- Избавьтесь от нее,- предложила Энн.- Сожгите. Зачем вам...
- Нет! - запротестовал Фрост.- Так нельзя. Она может оказаться важной.
- Но что в этой записке?
- Я видел ее лишь мельком. Тогда я ничего ее понял, документ не показался мне важным...
- А теперь - кажется?
- Возможно,- кивнул он,- Не могу сказать точно.
Она нахмурилась - то ли в шутку, то ли всерьез.
- Не могу понять, причем тут я.
- Я подумал, что если бы взять всю эту стопку бумаг, запечатать в конверт и отдать вам...
- Как адвокату?
Он умоляюще кивнул.
- Могу ли я узнать больше об этом документе? - колебалась Энн.
- Думаю, нет. Не хочу вас опутывать. Бумаги у меня в кармане. Перед вашим приходом я как раз пытался отыскать среди них ту, о которой идет речь. А вы постучали, и я сунул их в карман...
- Вы боялись, что пришли за документами?
- Да. Что-то в этом роде. Не знаю, с чего я так подумал. Но теперь мне кажется, что лучше не знать ни о содержании бумаги, ни о том, где она находится.
- Не вполне уверена,- медленно произнесла Энн,- что тут все в порядке с этикой и законностью.
- Понимаю вас,- вздохнул он.- Это была глупая идея. Забудем о ней.
- Дэн,- она взглянула ему в глаза.
- Да?
- Я просила вас об одолжении?
- А я не смог оказать его вам.
- Сделаете, что сможете.
- Не рассчитывайте на меня. Шансы тут...
- Вы попади в беду, Дэн?
- Пока еще нет. Но, кажется, могу попасть. Вы сделали плохой выбор, Энн. Пришли к человеку, который менее всего способен вам помочь.
- Я так не думаю,- улыбнулась она.-Ставлю на вас. А теперь, давайте-ка сюда конверт...
15.
Амос Хиклин подкинул еще одно полено в небольшой аккуратный костер, какие умеют раскладывать только лесники.
Он поужинал, сполоснул сковороду и кофейник в реке, хорошенько отдраил посуду песком и теперь мог спокойно привалясь к дереву, неторопливо выкурить трубочку и поразмышлять о том, о сем. Было тихо, лишь где-то наверху завел свою ночную песню козодой - странный, чуть потусторонний звук повис в воздухе. В реке плеснулась рыба.
Хиклин нагнулся к дровам, выбрал еще пару сучьев, кинул их в огонь. Устроился поудобнее и достал из кармана куртки трубку и кисет.
- Хорошо,- вздохнул он.- Июнь - прекрасная погода, светит луна, птица поет, да и москиты не донимают.
А завтра...
Дурацкая идея - спрятать сокровище на речном острове. Как будто неизвестно, что случается с такими островами.
Но что поделать, за тем человеком гнались, что же ему оставалось? Зато есть и преимущества - кому взбредет в голову искать клад на острове? Острова эти не шире обычных песчаных отмелей и с годами сплошь прорастают ивами.
Такие острова могут существовать десятилетиями, а могут исчезнуть за ночь - река неспокойная, часто меняет русло...
Все это походило на поиски иголки в стоге сена, но ставка была высока: в худшем случае он просто терял год жизни, а в лучшем - приобретал миллион долларов, по самым скромным подсчетам.
- Нефрит,- хмыкнул Хиклин.- Идиотская кража.
Даже в день ограбления - ни малейшего шанса перепродать его - кто не опознает уникальный музейный экспонат?
Хотя Стивен Фернесс, может, и не думал продавать краденое. Может, он хотел украсить этим добром свою комнату. Столько лет проработав в музее, запросто можно рехнуться от мысли, что столь изысканные предметы выставлены на потребу вульгарной толпе.
Что же, ему почти удалось обвести всех вокруг пальца. Если бы в деревенской забегаловке какой-то пронырливый фермерский отпрыск не опознал его, по фотографии в газете, так он тогда, двести лет назад, и скрылся бы со всеми камешками.
Хотя, и то сказать - его все-таки не поймали, и остаток своей жизни Фернесс, уже дряхлый, седой, кое-как сводя концы с концами, живя случайными весьма сомнительными приработками, провел в дешевых кабаках Нового Орлеана.
Вытянув ноги, Хиклин сидел в сгустившейся темноте, медленно попыхивая трубкой, пламя костра бросало отблески на его лицо.
