что нет. Конечно, если не найдем тут картину. Итак, обыск..." Вышел с
Владовым в коридор, приказал вызвать оперативную группу и попросил взять у
прокурора постановление на обыск. Вернувшись, спросил у Семенишина:
- Насколько мне известно, Прусь не очень щедрый человек и никому
денег не одалживает... - Он сознательно говорил о покойнике, как о живом,
надеясь, что Семенишин как-то прореагирует на это. Но тот сидел
потупившись. - Почему же он отдал вам всю зарплату и еще пообещал
полтысячи?
Семенишин поднял голову, и Козюренко заметил, как забегали у него
глаза.
- Почему? - настаивал следователь.
Семенишин потер свои сморщенные щеки кончиками пальцев. Он явно
колебался.
- Пожалуйста, не скрывайте от нас ничего, - посоветовал Роман
Панасович.
- Прусь был у меня, так сказать, в долгу, - нерешительно, запинаясь,
начал Семенишин. - Уже давно, со времен войны, когда вместе партизанили. Я
никому не рассказывал, так? Потому как и сам тут не очень-то... - покачал
головой и продолжал твердо, как человек, сделавший первый шаг, и терять
которому уже нечего. - Когда-то я видел, как Прусь снял обручальное кольцо
с пальца мертвой женщины, так? Он заметил, что я смотрю. Испугался. Да и
было чего. Если бы наш командир Войтюк прознал про это, худо бы Прусю
пришлось. Ну, начал умолять, так? Мол, черт попутал. Я говорю: "Выбрось
кольцо!" Он и выбросил. Потом обещал: "Я тебе всю жизнь буду благодарен,
что понадобится, рассчитывай на меня". А тут очередь на машину, я и
вспомнил, так?
- Но ведь это могло выглядеть как шантаж...
- Да нет. Сколько лет прошло. Надеялся на благодарность. Думаю,
деньги у него есть. Живет ведь один. А он мне - семьдесят рублей... Я
знаю, что полтысячи не пришлет. Пообещал, только бы отделаться, так?
"Если придумано, то неплохо", - отметил Козюренко.
- А вы помните, как появился в вашем отряде Прусь?
- Почему же, помню. Мы не очень-то доверяли ему, так? Полицай
поглумился над девушкой Пруся, а Василь убил его. Пришлось бежать. К
бандерам ему было не с руки, потому как этот полицай имел среди них в
нашем районе много дружков. Ну, и пристал к нам, так? Наш командир товарищ
Войтюк из ихнего села был - пожалел и взял.
"Верно, на свою голову!" - чуть не вырвалось у Романа Панасовича.
- Мы вынуждены произвести в вашей усадьбе обыск, - сказал он. - Скоро
приедет оперативная группа. Но перед этим я хотел бы еще раз убедиться:
все ли вы рассказали правдиво и не утаиваете ли чего-нибудь?
- Яшенька, - подошла к нему жена, - ты уж... если что натворил, лучше
сознайся. И нам будет легче...
Семенишин посмотрел на нее как-то отчужденно.
- Пьяный я был, может, чего-то и не помню... В чем меня обвиняют? -
обернулся к Козюренко.
- Дело в том, что Прусь убит и ограблен. А вы были с ним в тот день.
Ездили за деньгами.
- Не выйдет! - вдруг закричал Семенишин. Он выпятил губы, и морщины
неожиданно разгладились на его лице. Это было сказано так решительно, что
Роман Панасович встал со стула. А Семенишин вдруг безвольно осел, и руки
его опустились как плети.
- Так уж лучше сознаться, - шептала жена, склонившись над ним.
- Прочь! - Семенишин оттолкнул ее от себя. - Вы мне дело не пришьете!
- погрозил он пальцем Козюренко.
- Вспомните фамилии тех, кто был с вами в поезде , - предложил
следователь спокойно. - Имена, приметы... Это для вас очень важно.
Семенишин удивленно воззрелся на него. Закрыл глаза, немного подумал
и покачал головой.
- Нет, - сказал стыдливо. - Пьяный был, все из головы вылетело. -
Вдруг какая-то мысль, видно, промелькнула у него. Нерешительно начал: - Но
был там такой долговязый... - Потер лоб и радостно воскликнул: - Тимком
его звали, вспомнил - точно Тимком, так?
