в Ленинград проходит через Желехов в двенадцать часов четыре минуты,
прибывает в Ковель через шесть часов. Пригородный Львов - Ковель. Этот
выходит из Желехова в двадцать один двадцать семь. Прибывает в половине
седьмого утра. И еще один на Брест. Время отправления из Желехова -
пятнадцать ноль семь, прибытие в Ковель - двадцать два восемнадцать.
- Автобусы?
- Есть только два из Львова до Ковеля через Желехов. Ночной
останавливается в Желехове около пяти и прибывает в Ковель в одиннадцать
или чуть позже. И дневной. Этот выходит из Львова в девять двадцать пять,
приблизительно час идет до Желехова и еще шесть до Ковеля. Таким образом,
сюда он прибывает около семнадцати часов.
- Семенишин мог вернуться ночным автобусом, - быстро прикинул Роман
Панасович. - Ночь прослонялся по Желехову или просидел где-нибудь в
парке... А впрочем, нечего гадать, едем.
Небольшой, из красного кирпича домик Семенишина утопал в зелени. Под
окнами цвели какие-то желтые цветы, а вдоль дорожки, ведущей к крыльцу,
красовались огромные белые и красные пионы. Владов толкнул калитку - не
заперто. Взошли на крыльцо, позвонили - никто не ответил. Позвонили еще
раз, вдруг их окликнули из сада тонким голоском:
- Что вам надо, дяденьки?
Козюренко нагнулся над перилами крыльца. Под деревом стоял мальчик
лет десяти в коротких штанах и клетчатой рубашке. Беленький, курносый.
- Папа или мама дома? - спросил Роман Панасович. - Ты же Семенишина
сын?
- А то как же, Семенишина. Но родители на работе.
- А можно их подождать?
Мальчик пожал плечами.
- Они скоро должны быть. - Он смотрел открыто, но все же
настороженно.
Козюренко понимал, что мальчика следует как-то успокоить. Но как? Он
неуверенно сказал:
- Мы из области, и нам надо поговорить с твоим отцом. Как тебя зовут?
- Олегом.
- Так где можно подождать?
- А заходите в дом. Там есть радио и газеты.
- А ты не хочешь вместе с нами за компанию? Где Лида?
Незнакомые дяди знали, как зовут его сестру, и это окончательно
убедило мальчика, что они свои люди.
- В школе. Она же во второй смене.
- А-а... - сказал Владов таким тоном, будто знал и только случайно
забыл.
- Говорят, скоро вы на "Запорожце" будете ездить? - спросил Роман
Панасович, сев на диванчик.
- Папа говорил, что этим летом получим... - И радостно прибавил: - Он
хочет красного цвета.
- А ты?
- И мне тоже нравится.
- Ну и хорошо, - вмешался Владов. - Если собрали деньги, то какие тут
могут быть разговоры...
Роман Панасович бросил на него неодобрительный взгляд - зачем
провоцировать ребенка? И Владов осекся. Но мальчику было приятно поболтать
на эту тему.
- Еще не собрали, но папа говорил, что как-нибудь выкрутимся. Займем,
а потом отдадим.
- Ну... ну, - хмыкнул Козюренко. - А как у тебя дела в школе? -
поспешил он перевести разговор на другую тему.
- Так... - немного смутился мальчик.
- Есть тройки?
- Не часто...
Роман Панасович встал, выглянул в коридор. Нарочно пришел к
Семенишиным, пока хозяин не вернулся с работы - хотел узнать о нем
побольше. Даже бытовые мелочи имели значение. Ведь они часто подчеркивают
или обнаруживают ту или иную черту характера человека. Кроме того,
Козюренко хотел поговорить с женой Семенишина. Может, она что-то знает, а
если и нет, то не исключено, что влияет на мужа: бывали случаи, когда
самые закоренелые преступники, которые вели со следователем долгую и
запутанную игру, не выдерживали взгляда жены...
Из коридора дверь вела в детскую комнату. Там стояла этажерка с
учебниками, на стенах были развешаны карты и цветные вклейки из журнала
"Украина", а на письменном столе лежала кучка тетрадок. Из открытой двери
третьей комнаты выглядывала никелированная спинка кровати, на которой
высилась гора подушек - обыкновенная скромная обстановка рабочего
человека.