Ну и глушь, вздохнул он. Так долго эту землю возделывали, а теперь что? Полное запустение.
Кому она теперь нужна? Разве что - потенциальное жизненное пространство, не более. Люди подались туда, где была работа - в гигантские мегаполисы. Все восточное побережье - сплошной муравейник. Гигантский промышленный район вокруг озера Мичиган разрастался и тоже стремился к восточному берегу. Разрастались и другие центры плотного населения.
И вот тебе раз, ухмыльнулся Хиклин, я - один из немногих, вне всего этого. Но ведомый теми же мотивами, той же алчностью. Одно отличие: я - игрок, а остальные - серые посредственности.
Игра, подумал он. Что же, пусть игра. Но составленное на смертном одре письмо и приблизительно нацарапанный план, несмотря на весь свой романтизм, производили достоверное впечатление. Да и поиск уже подтвердил многое из последних слов Стивена Фернесса. Сомнений не оставалось - именно он в 1972 году похитил из музея, где служил, коллекцию древних нефритов - целое состояние. На каком-то из островов, на этом участке реки, он ее спрятал, упаковав в бумагу и засунув в небольшой стальной чемодан.
~Пишу вам, поскольку не хочу, чтобы они оказались утраченными навсегда, и молю Бога, чтобы вам удалось найти по моему описанию точное место...~
Письмо предназначалось тому самому музею, откуда он выкрал коллекцию. Но он не отправил его - может, не было сил встать, а рядом никого не оказалось; может быть, не хватило денег на марку, а смерть уже стояла у порога.
Вместе с остальными пожитками письмо Хиклин обнаружил в старом чемоданчике Фернесса - собрате того, в котором покоились нефриты. Каким странным образом, размышлял Хиклин, ноги привели его в дом, где в тот дождливый день проходил аукцион, и наряду с прочим хламом был выставлен и этот чемодан. Почему никто даже не открыл его, чтобы поинтересоваться содержимым? Или открыл, но, увидев, хлам, не стал вдаваться в детали?
Пустой дождливый день, делать было совершенно нечего, хотелось просто найти сухое место, чтобы скоротать время. И странное ребячество, заставившее его вступить в торги - с начальной цены в 25 центов, которая так и не возросла, поскольку других претендентов на чемодан не нашлось.
Покуривая, Хиклин вспоминал, как ему захотелось прикинуться рассеянным и уйти, оставив чемоданчик в зале. Но неизвестно зачем он все-таки притащил его в свою комнату. Дел в тот вечер не было, он полез в чемодан и обнаружил письмо. Письмо заинтриговало его, и он стал собирать сведения о человеке по имени Стивен Фернесс.
И вот он здесь, возле реки, рядом с потрескивающим костром, слушает пение козодоя - он, единственный на свете, кто хотя бы примерно знает, где укрыты похищенные нефриты; наверное, один из немногих, кто вообще слышал о краже.
Даже по сей день, рассудил Хиклин, нефриты еще нельзя продать без риска. Могут сохраниться документы, да и музей стоит и поныне.
Но лет через пятьсот, через тысячу - никаких проблем не возникнет. Кража забудется, сведения о ней надежно затеряются в архивах.
Неплохой старт для второй жизни. Бриллианты или, скажем, рубины таких усилий не стоят. Нефриты - дело другое. Это - произведения искусства. Конверторы могут выпускать бриллианты тоннами, правда, точно так же они могут штамповать и нефриты, но предметы искусства им не воспроизвести.
Человек, подмигнул себе Хиклин, должен соображать, на что ставить, собираясь жить вечно.
Трубка захлюпала - табак прогорел. Он вынул ее изо рта и выбил пепел о каблук сапога. Затем поставил удочки, завтра будет рыба, осталась еще мука, так что лепешками он обеспечен. Хиклин поднялся и пошел к байдарке за шерстяным одеялом.
Крепкий сон, плотный завтрак - и снова на поиски острова с двумя соснами на берегу и отмелью, по очертаниям схожей с рыболовным крючком. Хотя, конечно, вряд ли отмель сохранилась в прежнем виде, зато сосны вполне могли остаться.
Он постоял у воды и взглянул на небо. Там не было ни единого облачка, мерцали звезды, почти полная луна висела над восточными скалами. Он вдохнул свежий воздух - чистый, чуть прохладный. Чудный будет завтра денек.