- Тракторист Тимофей? - повторил Козюренко, и нельзя было понять,
иронизирует он или говорит серьезно. - А фамилия?
- Не знаю. Тимко - и ладно. - Теперь в тоне Семенишина ощущалась
уверенность. - Он сошел где-то перед Ковелем.
- Ну... Ну... - Роман Панасович хотел что-то прибавить, но на улице
остановилась машина. - Вера Владимировна, - попросил он, - встретьте сына
и уведите его куда-нибудь. Эта процедура не для детей... А вы, - приказал
Владову, - сходите к соседям и попросите их быть понятыми.
Когда они вернулись вечером в городской отдел милиции, Владов сказал
Козюренко:
- Почему вы не приказали арестовать Семенишина? Я бы задержал его.
Ведь он же ничего не может доказать...
- А мы? Что-нибудь нашли у него? - остудил пыл старшего лейтенанта
Роман Панасович. - Нарушать законы никто не волен. Завтра увидим, если
сойдутся отпечатки пальцев...
- Их уже повезли во Львов.
- Вот и подождем до утра.
Утром позвонили из Львова. Оказалось, что отпечатки пальцев
Семенишина не идентичны отпечаткам, оставленным на стакане в доме Пруся.
Козюренко как раз умывался, когда Владов сообщил ему об этом. Тот повесил
полотенце. Причесался.
- Дайте команду, - приказал он, - чтобы поискали в селах около
железной дороги Львов - Ковель тракториста по имени Тимко. Тимофей то
есть... Высокого роста...
- Но ведь Семенишин определенно лжет, - осмелился возразить старший
лейтенант. - Чтобы запутать следствие.
- Нас не так-то легко запутать, - улыбнулся Козюренко. - А что, если
не лжет? И убийца, укравший картину, разгуливает на свободе и смеется над
нами? Нет, если у Семенишина есть алиби, мы сами немедля должны
подтвердить его. Это в наших интересах, дружище. - Натянул рубашку и
добавил: - А у Семенишина возьмите подписку о невыезде. И пусть ваши
ребята наблюдают за ним...
ГАЛИЦКИЙ
Директор заготконторы собрал работников плодоовощного цеха.
- Вот ваш новый начальник, - представил еще молодого - лет под
тридцать - светловолосого мужчину с темными, выразительными глазами. -
Дмитро Семенович Серошапка. Сегодня он принял дела. По рекомендации
руководства облпотребсоюза, - подчеркнул он.
Директор конторы хотел поставить начальником цеха мастера Галицкого,
и все были уверены, что именно он займет должность Пруся. И вдруг - такое.
К Галицкому привыкли, знали его. А кто такой этот Серошапка?
Расходились недовольные. Директор конторы уловил это настроение и
нарочно оставил своего нового подчиненного на произвол судьбы, злорадно
подумав: "Пусть сам выкручивается!.."
Серошапка попросил Галицкого остаться в каморке, которая считалась
его кабинетом. Смотрели друг на друга изучающе. Галицкий, солидный человек
с толстой красной шеей и огромными кулаками, не скрывал своей неприязни.
Серошапка будто читал его мысли. Мастер считал, что ему перебежали дорогу,
и решил при случае подставить ножку новичку. Это ведь дело торговое, тут
дебет и кредит не так просто свести. Голову надо иметь на плечах. А у
этого, по всему видно, кочан капусты. Молодой и зеленый...
Серошапка невольно улыбнулся. Вероятно, Галицкий уловил в этой улыбке
иронию, потому что насупился и хотел что-то сказать, наверно, обидное, но
Серошапка опередил его.
- Не будем играть в жмурки, Эдуард Пантелеймонович, - сказал он самым
доверительным тоном. - У вас есть причина относиться ко мне, так сказать,
без симпатии. К сожалению, мне лишь сегодня намекнули в райпотребсоюзе,
что я перебежал вам дорогу. - Галицкий протестующе поднял руки, но
Серошапка продолжал тем же мягким, доверительным тоном: - Мы же с вами не
дети и знаем, что такое жизнь,.. Если бы я знал, что иду на живое место,
то, может, и не согласился бы на эту должность. Но, как говорят, после
драки кулаками не машут. Теперь нам надо либо работать вместе, либо...
- Вы хотите сказать, что я... - Галицкий положил на стол свои
огромные кулаки.
