(~ ~ - italic)
Клиффорд Саймак "Пересадочная станция"
1.
Грохот стих. Дым, словно тонкие серые пряди тумана, плыл над
истерзанным полем, разваленными изгородями и персиковыми деревьями,
которые артиллерийский огонь превратил в торчащие из земли щепки. Над
огромной равниной, где в порыве застарелой ненависти сошлись в битве
непримиримые враги, где совсем недавно люди рубились насмерть, а затем,
истощив все силы, отползли назад, на какое-то мгновение воцарилось - нет,
не успокоение - безмолвие.
Казалось, целую вечность перекатывался от горизонта до горизонта
пушечный гром, взметалась в небо земля, ржали кони, хрипло кричали
кони. Свист металла и тупые удары пуль, настигающих жертву, вспышки
обжигающего огня, блеск клинков, яркие боевые знамена, реющие на ветру.
А затем все это кончилось, и наступила тишина.
Но тишина в этот день и над этой равниной звучала фальшиво, и
вот она уже нарушается стонами и криками: кто-то просит воды, кто-то
молит о смерти - крики, стоны, призывы о помощи будут звучать под
безжалостным летним солнцем еще долгие часы. Позже распростертые
фигуры умолкнут и замрут, а потом над полем поплывет удушливый,
тошнотворный запах. и могилы павших будут совсем не глубоки...
Много пшеницы останется неубранной, и не зацветут весной
неухоженные сады: а на равнине, плавно поднимающейся к каменистому
хребту, останутся несказанные слова, недоделанные дела и набухшие от
влаги кучки тряпья, кричащие о бессмысленной расточительности смерти.
Железная Бригада, 5-й Нью-Гэмпширский, 1-й Миннесотский, 2-й
Массачусетский, 16-й Мэнский - то были славные имена, и с годами их
слава росла, но все же это только имена, откликающиеся эхом в туннелях
веков.
Еще одно имя - Инек Уоллис.
Он так и держал в мозолистой руке свой разбитый мушкет. Лицо
его почернело от пороховой гари. Сапоги покрылись коркой спекшейся
крови и пыли.
Он все еще был жив.
2.
Доктор Эрвин Хардвик в раздражении перекатывал карандаш
между ладонями и оценивающе разглядывал человека, что сидел напротив
него.
- Я никак не могу понять, - произнес он, - почему вы пришли
именно к нам.
- Ну, вы - это все-таки Национальная академия, и я подумал...
- А вы - разведка.
- Послушайте, доктор, если это устроит вас больше, давайте
считать мой визит неофициальным, а меня просто частным лицом.
Предположим, я столкнулся с необычной проблемой и зашел узнать, можно
ли рассчитывать на вашу помощь.
- Я не против того, чтобы помочь вам, но не вижу, чем могу быть
полезен. Все это настолько туманно и гипотетично.
- Но тем не менее, - сказал Клод Льюис, - вы не можете
опровергнуть даже те немногие имеющиеся у меня доказательства.
- Ладно, - произнес Хардвик, - давайте начнем все сначала и по
порядку. Вы утверждаете, что этот человек...
- Его зовут Инек Уоллис, - сказал Льюис. - По документам ему уже
давно перевалило за сто. Он родился на ферме близ небольшого городка
Милвилл в штате Висконсин 22 апреля 1840 года. Единственный ребенок в
семье Джедедии и Аманды Уоллис. Когда Эйб Линкольн стал собирать
добровольцев, Инек Уоллис вступил в армию одним из первых и воевал в
Железной Бригаде, которую уничтожили практически целиком у
Геттисберга в 1863 году. Но Уоллис был переведен в другое подразделение,
с которым он сражался в Виргинии под предводительством Гранта до
самого конца, до Аппоматтокса...
- Я смотрю, вы не поленились проверить.
- Пришлось разыскивать его документы. Свидетельство о
зачислении в армию в архиве законодательного собрания штата в
Мадисоне. Все остальное - включая и запись о демобилизации - здесь, в
Вашингтоне.
- Вы говорите, что он выглядит на тридцать?
- От силы на тридцать. Если не моложе.
- Но вы с ним не разговаривали?
Льюис покачал головой.
- Может быть, это не тот человек? Если бы у вас были отпечатки
пальцев...
- Во времена Гражданской войны, - сказал Льюис, - до этого еще не
додумались.
