сучьями кожи. - Чудеса природы.
За окошками быстро темнело.
- Хоть бы приехал кто, - с тоской сказал Коль.
Лена, щелкая по доскам, подошла к нему и ткнулась носом. Сосны шумели
глухо и нескончаемо; весь мир по ту сторону стен состоял из мотающихся
вековых деревьев и жестокого выдоха арктических пустынь.
Где-то далеко-далеко, в сказочной, недоступной вышине, пробиваясь
сквозь шум тайги, возник звенящий гул. Он был едва слышен, и он был
потусторонне чужд замшелому жилищу, продрогшему, насмерть усталому
человеку, пытающемуся втереться в медленно прогреваемый камень печи, и
темноте, и ветру, и холоду, и безлюдью вокруг. Он шел из-за туч, из неба,
из тех мест, где живут титаны. Вот он погас, прошил атмосферу и, наверное,
ушел выше, в черную пустую тишину, но Коль еще долго вслушивался,
запрокинув голову; кадык переламывал худую жилистую шею, покрытую чуть
поседелой щетиной, на глаза наворачивались слезы, и рукам стало уже не до
огня в печи.
- Опаздывает... - прошептал Коль потом. Помолчал. - Наверно, ходики
врут, как думаешь?
Лена что-то сказала по-своему. Коль положил ладонь на ее узкую теплую
голову.
Крыша Координационного центра, просторная, как аэродром, пласталась
внизу. Коль пикировал, и она вспухала, закрывая горизонт разлетающимися
краями.
Крыша полна была людей.
- Что, торжественная встреча будет? - Коль невольно притормозил,
почти завис.
- А ты против?
- Да нет... как-то, знаешь, ждал вначале, а теперь расслабился уже.
- Я не знаю, что будет. Они просто рады тебе, Коль.
Коль осторожно посадил скорди и открыл кабину. Его мягко спеленали
взгляды, вдруг стало жарко. Он неловко спрыгнул, едва не упал, зацепившись
каблуком; вытянулся по стойке "смирно" и стал озираться, отыскивая хоть
кого-нибудь в мундире...
Не пришлось рапортовать. Просто один из толпы, коротко переглянувшись
со стоявшими рядом, подошел к Колю и протянул руку. Коль нерешительно
пожал ее, не ведая, что будет дальше, и тогда тот сказал:
- Спасибо.
У Коля перехватило горло - так благодарно и просто это прозвучало.
Никто не ожидал, что он выступит с героической речью или с мужественными
шутками. Коль сглотнул, вздернув головой, и проговорил:
- Вам спасибо...
Тот улыбнулся и сказал:
- Теперь будем жить все вместе.
Внутри здание походило на лабиринт, и Коль представить себе не мог,
как ориентируются в этом стоймя стоячем городе. Но Всеволод уверенно вел
по переплетениям широких, солнечно освещенных коридоров, по беззвучным
эскалаторам, от лифта к лифту.
Пришли. Комната была просторной, белой, в полуметре над полом парила
широкая массивная пластина, отражавшая все, словно голубая вода. На
пластине - ваза с букетом неизвестных Колю цветов. Стол. Зденек щелкнул
пальцами - откуда-то от стены отвалился розовый ком и юркнул к столу,
неуловимо побелел и обернулся креслом. Ясутоки, указав на кресло,
предложил Колю отдохнуть. Коль сказал, что полон сил и энергии. Тогда
Всеволод и Зденек попрощались, а им на смену молча вошли пятеро ребят в
белых халатах, и с потолка посыпались разноцветные комья, на лету
превращавшиеся во всевозможные приборы. За Коля принялись всерьез. Через
час запас его сил и энергии значительно поубавился, а врачи, казалось,
лишь начали входить во вкус. Через три часа Коль взмолился. "Я великолепно
себя чувствую! У меня уже был трехлетний карантин, пока я тянул корабль к
Солнцу!" - "Будет, будет, - мягко увещевал его Ясутоки в ответ. - Вон ты
какой беленький... Тонкий, звонкий, прозрачный..." Коль ошалело воззрился
на него и хотел спросить, откуда тот знает их жаргон. Но не спросил. Не до
того было. Его крутили, просвечивали, прозванивали, как печатную схему. Он
начал свирепеть. Тогда Вальтер, один из мучителей, стал в первом
приближении знакомить Коля с обстановкой на Земле. Коль слушал, затаив
дыхание, но остальные, непреклонные, сильно ему мешали.