- Я ничего не хочу сказать, уважаемый Эдуард Пантелеймонович. Прошу
вас внимательно следить за моей правой рукой. - Серошапка вдруг сильно
стукнул указательным пальцем по краю стола. - Видите - раз... два...
Стукну третий раз - и вас не будет...
Галицкий убрал кулаки со стола, откинулся на спинку стула. В глазах
его появились насмешливые искорки.
- Как вас величать? - спросил он. - Забыл я...
- Дмитром Семеновичем.
- Так вот что, Дима, - пренебрежительно улыбнулся Галицкий, - иди
ты...
Серошапка этого не ожидал. Захохотал, обошел стол, сел на его краешек
и подал Галицкому руку.
- На, Эдик, держи, - сказал примирительно. - Вижу, ты свой человек, и
мы сработаемся.
Галицкий пожал руку Серошапке без энтузиазма. Думал: сколько им будет
стоить этот желторотый? Впрочем, прикинул, не так уж и много - ведь в нем
нет ни цепкости Пруся, ни такого знания тонкостей дела, ни прусевского
аппетита... Что бы там ни было, а то, что Прусь отошел в иной мир, -
обстоятельство очень положительное.
"Хапуга проклятый!" - чуть не вырвалось у Галицкого, но он овладел
собой и посмотрел на свое новоиспеченное начальство любезнее. "Юный друг
мой, - подумал он растроганно, - мы будем подкармливать тебя. Ты будешь
благодарен, а нам... Нам делать свое..."
- И правда, Дима, - повеселел он, - что нам делить? Лишних двадцать
рублей в месяц? Как-нибудь и без них обойдусь. Они тебе нужнее. У тебя
дело еще молодое, а нам, старикам...
- Старый черт! - Серошапка хлопнул его по плечу. - Три года разницы,
а уже в монахи записываешься. - Он что-то еще говорил, а Галицкий мысленно
прикидывал: во-первых, не следует баловать этого желторотого - сотен пяти
в месяц, кроме зарплаты, ему вполне достаточно. Лишь бы только не мешал...
Может, и хорошо, что начальником цеха поставили этого слепого котенка.
Всегда можно свалить на него вину. А он и рад будет: пятьсот шайбочек с
неба упало...
Вдруг что-то важное дошло до сознания Галицкого, и он насторожился.
- Что вы сказали? - переспросил.
- Как дела с договорами на сбыт нашей продукции? Ведь уже май, и если
прозевать это дело...
У Галицкого вдруг кольнуло под ложечкой. Договоры о поставках -
святая святых его и Григория Котляра - помощника мастера. Они не позволят,
чтобы этот выскочка совал туда свой нос.
Ответил с деланным равнодушием:
- Прусь был хороший хозяин и вовремя заботился о сбыте продукции. Эти
операции поручал мне и Котляру, - солгал он. О том, что Прусь брал почти
половину договоров на себя, решил умолчать. - У нас есть определенный опыт
и связи. Цех будет работать на полную мощность. План выполним и
прогрессивку получим, - заверил он.
- Хорошо, выясним... - Серошапка вернулся на свое место. Выдвинул и
задвинул ящик стола, переложил какие-то бумажки. Сказал, будто речь шла о
мелочи: - В крайнем случае я могу договориться с одним из южных комбинатов
о поставке пятисот или шестисот тонн яблочного пюре...
Галицкий даже попятился.
- Скольких? - переспросил.
- Тонн пятисот, а может, и больше... - Серошапка сделал вид, что
разглядывает что-то в ящике. И так, не глядя на Галицкого, знал, какой
удар нанес ему сейчас. "Я тебя, мерзавца, насквозь вижу, - торжествовал
он. - А ты думал меня голыми руками взять? Интересно, как теперь запоешь?"
Но Галицкий, оказалось, был достойным партнером...
- Тогда придется поработать... - задумчиво произнес он. И прибавил с
энтузиазмом: - Зато план перевыполним. Возможно, переходящее знамя
получим!
- Первое место в области завоюем! - поддержал его Серошапка. - Мы с
вами еще прогремим!
"Как бы не загреметь... - подумал Галицкий. - Но ведь пятьсот тонн! С
каждого килограмма... Да еще и сколько пойдет без нарядов... Интересно,
знает ли этот Серошапка, сколько можно положить в карман?"
