наследство немало денег на сберкнижке. Они с Прусем решили пожениться,
когда Василь Корнеевич уйдет из заготконторы, продать дом в Желехове,
чтобы быть подальше от острых глаз обэхаэсовцев. А пока что отделать
гнездышко на Тополиной.
Гнездышко и правда поражало комфортом: ванная, выложенная чешской
плиткой, немецкие торшеры и люстры, венгерская спальня-люкс полированного
дерева, большой румынский сервант, кресла и рояль в гостиной. И всюду
ковры. Василь Корнеевич любил ковры и скупал их, не жалея денег, -
китайские, персидские, бухарские и бог знает какие. Один из них закрывал
весь пол в его кабинете.
Да, Василь Корнеевич Прусь - узкий специалист соковыжимательного
дела, почти ничего не читавший, кроме накладных, договоров и разных
приказов по заготконторе, имел персональный кабинет, всю стену которого
занимали стеллажи с подписными изданиями. Энциклопедия и Жан-Жак Руссо,
Шекспир и Новиков-Прибой.
Как-то Василь Корнеевич подержал в руках Вольтера, пытаясь прочитать
страничку, но, ничего не поняв, снова поставил за зеркальное стекло. Зато
у них как у людей. За такими изданиями очередь. А он может позволить себе
роскошь заплатить в несколько раз дороже и не толкаться у магазина. Пускай
стоят, места не жалко. Однажды Василя Корнеевича пригласили на семейную
вечеринку к начальнику заготконторы. У начальника тоже всю стену занимали
стеллажи. Особенно понравилось Прусю объявление, выполненное печатным
способом, предупреждавшее довольно категорично:
Не шарь по полкам жадным взглядом,
Ты не получишь книги на дом.
Лишь безнадежный идиот
Знакомым книги раздает!
Прусь украдкой переписал текст. И теперь это объявление охраняло его
библиотеку на Тополиной от жадных на чужое гостей, хотя их в этом доме
почти не бывало: Прусь не афишировал свои отношения с Полиной, запрещал и
ей приглашать знакомых... Иногда забегали только соседки, которых
принимали в коридоре, или самые близкие Полинины приятельницы, перед
которыми она не могла не похвастаться своим достатком.
Полина Герасимовна встретила работников инвентарного бюро сначала не
то что враждебно - настороженно. Но они заверили, что их визит - чистейшая
формальность, и хозяйка даже предложила гостям коньяку. Они категорически
отказались, да и Полина, в конце концов, сообразила, что ее щедрость ни к
чему. У нее все в порядке, документы законные и зарегистрированные -
осматривайте и катитесь ко всем чертям...
А работники инвентарного бюро были действительно дотошные: один даже
попросил разрешения спуститься в подвал; второй в это время уточнял, не
делала ли хозяйка пристроек к дому, не ремонтировала ли сарай...
Они закончили работу быстро - за полчаса - и начали уже прощаться,
когда вспомнили, что хозяйка должна подписать какой-то документ. Один из
них вынул из папки несколько бумаг, дал Полине подержать папку, быстро
нашел нужную и предложил расписаться. А через час он докладывал Козюренко,
что отпечатки пальцев на стакане с недопитым портвейном совпали с
отпечатками, оставленными Полиной Сухановой на папке работников
инвентарного бюро, и что в подвале дома на Тополиной улице устроен тайник,
аналогичный хранилищу в доме убитого. Правда, Суханова, вероятно, не знает
о его существовании: когда один из оперативников попросил разрешения
осмотреть подвал, она восприняла это спокойно, не возражала против того,
чтобы он спустился сам, и во время его отсутствия не проявляла ни малейших
признаков волнения.
Козюренко приказал Владову: - Будем делать обыск. Возьмите у
прокурора постановление и вызовите оперативную машину.
Полина Герасимовна, увидев постановление на обыск и понятых,
разволновалась. Начала требовать объяснений, но Козюренко ответил:
- Сейчас все узнаете.
Обыск начали с подвала. Осторожно раскрыли тайник, - далее опытные
работники милиции ахнули, увидев пачки денег в больших купюрах, облигации
трехпроцентного займа, несколько сберкнижек на предъявителя и бриллианты в
обыкновенной спичечной коробке.
