было известно, что он знал Пруся и встречался с ним. Если бы промолчал -
выдал бы себя... Но каноник не дал нам ни одного козыря. Однако у меня
появились основания привезти его в управление милиции и допросить. Правда,
тогда я еще не знал о его телефонном разговоре с Прусем, но все же
подозрение меня не оставляло. И я решил поймать каноника. Попасться в
западню мог только человек, знавший, что у Пруся, кроме "Портрета" Эль
Греко, были еще картины Ренуара, Ван-Гога и Сезанна. Человек, убивший
Пруся, искал эти полотна и не нашел... Я подумал: если каноник узнает, что
Прусь построил в городе еще один дом, то попытается проникнуть туда. Его
привлекут не найденные еще картины. Он решил, что Прусь держал в Желехове
только Эль Греко, а другие полотна предусмотрительно спрятал в тайнике на
Тополиной. И вот во время допроса каноника в городском управлении милиции
тот самый недалекий автоинспектор разбалтывает, что у Пруся был особняк на
Тополиной и что его любовница решила сдать кому-нибудь полдома..
После этого каноника отпускают. Правда, следователь еще едет с ним на
Парковую, чтобы допросить свидетелей. А меня все еще беспокоит вопрос:
если каноник воспользовался пожарной лестницей, то как же он попал
обратно?
Помните, на первом этаже там магазин и рядом куча ящиков? Я прикинул:
если сложить ящики друг на друга, даже человек небольшого роста сможет
взобраться на лестницу...
- Но ведь под ней останется пирамида из тары, - возразил Владов.
- Резонно, - кивнул Козюренко. - Но можно взять длинную палку и уже с
лестницы разбросать ящики. А потом забросить палку в кусты. Кстати, в тот
вечер я и нашел ее там...
- И все же отпустили каноника! - вырвалось у Владова.
- Ну, дорогой, палка - еще не доказательство преступления! Ребятишки
могли набросать в кусты чего угодно. Для чего я и отдал палку на
экспертизу. Отпечатки пальцев на ней не обнаружены. Итак, мы отпустили
каноника и стали ждать, не заинтересуется ли он домом на Тополиной. Но он,
как оказалось, был умнее и осторожнее: сперва прислал нам анонимку, чтобы
милиция схватила преступника и окончательно успокоилась. Отец Юлиан после
убийства Пруся сам закопал топор в малине Якубовского, и думаю, что буквы
на анонимке наклеены этим клеем, - он показал глазами на письменный стол,
где стояла бутылочка. - А может, и нет. Скорее всего, нет. Не оставил же
на анонимке отпечатков пальцев, вероятно, и клеем пользовался другим... Мы
арестовали Якубовского, собственно, не могли не арестовать: ведь топор -
прямая улика. Отец Юлиан узнал об этом. Как - пока что еще не знаю. То ли
звонил в Желехов, то ли сестра ездила туда автобусом, или еще как-нибудь -
это мы выясним. Но узнал и окончательно успокоился: преступник арестован,
милиция закрыла дело - можно действовать... И он посылает на Тополиную
свою сестру. Посылает сразу, на следующий же день, боится, что любовница
Пруся сдаст квартиру другому. Сестра соглашается на все условия. Хотя цена
названа высокая. Теперь у меня не осталось сомнений, и мы начали
действовать.
- А Воронов? Почему он тогда так поспешно уехал из Львова?
- Случайное стечение обстоятельств. У него заболела жена, а Павел
Петрович - хороший семьянин. Он предупредил отца Юлиана, что вернется
через несколько дней, и... - Козюренко посмотрел на часы. - Самолет, на
котором должен прилететь Воронов, наверно, уже садится...
Все же самолет опоздал. Но вот наконец зазвонил телефон. Позвали
каноника. Тот снял трубку и пригласил Воронова сразу приехать на Парковую.
Отец Юлиан открыл дверь антиквару и, льстиво кланяясь, проводил в
гостиную. Козюренко наблюдал в узкую щель между шторами, как вцепился
Воронов в полотно Эль Греко. Видно, понимал в живописи.
Отец Юлиан честно зарабатывал свой последний шанс: равнодушно сидел в
кресле, по привычке переплетя пальцы на груди. Наконец Воронов отвел глаза
от картины.
- Подлинный Эль Греко... - сказал он глуховато. Свернул полотно и
засунул в чехол. Вытряс из чемодана деньги прямо на письменный стол и
весело воскликнул: - Считайте, отче!
Козюренко вышел из соседней комнаты и приказал:
- Отдайте картину, Воронов!
Тот попятился в прихожую, но на пороге уже стоял Владов.
- Спокойно!
Воронов положил чехол на стол.
- Так-то лучше, - одобрил Козюренко.
- Завтра мы препроводим вас в Москву. Там все и расскажете. - Он взял
картину. - А она будет снова висеть в Эрмитаже.
