В голове я перебираю пять персонажей истории, вроде как раскладываю
полицейский пасьянс.
Один угол моего котелка занимает Бальмен, маленький аккуратный старичок с
больным сердцем - загадочная личность... В другом - его доктор со
всклокоченными волосами и верным боксером. В третьем - Парьо,
уравновешенный, хорошо владеющий собой человек, умерший от отравления газом,
как жалкий лопух из мелких рантье... В четвертый я помещаю Джо Педика.
А посередине персонаж, которого я еще не знаю,- Изабель...
Да, все пятеро на первый взгляд кажутся совершенно нормальными, но на
второй замечаешь, что в каждом есть какая-то тайна...
Глава 10
Взглянув на домушку доктора Бужона, я говорю себе две вещи: первая, что
она богато выглядит; вторая, что пуста...
Все двери, ставни, отдушины наглухо закрыты...
Владение находится в стороне от дороги. Дом стоит посреди большого сада,
который тип с претензиями мог бы назвать парком, не вызывая у вас протестов.
Я подзываю мальчонку, пытающегося прокатиться на отцовском велосипеде,
сидя на раме.
- Скажи, малыш, тут кто-нибудь есть?
- Нет, месье,- отвечает он.- Мадемуазель уехала вчера утром.
- На машине?
- Да, на машине.
- На своей?
- У мадемуазель Бужон нет своей машины... Она была с другом...
- Друг одет в кожаное пальто?
- Ага, точно.
- Хорошо.
Он смотрит на меня с интересом, как поезд на пасущуюся корову.
- Па говорил ма, что они приезжали этой ночью,- продолжает пацан.- Он
слышал машину. А утром, еще до рассвета, они снова уехали.
Я навостряю уши.
- Что ты говоришь?
- Они вернулись и снова уехали,- уверяет мальчик. Мой портативный чертик
начинает гнусавить мне в ухо:
"Ну что, доволен? Машина Парьо разъезжала этой ночью, а он тем временем
помирал в своей постели..."
- Твой отец ничего не видел?
- Нет, но слышал...
- А может быть, это была другая машина?
- Нет, та самая. Это немецкая машина. Она шумит громче других...
"Куй железо, пока горячо!" - советует мне мерзавец чертенок.
Я даю мальцу пятьдесят франков.
- Ты молодец,- говорю я ему.- Беги купи себе конфет и заработай
несварение желудка.
Делая это, я хочу не только отблагодарить его, но и удалить, потому что
мне не нужны свидетели того, что я собираюсь делать.
Как только старый велосипед скрывается за углом изгороди, я начинаю
заниматься замком. Открыть его - детская игра.
Открыв калитку, я иду по выложенной плитками дорожке, ведущей к дому.
Крыльцо выглядит величественно, на мой вкус, даже слишком. На нем
неудобно стоять, потому что ты всем виден, как статуя на постаменте.
Эта дверь более упряма, чем первая. Мне приходится повозиться с замочной
скважиной, прежде чем убедить ее, что я такой мужчина, перед которым не
могут устоять ни женщины, ни двери.
Вхожу... Дом пуст.
Он обставлен приятно и с большим вкусом.
Я осматриваю все комнаты, не имея конкретной идеи, просто затем, чтобы
проделанный путь не оказался напрасным.
Мне кажется, аккуратность - это доминирующая добродетель Изабель.
Мебель на своих местах, ковры вычищены, на гладких поверхностях никаких
следов пыли.
Она хорошая хозяйка, на которой был бы рад жениться каждый, при условии,
что этот каждый имеет буржуазные вкусы.
В холодильнике на кухне я нахожу неначатую бутылку молока, остатки
холодного мяса, яйца.
Это говорит о внезапном отъезде.
Возможно, субботний звонок Парьо и вызвал малышку в Париж... Он ей
сказал, что заедет завтра, чтобы...
Я выдаю неприличное ругательство.
