стареет только вне станции: что стареет только час, когда выходит на
прогулку, час или около того, когда работает на огороде, и пятнадцать
минут, когда сидит на ступенях крыльца, любуясь закатом. Но едва он
возвращается на станцию, процесс старения прекращается, и его организм
возвращается в прежнее состояние.
Конечно же, он не может им этого рассказать. Как не может
рассказать и многое другое. Возможно, наступит день, когда они придут к
нему с вопросами, и тогда, он знал, придется бежать от них и скрыться в
стенах станции, полностью отрезав себя от мира.
Такой поворот событий не вызовет осложнений, поскольку он
может жить внутри станции, не испытывая никаких неудобств. Недостатка
у него не будет ни в чем: инопланетяне предоставят ему все необходимое
для жизни. Время от времени Инек, конечно, покупал земные продукты
через Уинслоу, который привозил его заказы из города, но только потому,
что ему иногда хотелось простой земной пищи, памятной с детства или со
времен военных походов.
Но даже и такие продукты он мог бы получать с помощью
дупликации. Для этого достаточно отправить кусок бекона или дюжину яиц
на другую станцию, где они останутся в качестве образцов, а копии ему
будут высылать по мере необходимости.
Инопланетяне не могут предоставить ему только одного - общения
с человечеством, которое он поддерживает через Уинслоу и почту.
Оставшись внутри станции, он будет полностью отрезан от знакомого мира,
поскольку газеты и журналы - единственная ниточка, которая связывает его
с Землей. Радио на станции просто не работает из-за помех, создаваемых
аппаратурой.
Он не будет знать, что происходит вокруг, не будет знать, как идут
дела во всем мире. Это, конечно же, отразится на работе над таблицей, но
кому она тогда будет нужна? Впрочем, сказал он себе, она и сейчас почти
бесполезна, поскольку он не уверен, что правильно учитывает все факторы.
Но самое главное - ему будет недоставать той маленькой части
окружающего мира, что знакома ему до последнего камушка, того
маленького уголка планеты, где он совершает свои прогулки. Может быть,
эти самые прогулки более, чем все остальное, позволяли ему оставаться
человеком, жителем Земли.
Он никак не мог решить для себя, насколько это важно. оставаться
жителем Земли со всеми его мыслями и чувствами, оставаться частичкой
человечества. Может быть, это и ни к чему. Может быть, он ведет себя
слишком провинциально, цепляясь так долго за старую родную планету, -
ведь ему открыта вся галактика. Не исключено, что из-за этого
провинциализма он даже что-то теряет.
Однако Инек знал, что не в силах будет отвернуться от родной
Земли. Он слишком сильно любит свою планету, сильнее, может быть, чем
те люди, которым не довелось, как ему, соприкоснуться с далекими
загадочными мирами. Человек, говорил он себе, должен быть к чему-то
привязан, должен быть верен чему-то, должен себя с чем-то отождествлять.
Галактика слишком велика, чтобы остаться с ней один на один, без опоры и
поддержки.
Над поросшей высокими травами поляной пронесся жаворонок и
взмыл в небо. Инек прислушался, ожидая, что с высоты польются
стремительные переливчатые трели, но птица молчала: весна уже давно
прошла.
Инек двинулся дальше по дороге, и вскоре впереди показалось
строгое здание станции, оседлавшее холм.
Странно, что он воспринимает это здание не как дом, а только как
станцию, подумал Инек. Хотя на самом деле ничего удивительного тут,
может быть, и нет: станцией оно прослужило дольше, чем домом. Что-то в
нем чувствовалось вызывающе - непоколебимое, словно здание уселось на
холме навсегда. Но, собственно говоря, если понадобится, оно и простоит
там целую вечность, ибо ничто не может причинить станции вреда.
Если он будет вынужден когда-нибудь остаться в стенах станции,
она выдержит любые попытки узнать ее природу. Ни отколоть кусочек, ни
оцарапать, ни разрушить ее просто невозможно. Люди не смогут сделать
ровным счетом ничего. Любые наблюдения, предположения, попытки
анализа не принесут им ничего нового, кроме понимания, что на вершине
холма стоит в высшей степени необычное строение. Потому что оно в
состоянии выдержать любое воздействие, кроме, пожалуй, термоядерного
взрыва, а может, и его тоже.