16.
Стоя на тротуаре, Дэниэл Фрост проводил взглядом машину Энн, пока та, свернув за угол, не скрылась из виду.
Он вздохнул и стал подниматься по истертым ступенькам обратно в квартиру, но на полпути остановился и снова вышел на улицу.
Слишком ночь хороша, объяснил он себе, чтобы сидеть дома. Однако не в ночной красоте было дело, да и какая красота тут, в этом обшарпанном квартале?!
Не хотелось возвращаться в опостылевшие стены.
Надо переждать, пусть память о вечере немного притупится...
Раньше Фрост никогда не думал, насколько же убого его жилье, до сегодняшнего вечера не думал - пока не вернулся из парка после встречи с Гиббонсом. И потом все вдруг волшебно изменилось - благодаря Энн. Да, он потратил сумасшедшие деньги на свечам и розы, но не они превратили жалкий угол в некое человеческое обиталище. Это все Энн, она придала его жилью тепло и уют.
В чем же дело? Почему сегодня его ужаснула эта жалкая комната? Не он один живет так, жить так - неразумно. Есть крыша над головой, есть, где уединиться, где приготовить себе пищу, где отдохнуть. Что еще? Комфорт? Kакой комфорт, когда его интересует лишь рост вклада на счету!
Или не комната виновата, а сама эта жизнь вдруг показалась ему пустой и убогой? Но как так может быть, когда существует цель - Бессмертие!
Улица тонула во мраке, нарушаемом лишь редкими фонарями. Скучные дома по обеим сторонам казались мрачными призраками из прошлого - обветшалые строения, давным-давно утратившие свою прежнюю гордость, если та была им свойственна когда-либо.
Он шел по улице, и его шаги грохотали на всю округу, словно колотушка ночного сторожа. Дома стояли темные, лишь кое-где горел свет. Казалось, он - единственный пешеход на всей земле.
Сидят по домам, отчего? - задумался Фрост. А куда пойдешь? Кафе, концерты, спектакли - все денег стоит. Хочешь следующий раз жить припеваючи - будь любезен не сори деньгами.
Пустынная улица и пустая комната - все, что нынешняя жизнь оставляет человеку.
Но не ошибся ли он? Не ослепило ли его сияние будущей жизни? Всегда один. И дома, и на улице.
Из дверного проема, к которому приближался Фрост, возникла человеческая фигура.
- Мистер Фрост? - осведомился незнакомец.
- Да.- Фрост остановился.- Что вам угодно?
В голосе незнакомца было что-то неприятное - какая-то наглость или, может быть, плохо скрытое высокомерие. Человек подошел ближе, но на вопрос Фроста не отвечал.
- Если вы не против,- начал Фрост,- я бы...
В этот миг что-то ужалило его в шею, боль была острой, горячей. Он поднял руку, чтобы смахнуть это что-то, но рука почему-то отяжелела и поднялась лишь до пояса. Кажется, он стал опускаться на землю, подламываясь на бок в медленном падении - словно прислонялся к ускользающей опоре. Странно, но это его ничуть не встревожило, отчего-то он был уверен, что ничего страшного нет, и он не ушибется о тротуар - все так медленно и мягко...
Незнакомец по-прежнему стоял в двух шагах, но к нему подошел другой; вот он-то - еще сумел сообразить Фрост - и подкрался сзади. Лиц видно не было, они стояли в полутьме...
17.
Очнулся он в темном помещении, на жестком стуле, тусклый свет пробивался в щели и освещал какой-то странный агрегат.
Фрост был расслаблен и вял, двигаться ему не хотелось, и только немного беспокоило, что он ничего не узнает. Здесь он никогда не был.
Он снова прикрыл глаза, все поплыло, он ощущал лишь твердую спинку стула и пол. Что-то жужжало, гул был едва слышный - такой издает машина, работающая на холостом ходу. Щеки и лоб горели. Что же все-таки произошло? Где он? Но тут было так удобно и сонно, что беспокойства Фрост не ощущал. Он обмяк на стуле. Теперь к машинному гулу присоединились какие-то пощелкивания - как бы щелчки времени, проходящего сквозь него: не тиканье часов - именно, времени. Странно, подумал Фрост, как так может быть, время ведь не шумит.
Зацепившись за мысль о времени, он чуть пошевелился и поднял руку, чтобы потрогать горящие щеки.