- Последний из ветеранов Гражданской войны, - произнес Хардвик,
- умер несколько лет тому назад. Если не ошибаюсь, барабанщик из армии
южан. Должно быть, тут какая-то ошибка.
Льюис снова покачал головой.
- Поначалу, когда мне поручили это дело, я тоже так думал.
- Кстати, как это вообще произошло? С каких пор разведка
занимается подобными делами?
- Должен признать, - ответил Льюис, - случай действительно не
совсем обычный. Но тут кроются серьезные перспективы...
- Вы имеете в виду бессмертие?
- И это тоже. Возможность такого явления. Однако тут есть и
другие соображения. Сама эта странная история требовала расследования.
- Но при чем здесь разведка?
- Вы, очевидно, думаете, что этим следовало бы заняться какой-то
научной группе? - Льюис улыбнулся. - Пожалуй, это было бы логично. Но
дело в том, что Уоллиса случайно обнаружил наш человек. Он был в
отпуске, гостил у своих родных в штате Висконсин милях в тридцати от
того места, где живет Уоллис. До него дошел слух об этом человеке.
Скорее, даже не слух - просто кто-то упомянул о нем в разговоре. После
чего наш сотрудник попытался выяснить кое-какие подробности
самостоятельно. Ему не очень-то много удалось узнать, но и этих крох
хватило, чтобы он заинтересовался.
- Меня вот что удивляет, - сказал Хардвик. - Как мог человек
прожить на одном месте сто двадцать четыре года без того, чтобы не
прославиться на весь мир? Вы представляете себе, какой шум подняли бы
газетчики, узнай они о подобном случае?
- При мысли об этом, - сказал Льюис, - меня бросает в дрожь.
- Однако вы не объяснили мне, как ему удалось остаться в
безвестности.
- Не так-то просто это объяснить, - ответил Льюис. - Нужно знать
те места и людей, которые там живут. Юго-западная часть штата
Висконсин ограничена двумя реками: на западе течет Миссисипи, на севере
- Висконсин. В глубине территории раскинулись бескрайние прерии: земли
там богатейшие, фермы и города процветают. Но вдоль берегов места
холмистые, много оврагов, скал, обрывов, и кое-где образовались соврем
уединенные, отрезанные от мира уголки. Дороги в этих районах неважные,
а на маленьких примитивных фермах живут люди, которые по духу ближе
к первым годам освоения этих земель, чем к двадцатому веку. У них,
конечно, есть машины, радиоприемники и скоро, видимо, будет
телевидение. Но они консервативны по натуре и держатся друг друга - не
все, конечно, и даже не то чтобы большая часть, зато это в полной мере
относится к людям, которые живут в тех забытых богом местах. Когда-то
там было немало ферм, но в наши дни едва ли можно заработать что-то,
хозяйствуя по старинке, и экономические обстоятельства постепенно
вытесняют людей из этих медвежьих углов. Они продают свои фермы за
гроши и уезжают. По большей части в города, где еще можно устроиться на
работу.
Хардвик кивнул.
- А те, кто остается, как раз наиболее консервативны и не жалуют
чужаков.
- Вот именно. Земли в основном перешли к людям, которые не
живут там и даже не пытаются делать вид, что используют их для
сельскохозяйственных нужд. Иногда пускают на выпас скот - очень
небольшие стада, - и на этом дело кончается. Совсем неплохой способ
получения скидки с налогов для тех, кому такое бывает нужно. Кроме того,
во времена земельных банков им тоже было сдано немало участков.
- Хотите сказать. что эти "лесные жители" - так, что ли, их можно
назвать - участвуют в заговоре молчания?
- Не то чтобы они делали это сознательно или намеренно, - сказал
Льюис. - Это просто их образ жизни, мораль, унаследованная от старой
крепкой философии первопроходцев Запада. Они занимаются своими
делами. Им не нравится, когда люди суются в их дела, а сами они не лезут
в чужие. Если человеку хочется жить до тысячи лет, это, может быть, и
удивительно, но это его личное дело - черт с ним, пусть живет. И если он
хочет жить один, хочет, чтобы его оставили в покое, - это тоже его дело.