Зайдя во двор, Инек обернулся и взглянул в сторону рощицы, где
он заметил блик, но не увидел ничего такого, что выдавало бы
наблюдателя.
10.
В помещении станции жалобно свистел аппарат связи.
Инек повесил ружье на место, положил почту и статуэтку на стол и
подошел к аппарату в другом конце комнаты. Нажал кнопку, передвинул
рычажок, и свист прекратился. На экране возник текст:
НОМЕР 406 302 СТАНЦИИ 18 327. ПРИБУДУ РАНО ВЕЧЕРОМ
ПО ТВОЕМУ ВРЕМЕНИ. ПРИГОТОВЬ ГОРЯЧИЙ КОФЕ. УЛИСС.
Инек улыбнулся. Улисс и его кофе! Он оказался единственным
инопланетянином, которому понравилось хотя бы что-то из земной еды и
напитков. Другие тоже пробовали разок другой, но им ничего не нравилось.
У них с Улиссом вообще сложились странные отношения. Они с
самого начала прониклись друг к другу теплыми чувствами, еще с того дня,
когда сидели вдвоем на ступенях крыльца перед началом грозы и с лица
Улисса сползла человеческая маска, скрывавшая его истинный облик.
Под ней оказалось ужасное лицо, некрасивое, даже отталкивающее.
Лицо, как подумалось Инеку, жестокого клоуна. Хотя еще в тот момент он
удивился возникшему сравнению, потому что жестоких клоунов не бывает.
Однако вот он - лицо в цветных пятнах, плотно сжатые тяжелые челюсти,
узкая щель рта.
Потом Инек увидел глаза, и это сразу изменило впечатление.
Большие, добрые глаза, светившиеся пониманием, - существо словно
тянулось к нему взглядом, как земной человек протянул бы руку дружбы.
Стремительно налетел дождь, прошелестел по траве, потом
забарабанил по крыше сарая, а потом косая пелена придвинулась еще
ближе, и дождевые капли ожесточенно застучали по участку, вколачивая в
землю пыль, а перепачканные куры испуганно бросились под навес.
Инек вскочил и, схватив гостя за руку, втащил под крышу. Они
стояли, глядя друг на друга, и Улисс потянул за обвисшие края маски,
обнажая лысую голову, похожую на тупую пулю, и расцвеченное лицо -
словно у разъяренного индейца, что вышел на тропу войны, хотя в нем все
же было что-то клоунское, какие-то нелепые мазки тут и там, точно лицо
это являло собой гротескный образ войны, нелепого и бессмысленного
занятия. Но мгновение спустя Инек понял, что это не грим, а естественная
пигментация существа, прилетевшего из невообразимой звездной дали.
Конечно, он был удивлен, растерян, но ни на минуту не усомнился,
что перед ним и вправду неземное существо. Не человек. Фигура
человеческая: две руки, две ноги, голова, лицо. И в то же время было в нем
что-то нечеловеческое, отталкивающее, чуждое.
В древности, подумал Инек, его, возможно, приняли бы за демона,
но давно уже минуло то время (хотя, как знать, может, еще не везде), когда
люди верили в демонов, призраков и прочую нечисть, что в представлении
людей некогда обитала на Земле.
Пришелец со звезд, значит. Может, так оно и есть. Хотя это просто
не укладывалось у Инека в голове. Такое не представить даже самой смелой
фантазии. Не знаешь, что и делать, - ни примеров, ни правил для такой
ситуации нет. В голове пустота, полная пустота! Может, со временем и
осенит какая-нибудь мысль, но пока одно безмерное, бесконечное
удивление.
- Не торопитесь, - произнес пришелец. - Я понимаю, вам нелегко.
Только не знаю, чем вам помочь. Я даже не могу убедительно доказать, что
действительно прилетел оттуда.
- Но вы так хорошо говорите...
- Вы имеете в виду, на вашем языке? Это совсем не сложно. Если
бы вы знали, как много во всей галактике различных языков, то поняли бы,
насколько не сложно. Ваш язык относительно прост. В нем отсутствует
множество понятий - с какими-то явлениями людям просто не приходилось
еще сталкиваться.
Возможно, так оно и есть, подумал Инек.