Стукнула калитка, и Олег высунулся в окно.
- Мама пришла! - радостно воскликнул он и побежал встречать. - У нас
гости, мама, - сказал на крыльце, - так я пригласил их в дом.
- Молодец! - похвалила мать. Она поставила в коридоре тяжелую сумку с
картофелем, мимоходом поправила перед зеркалом прическу и остановилась в
дверях гостиной.
- Вы к Якову?
- Надо поговорить с вами, уважаемая Вера Владимировна, - учтиво
поклонился Козюренко, - только... - он показал глазами на мальчика.
- Сбегай, Олежка, за хлебом, - нашлась та.
Мальчик недовольно поморщился - ведь интересно послушать разговор
взрослых. Но в семье, видно, поддерживалась дисциплина: схватил авоську и
побежал в магазин.
- Разговор у нас, Вера Владимировна, будет долгий и неприятный, так
уж садитесь поближе. Мы, правда, не очень-то и желанные гости... Из
следственных органов, вот мое удостоверение.
Женщина побелела как полотно.
- Неужели мой Яшко что-нибудь натворил? Он, товарищ следователь, как
чуть выпьет, дурным становится...
- Всему свое время, Вера Владимировна. Сначала мы попросим вас
ответить на некоторые вопросы. Это не допрос, и если вы не согласны...
Хозяйка подвинула к себе стул и наконец села.
- Что он натворил? - прошептала она.
- Я понял, что вы согласны помочь следственным органам, не так ли? -
настаивал Козюренко.
- Спрашивайте, - женщина тяжело вздохнула.
- Вы знали, что ваш муж ездил на днях в Желехов?
- Да.
- Зачем?
- Занять денег.
- Когда должен был вернуться?
- Восемнадцатого мая.
- А приехал?
- Девятнадцатого.
- В котором часу вы его увидели?
- Вот как сейчас, после работы. Но он вернулся утром. Сказал, что был
выпивши и не хотел нас беспокоить. Заснул в сарае на сене.
- Он занял деньги?
- Нет, но договорился, что тот его знакомый переведет по почте
пятьсот рублей.
- И ничего ваш муж не привез? Никаких пакетов, свертков?
- А мы сейчас ничего не покупаем. На машину собираем.
Женщина отвечала сразу, не колеблясь. В ее глазах Роман Панасович
читал удивление и тревогу.
- В Желехове .ограбили человека, - произнес он, пристально следя за
выражением ее лица. - Этого человека хорошо знал ваш муж. К нему и ездил
за деньгами.
Женщина облегченно вздохнула, даже улыбнулась.
- Ерунда, - ответила уверенно. - Яков этого не сделает. А я думала -
по пьянке...
- Хорошо, что вы так верите мужу...
- Я знаю: Яков не способен на преступление.
На выложенной кирпичом дорожке за окнами послышались шаги. Вошел
Семенишин. Изумленно посмотрел на Козюренко, перевел взгляд на жену и
Владова. Его покрытое мелкими морщинами лицо, действительно похожее на
печеное яблоко, растянулось в улыбке.
- Здравствуйте, - сказал растерянно. - Кто вы такие? Потому как вроде
бы не знаю вас...
- Мы из прокуратуры, - перебил Козюренко. - К вам, Яков Григорьевич.
По делу.
- Из прокуратуры? - Семенишин спокойно прошел к столу, сел, положив
на него руки. - Ну, если к нам есть дело, так говорите, зачем пришли...
Козюренко внимательно посмотрел на него: совершенно спокоен, никаких
признаков волнения.
- Вы встречались в Желехове с Василием Корнеевичем Прусем? - спросил.
- Ездил к нему.
- Когда?
- В воскресенье уехал, так? - повернулся Семенишин к жене.
- Отвечайте только мне! - Козюренко придвинулся к столу.
Теперь они сидели друг против друга, и Роман Панасович смотрел прямо
в глаза Семенишину, будто хотел прочитать его мысли.
- В воскресенье, семнадцатого?
- Конечно. Приехал в Желехов поздно ночью и остановился в гостинице.
- Почему не пошли к Прусю?
- А где бы я узнал его адрес? Если бы знал, пошел бы к Василю - в
гостинице ведь надо деньги платить...