Когда положили все это перед понятыми, Полина отшатнулась. Щеки у нее
покрылись пятнами.
- Боже мой! - воскликнула она. - И все это лежало так близко!
Козюренко все время следил за ней. Теперь он был почти уверен, что
Суханова не знала о тайнике. Быстро осмотрел найденное.
Внимание его привлекла бумажка, исписанная неровным почерком.
- Ваша расписка? - показал Сухановой.
- Да... - сказала она растерянно. - Дайте взглянуть.
Козюренко положил бумажку обратно.
- Пока тут разберутся и подсчитают, - похлопал ладонью по деньгам и
облигациям, - пройдемте в соседнюю комнату.
Суханова молча пошла за ним. Была поражена тем, что такое богатство
находилось рядом, а она не знала. Прусь не очень баловал ее. Для дома
всегда был щедр, да и ей покупал наряды - две шубы, костюмы, платья,
обувь... Но денег давал мало. Иногда сотню в месяц, иногда меньше. А
тут... Столько денег! И расписка... Нашла бы расписку - и дом стал бы ее
собственностью.
Козюренко устроился напротив Сухановой в удобном кожаном кресле.
Улыбаясь, спросил:
- Чьи это деньги? Василя Корнеевича Пруся? Ведь не станете отрицать,
что знаете его?
- Конечно, я знаю Василя Корнеевича, - ответила Суханова, не
колеблясь.
Она как бы подчеркнула слова "я знаю". Козюренко с любопытством
взглянул на нее.
- И как вы знаете его?
Полина смутилась. Опустила ресницы и беспомощно улыбнулась, потом
посмотрела, как и раньше, настороженно. - Мы с ним друзья, - покраснела. -
Он нравится мне.
- Вы хотите сказать, что находитесь с Василем Корнеевичем Прусем в
близких отношениях?
- Да.
- Когда он бывал здесь? Или вы встречались в других местах?
- Нет. Как правило, он приезжает ко мне. В последний раз был
четырнадцатого или пятнадцатого мая. Простите, когда у нас было
воскресенье? Значит, пятнадцатого.
- И после этого вы не виделись?
Полина покачала головой.
- Ну что ж, - предупредил Козюренко, - я посоветовал бы вам быть
откровеннее. Мы можем доказать, что вы недавно ездили в Желехов.
Суханова обиделась:
- Я уже и забыла, когда была там.
- Тогда придется задержать вас.
Полина беспомощно кивнула головой.
Обыск продолжался до позднего вечера. "Портрета" Эль Греко в доме
Сухановой не нашли.
Оставив здесь двух оперативников, Козюренко вернулся в управление.
Суханову отвезли в камеру предварительного заключения.
Ночью Козюренко разбудил телефонный звонок: старший лейтенант Владов
доложил, что несколько минут назад на Тополиную к Сухановой зашел мужчина,
назвавшийся водителем троллейбуса Вадимом Леонтьевичем Григоруком. Он
задержан.
- Ну-ну, - пробормотал в трубку Козюренко. - В девять его и Суханову
ко мне. И вот что, дружище... Если это вас не очень затруднит, попросите,
чтобы кто-то проверил с утра в диспетчерских, не заказывали ли
восемнадцатого мая такси на Желехов. И пусть поинтересуются в таксопарках
- кто восемнадцатого днем возил туда пассажиров.
Сначала Козюренко начал допрашивать Полину. Суханова, как и вчера,
отрицала, что недавно была в Желехове. Следователь перебил:
- Я знаю даже, какой марки портвейн вы пили восемнадцатого в мансарде
Василя Корнеевича. Вы оставили на стакане отпечатки пальцев. Надеюсь,
знаете, что это доказательство считается бесспорным?
Суханова опустила голову и какое-то время молчала.
- Мы условились с Василем, что я никому не скажу об этом свидании. Он
вообще запретил мне бывать в Желехове.
Козюренко отметил, что Суханова ни разу не ошиблась: говорила о
Прусе, как о живом.
- Зачем вы ездили в Желехов? У вас были какие-нибудь веские причины?