- Если хотите, - сказал пришелец, - я могу уйти дня на два, чтобы
дать вам время поразмыслить. А потом, когда вы все обдумаете, вернусь.
Инек улыбнулся и почувствовал, что улыбка у него получилась
натянутая, деревянная.
- Мне как раз хватит времени, чтобы разнести новость по всей
округе. И когда вы возвратитесь, тут будет ждать засада.
Пришелец покачал головой.
- Уверен, что вы этого не сделаете, и готов рискнуть. Если вы
хотите...
- Нет, - ответил Инек спокойно и сам удивился своему
спокойствию. - Если уж на тебя что свалилось, то решать надо сразу. Это я
еще на войне понял.
- Отлично, - сказал пришелец. - Просто отлично. Я не ошибся в вас
и могу этим гордиться.
- Не ошиблись?..
- Не думаете же вы, что я пришел сюда наугад? Я много знаю о вас,
Инек. Почти столько же, сколько знаете о себе вы сами. А может быть, и
больше.
- Вы знаете, как меня зовут...
- Конечно.
- Ладно, - сказал Инек. - А как зовут вас?
- Этот вопрос вызывает у меня крайнее смущение, - ответил
пришелец, - потому что у меня нет имени как такового. Есть
опознавательный признак, соответствующий предназначению моей расы,
но его невозможно передать словами.
Непонятно почему, но Инек вдруг вспомнил сутулую фигуру
человека, сидящего на верхней перекладине ограды с палкой в одной руке и
складным ножом в другой. Человек спокойно обстругивал палку. Над
головой его свистели пушечные ядра, а всего в полумиле от него трещали
мушкеты, изрыгая свинец и клубы порохового дыма, поднимавшегося над
рядами солдат...
- Вам нужно имя, - сказал Инек. - Пусть это будет имя Улисс.
Должен же я как-то вас называть.
- Согласен, - ответил пришелец. - Но могу я спросить, почему
именно Улисс?
- Потому что это имя великого представителя моего народа.
Дико, конечно. Они нисколько не были похожи - сутуловатый
американский генерал времен Гражданской войны и это существо, что
стояло напротив Инека на крыльце.
- Вот мы и познакомились. Я рад, что теперь у меня есть имя, -
произнес Улисс. - Мне кажется, оно звучит возвышенно и благородно, и,
между нами говоря, я буду даже счастлив носить это имя. А тебя я буду
звать просто Инеком, как водится между друзьями, - ведь нам предстоит
работать вместе много твоих лет.
Мало-помалу к Инеку возвращалось трезвое понимание
происходящего, и ему стало немного не по себе. Может быть, и к лучшему,
подумал он, что сначала меня все это так ошарашило. Я даже не мог
понять, в чем дело.
- Что ж, может, и так, - сказал он, инстинктивно сопротивляясь
подсказываемому сознанием выводу, уж слишком быстро теснящему
привычный ход мыслей. - Я могу предложить тебе перекусить. И
приготовлю кофе.
- Кофе... - Улисс причмокнул тонкими губами. - У тебя есть кофе?
- Я сделаю большой кофейник. И разобью туда сырое яйцо, чтобы
осела гуща.
- Замечательно! - воскликнул Улисс. - Сколько я напитков
перепробовал на разных планетах, но кофе мне понравился больше всего.
Они прошли на кухню. Инек поворошил угли в печке и подбросил
еще несколько поленьев. Затем налил в кофейник воды и поставил его на
огонь. Принес из кладовой яйца и слазил в подпол за окороком. Улисс
сидел неподвижно в кресле и наблюдал за его действиями.
- Ты ешь ветчину и яйца? - спросил Инек.
- Я ем все, - ответил Улисс. - Моя раса очень легко
приспосабливается к чему угодно. По этой причине меня и послали на твою
планету в качестве... Как это называется? - Высматривателя?
- Разведчика, - подсказал Инек.
- Да, верно. Разведчика.
Инек удивлялся, что с ним так легко разговаривать - почти как с
обычным человеком, хотя, видит бог, на человека Улисс совсем не
походил. Скорее, на какую-то дикую карикатуру на человека.
- Ты уже так долго живешь здесь, - сказал Улисс, - и, наверно,
любишь свой дом?
- Я тут родился. Правда, отсутствовал четыре года, но родной дом