Они, возможно, обсуждают Уоллиса между собой, но ни в коем случае ни с
кем из посторонних. И скорее всего, им не понравится, если кто то чужой
будет пытаться разговорить их на эту тему. Мне кажется, они уже просто
привыкли к тому, что Уоллис остается молодым, хотя их самих годы не
щадят. Удивление прошло, и, видимо, даже между собой они не очень-то
его обсуждают. Новые поколения принимают это как должное, потому что
их родители не видят тут ничего необычного. Да и самого Уоллиса люди
встречают редко. ведь он живет очень обособленно. А чуть дальше от тех
мест если кто и думал об этом чуде, то, скорее, как об очередной "утке".
Еще, мол, одна байка, выдумка, которая гроша ломаного не стоит. Может,
всего лишь шутка, понятная разве что жителям какого-нибудь медвежьего
угла вроде Дарк-Холлоу. Как легенда про Рип ван Винкля, - легенда, где
нет ни слова правды. Скорее всего, люди просто посмеются над человеком,
который воспримет эту историю всерьез и попытается в ней разобраться.
- Однако ваш человек заинтересовался.
- Да. И, убей меня бог, не знаю почему.
- Тем не менее ему это дело не поручили.
- Он был нужен в другом месте. Кроме того, его там знали.
- И вы...
- Мне потребовалось два года работы.
- И теперь вы знаете всю его историю.
- Не всю. Надо сказать, теперь вопросов у меня стало еще больше.
- Вы видели его самого?
- Неоднократно, - ответил Льюис. - Но я никогда с ним не
разговаривал. И думаю, меня он не видел ни разу. Каждый день, перед тем
как забрать почту, Уоллис совершает прогулку, но никогда не уходит
далеко от дома. Все, что ему бывает нужно, приносит почтальон: то пакет
муки, то фунт бекона, дюжину яиц, иногда спиртное.
- Надо полагать, в нарушение правил почтового ведомства.
- Разумеется. Но почтальоны делали это годами. Всех такая
ситуация устраивает, по крайней мере до тех пор, пока кто-нибудь не
устроит скандал. Но там скандалов не устраивают. Возможно, кроме
почтальонов, Уоллис ни с кем никогда дружеских отношений и не
поддерживал.
- Насколько я понял, хозяйством он практически не занимается.
- Совсем не занимается. У него есть небольшой огород, но это все.
Земля пришла в полное запустение.
- Но должен же он на что-то жить. Где-то ведь он берет деньги?
- Да, - ответил Льюис. - Раз в пять или десять лет он отсылает
одной фирме в Нью-Йорке горсть драгоценных камней.
- Как на это смотрит закон?
- Вы имеете в виду, что они могут быть крадеными? Нет, не думаю.
Хотя, если бы кто-то захотел найти к чему прицепиться, это было бы
несложно. Давным-давно, когда Уоллис только начал отправлять им камни,
возможно, все было в порядке. Но время шло, законы менялись, и, я
подозреваю, теперь и он сам, и покупатель кое-какие из них нарушают.
- Но вы не вмешиваетесь?
- Я проверил фирму, - сказал Льюис, - и они здорово
забеспокоились. Прежде всего потому, что все эти годы безбожно обдирали
Уоллиса. Но я сказал им, чтобы они покупали, как и раньше. А если кто-то
еще будет их проверять, чтобы сразу отсылали этих людей ко мне. Короче,
посоветовал им держать язык за зубами и ничего не менять.
- Вы не хотите, чтобы кто -нибудь его спугнул? - спросил Хардвик.
- Совершенно верно. Мне нужно, чтобы почтальон по-прежнему
продолжал доставлять продукты, а нью-йоркская фирма по-прежнему
покупала у него драгоценные камни. Я хочу, чтобы все оставалось как есть.
И если вы спросите меня, откуда берутся эти камни, я вам сразу скажу: не
знаю.
- Может быть, у него там свой прииск?
- Хорош прииск. Алмазы, изумруды и рубины - все в одном и том
же месте?
- Надо полагать, что даже при тех ценах, по каким с ним
рассчитывались, Уоллис получает неплохой доход.
Льюис кивнул.
- Видимо, он посылает им новую партию, только когда кончаются
деньги. А денег Уоллис тратит не так уж много, поскольку живет довольно
просто, если судить хотя бы по тем продуктам, что он закупает. Правда, он
выписывает множество газет, еженедельников и более десятка научных