- Просто скучала по Василю.
- На чем ехали?
- На автобусе.
- Одна?
- Да.
- А может, с Вадимом Григоруком?
Суханова резко повернулась на стуле. Спросила с вызовом:
- А какое это имеет значение?
- Имеет. И большое. - Козюренко постучал пальцем по столу. -
Следовательно, вы утверждаете, что были с Прусем одни?
- Нет... Собственно, да... - Полина зябко съежилась. - Меня возил
Вадим Григорук.
- Он заходил в дом?
- Ждал меня внизу.
- Когда вы ушли от Пруся?
- Точно не помню. Кажется, в половине одиннадцатого.
- Для чего брали с собой Григорука?
- Я люблю его! - Это признание будто придало Полине сил. - Я люблю
его, поэтому и ездила. Я хотела уговорить Пруся, чтобы он не преследовал
нас. Однажды он вынудил меня написать расписку на пятнадцать тысяч рублей.
Дом стоит больше, и я согласилась. Тогда у меня не было Вадима... Кто
знал, что так случится?
- Что случится? - быстро спросил Козюренко.
- Что вы арестуете Пруся. Он говорил, что уже в этом году оставит
работу и женится на мне. А потом я встретила Вадима. Василь Корнеевич
просил меня оставить Вадима, потом начал угрожать.
- Так вы не знали о тайнике в подвале вашего дома? - Этот вопрос
Козюренко поставил совсем формально: Суханова, конечно, так тщательно не
хранила бы собственную расписку на пятнадцать тысяч.
- Разумеется, не знала.
- И вы поддались на уговоры Пруся и решили не разлучаться с ним?
- Он же сказал, что вскоре будет иметь много денег - хватит на всю
жизнь. И тогда он женится на мне. Я люблю Вадима. А он живет в общежитии.
- Следовательно, если бы Прусь подарим вам дом на Тополиной, вы бы
вышли замуж за Григорука?
- Мы даже хотели выплачивать Прусю мой долг.
Козюренко улыбнулся.
- Лет пятнадцать?.. Не так глуп Прусь!
- Я тоже могла доставить ему неприятности! - зло бросила Суханова.
- Значит, Прусь понимал это и потому не пошел на конфликт?
- Он любит меня, - возразила Суханова.
- Любил?
Суханова выдержала пристальный взгляд Козюренко.
- Думаю, и будет любить! - ответила уверенно. - Но теперь, когда все
выяснено, почему меня держат здесь? Не обвиняют же меня в том, что я
сознательно прятала в своем доме чужие деньги? - она сделала ударение на
слове "своем", и Козюренко снова невольно улыбнулся.
- Построенном на чужие деньги, - уточнил он.
- Ну что вы! Иногда я просто занимала у Пруся. В конце концов, я
верну долг.
- Кому?
- Прусю.
- Девятнадцатого мая утром, - сказал Козюренко ровным голосом, -
Пруся нашли с раздробленным черепом в кухне его дома в Желехове.
Последними были у него вы и Григорук. На вас, гражданка Суханова, падает
подозрение в убийстве. Мы устроим вам очную ставку с Григоруком. Хочу еще
раз напомнить: чистосердечное раскаяние смягчит вашу вину.
Суханова сидела, обхватив голову руками, и полными ужаса глазами
смотрела на Козюренко. Внезапно слезы потекли по ее щекам, оставляя две
мокрые полоски.
- Мы не убивали... - еле слышно прошептала она. - Нет, не убивали! -
Руки ее упали на колени, и она всхлипнула.
Но Козюренко невозможно было тронуть слезами. Он видел и лучше
разыгранные сцены, привык верить только фактам и логике фактов, а слезы,
истерики давно уже не действовали на него. Правда, было одно
обстоятельство, противоречащее логике: добровольное признание Сухановой в
том, что она полюбила Григорука и поэтому ездила к Прусю. Эта сметливая и
практичная женщина не могла не понимать, что ее признание против них, если
бы они с Григоруком действительно убили Пруся. Но, может, была уверена,
что они не оставили следов, и поэтому не успела придумать лучшую версию.