Неужели малышка Изабель обладает даром раздваиваться? Как она могла быть
одновременно здесь и в Париже? Ведь соседка Парьо, его консьержка и владелец
ресторана утверждают, что она навещала любовника каждый день.
Из этого следует заключить...
Нет, ничего не надо заключать. Еще слишком рано...
Поднимаюсь на второй этаж. Ряд комнат. Нахожу спальню девицы. Класс:
туалетный столик, заставленный флакончиками, а гардероб забит платьями.
На туалетном столике я замечаю пачку турецких сигарет. Рядом с ней
золотая зажигалка с заглавной буквой "Ж".
"Ж" никогда не было начальной буквой имен Изабель, Этьен (как зовут
доктора) или их фамилии - Бужон. Поэтому, сказав себе, что зажигалка
принадлежит третьему лицу, я кладу ее в карман. Заодно я кладу туда же и
пачку турецких сигарет.
Я дошел в моих поисках до этого момента, когда раздается стук в дверь.
Подхожу к окну и вижу на крыльце высокого типа с рыжими усами, с кепкой на
голове и охотничьим ружьем в руках.
- Что вы хотите?- спрашиваю я.
Он поднимает голову. У этого парня не слишком любезный вид. Глаза
сердитые, недобрая складка рта.
- Вы кто такой?- грубо спрашивает он.
- Хороший парень,- уверяю я. Кажется, он не расположен шутить.
- Как вы сюда вошли?
- Через дверь. Пока что не изобретено ничего более простого, чтобы
входить в дом. У архитекторов бедное воображение...
- Не надо принимать меня за идиота!- заявляет он, и его усы топорщатся.
- А кто вам сказал, дорогой месье, что я принимаю вас за идиота?
- Я вас никогда раньше не видел...
- Я вас тоже...
- Вы, часом, не вор?
- Вы когда-нибудь видели воров, которые являются среди бела дня и
оставляют свою машину посреди дороги?
- В газетах писали,- упрямится он.
- Подождите, я сейчас спущусь. Он стоит в вестибюле с ружьем наизготовку.
Я показываю ему мое удостоверение, потому что этот козел может запросто
подстрелить меня, как куропатку. Он читает документ по слогам.
- Вы из полиции?- спрашивает он.
- Там что, неясно написано?
По его физиономии я понимаю, что он предпочел бы иметь дело с жуликом.
- Прошу прощения,- бормочет он, закидывая ружье на плечо.- Когда сын мне
сказал, что какой-то странного вида тип...
Он замолкает, поняв, что ляпнул не то, что нужно.
- Короче, я решил, что надо проверить... В газетах столько всего пишут...
- А!- говорю я, сильно заинтересовавшись.- Так это вы слышали сегодня
ночью машину? Он насупливается.
- Значит, мой пацан вам сказал? Я понимаю, что скоро "его пацану" крепко
достанется.
- Да... В котором часу вы слышали машину?
- Около полуночи. Луна была как раз над колокольней...
- Вы не встали?
- А зачем? Он сама логика.
- Не знаю. Вам могло захотеться посмотреть, действительно ли приехали
владельцы?
- О! Это была мадемуазель. Я узнал шум мотора.
- Старая немецкая машина, знаю... И она уехала утром.
- Как раз перед рассветом Я еще сказал себе, что доктор собирается
продавать дом и его дочь приезжала сжечь кучу старых бумаг...
- Как кучу старых бумаг?
- Она развела огонь... С кровати мне видно через окно их крышу... Из
трубы валил дым, как на заводе...
- Да?
Он жалеет, что проболтался, и прикусывает губу.
- Вы что, не спите по ночам?- спрашиваю я.
- Я вам объясню... Одна из моих коров должна телиться, потому у меня
легкий сон... Шум машины меня разбудил, а заснуть потом снова было трудно.
Перед моими глазами все упрямство Земли.
- Значит, мадемуазель вернулась и развела огонь?