- Но утром вы разыскали Пруся?
- Так я же знаю, где он работает! Утром пошел в заготконтору и там
дождался его.
- Просили у него денег?
- На машину у нас очередь подходит, должен...
- И Прусь вам дал?
Семенишин покосился на жену. Ответил неопределенно:
- Да нет... Обещал одолжить пятьсот рублей.
- Когда вы ушли от него?
- Ну, пообедали в чайной... Выпили, и он на работу пошел. А я еще
немножко посидел на скамеечке, до поезда у меня времени много было, - и на
вокзал.
- Когда выехали из Желехова?
- В полдесятого вечера.
- Чем можете доказать?
- Как чем? Где-то билет у меня... - Он озабоченно начал шарить в
карманах и не находил. Наконец облегченно вздохнул - положил на стол
железнодорожный билет. Роман Панасович посмотрел на свет - да, билет был
продан восемнадцатого мая и на вечерний поезд.
- Итак, вы ехали поездом Львов - Ковель, который прибывает в ваш
город в половине седьмого утра. Кто может засвидетельствовать, что вы
приехали именно этим поездом?
Семенишин пожал плечами.
- А я знаю?
- Почему не пришли прямо домой?
- А где же я был? - снова тревожно посмотрел на жену. - И почему это
вы меня допрашиваете? - вдруг повысил голос. - Какое имеете право?
- Не волнуйтесь, гражданин Семенишин, - перебил его Козюренко. - Нам
нужно, чтобы вы просто ответили на несколько вопросов. Жена увидела вас
девятнадцатого мая только после работы. Где вы были весь день?
- Спал. На сене в сарае спал. Компания в поезде подобралась, хорошие
парни, так? Ну, пол-литра выпили, а потом еще в карты играли. Чуть не до
Ковеля. Они раньше сошли. Был я немножко выпивши, так? А с женой у нас...
- Он не досказал и бросил на нее взгляд.
Та встала со стула, хотела вмешаться, но Козюренко поднял руку,
попросив не делать этого.
- Назовите, с кем ехали в поезде.
- С ребятами, я же говорю. Трактористы они, так?
- Фамилии, имена помните?
Семенишин заморгал, сокрушенно опустив голову.
- Пьяный был, - сказал смущенно. - Забыл... Пол-литра, значит, взяли,
а потом еще, так?
- Вы тоже покупали водку? - прищурил глаза Роман Панасович. - Ночью,
да еще на вокзале, не продают.
- А я еще перед отъездом. Пол-литра...
- Имели при себе деньги? Сколько?
Семенишин заерзал на стуле. Козюренко обратился к его жене:
- Сколько дали мужу на дорогу?
- На проезд да еще трешницу.
- Из нее вы рубль заплатили за койку в гостинице... - Роман Панасович
уставился немигающим взглядом на Семенишина. - Завтракали? - Тот кивнул. -
Еще полтинник на завтрак. Откуда же взяли деньги на водку?
Лицо Семенишина покрылось красными пятнами. Щеки обвисли.
- У Пруся. Он одолжил мне семьдесят рублей. Десятку пропили, поэтому
и не сказал жене.
Козюренко вспомнил тело с раскроенным черепом. И вывернутые карманы.
Вряд ли Семенишин отважился бы на убийство ради семидесяти рублей.
Конечно, мог надеяться, что возьмет больше. Но при чем тут картина? Может,
Прусь через Семенишина хотел ее куда-то переправить?
Спросил коротко:
- Где деньги?
- Пожалуйста... Тут они... - Семенишин полез в шкаф, вытащил из
нижнего ящика завернутые в платок деньги.
Роман Панасович незаметно посмотрел на женщину: глаза у нее
наполнились ужасом, губы дрожали. Внезапно подумал: "А если все это
правда? Все так, как рассказывает Семенишин? Могло быть? Конечно, могло. А
"Портрет" Эль Греко тем временем..."
- Следовательно, вы утверждаете, что не знаете, где живет Прусь, и
никогда не были у него дома?
- Это истинная правда! - Семенишин приложил обе ладони к груди.
"Если его отпечатки пальцев не идентичны отпечаткам на стакане с
недопитым портвейном... - подумал Козюренко. - Прямых доказательств пока