Отпустили наконец. Одели в роскошный пурпурный халат с золотыми
драконами, ушли консультироваться. Вальтер остался. Именно в это время
Коль узнал, что демографическая проблема решена путем заселения ряда тел
Солнечной системы, приведенных к человеческим условиям путем резки,
перекомпоновки, зажигания искусственных солнц и тому подобных сказочных
действ. Это Коль, вероятно, отметил, подлетая? Коль подтвердил: отметил,
угу - не уточняя, как обалдел, с трудом узнав Солнечную систему, и на
несколько часов подлетного времени панически заподозрив, что заблудился в
космосе и не туда попал. Проблема продовольствия решена путем синтеза
питательных веществ из нафтеновых, а в последнее время на орбиты вокруг
населенных миров выводятся вакуумы-синтезаторы, которые буквально из
ничего куют еду. И все прочее. Вот уж чего в космосе хватает, сказал
Вальтер, так это вакуума. Коль опять-таки не стал сию реплику
комментировать, но про себя горько подумал, что вот уж это он за семь лет
субсветового ползания от звезды к звезде выяснил доподлинно. Вакуум-синтез
внес решающий вклад при снятии экологических проблем, а теперь спасает и
нефть, которая оказалась позарез нужной для решения некой проблемы
мантийного баланса. О последней Вальтер отказался дать какие-либо
сведения. "Не компетентен, - объяснил он, - и лучше уж не говорить ничего,
чем ляпнуть дезу". Коль опять вздрогнул: все потомки говорили с ним чуть
ли не его языком. "Ляпнуть дезу" было одной из любимых фразок Коля еще со
времен службы в ВВС Молдовы, которые, как и все другие с перепугу мелко
нашинкованные в конце двадцатого века армии, приказали долго жить через
три месяца после того, как Коль получил капитана, и опять все поехало
укрупняться: западно-европейские силы, русскоязычные силы, арабские силы -
так было легче устанавливать балансы, чтобы затем уже постараться
окончательно послать все эти силы к ядреной бабушке. И не быть бы никогда
Колю третьим пилотом Первой Звездной, заниматься бы ему до самой пенсии
извозом на грузовых или пассажирских авиалиниях, если бы не совпали по
времени два события: Коль, естественно оказавшийся в русскоязычных (стоило
двадцатью годами раньше огород городить - только жрущих в три горла
генералов, министров да председателей наплодили вдесятеро; впрочем, может,
именно для этого все и делалось: чтобы кровное начальство смогло наконец
пожрать суверенно, без оглядки на обжор в Москве), лихо отличился со своим
экипажем во время отчаянной кислородной бомбардировки Арала, единственный
из семнадцати пробившись к очагу перерождения биомассы и так убедительно
отковровав его с бреющего, что процесс замер в считанные минуты, после
чего герою все пути были открыты, и герой, в течение месяца поимый и
всевозможно ублажаемый по всему Приаралью, прочухавши двинул в космос -
училище в Звездном, стажировка в Хьюстоне, Марс, Церера, Умбриэль... а тут
американо-русско-французская шайка высоколобых на "Токомаке" какого-то
поколения взяла да и открыла по случайке эффект, из которого буквально сам
собой через пару лет вылупился мезонный двигатель, легко дававший ноль
девять световой - и человечество не устояло перед звездным соблазном...
Господи ты елки-палки, одно слово знакомое услышал, что за бесконечное
членистолетнее воспоминание сразу поползло из глубин души, и нет ему
конца... И ведь каких-то тринадцать лет с этого Арала прошло... каких-то
двести тридцать семь лет!..
Ладно. Что там Вальтер-то рассказывает? Но Вальтер как раз приумолк,
с преувеличенной внимательностью разглядывая столбцы стоячих цифр на
экране какого-то прибора, одного из бесчисленных, натравленных на Коля за
эти часы - будто чувствовал, что пилот улетел в собственную память. И
будто почувствовал, что пилот вернулся - Коль еще слова не успел сказать,
а Вальтер начал точнехонько с того места, на котором умолк.
Взамен всех проблем, тревоживших человечество во времена той жизни
Коля, естественно, повыскакивали новые - того же мантийного баланса,
регулирования и локальной стимуляции солнечной активности, чистки
околосолнечного пространства, дефицита полярных сияний (вот уж из пальца
высосали проблему, подумал Коль), и так далее. Кроме того, близилась к
решению проблема мгновенного пробоя пространства, и, как только пробой
осознался как близкая реальность, то есть двенадцать лет назад, были
отменены релятивистские звездные. После Первой в глубокий космос ушли еще
восемь кораблей - пока ни один не вернулся. Поддерживается гравиконтакт с
тремя инозвездными цивилизациями - первый был установлен еще лет сорок
назад буквально по случайке, уточнил Вальтер, и Коль опять озадаченно
отметил прозвучавшее в речи потомка жаргонное словцо, совсем недавно
скользнувшее в памяти Коля. Более развитые цивилизации, уже имеющие
установки пробоя, не обнаружены. По поводу загадочного их отсутствия идут
яростные дебаты в Координационном центре, в Совете, в управлении дальней
связи; выдвигаются объяснения разнообразнейшие, а подтверждений нет ни
одному.
Когда Ясутоки-сан, застенчиво улыбаясь, вошел в комнату - снова уже
не в белом халате, а в прежних леопардовых шортах - Коль был доведен до
крайней степени возбуждения. Его подмывало немедленно нестись в управление
дальней связи. А еще лучше на Трансплутон, в Институт пробоя. В улыбке
Ясутоки появился сочувственный оттенок. Он объявил, что на дворе ночь, что
в соседней комнате ждет легкий ужин, а еще комнатой дальше ждет не
дождется постель. У Коля отвалилась челюсть. Какой сон, воскликнул он. Я
здесь уже целый день, и ничего не видел, кроме вашей медицины! Ясутоки
кротко слушал, полуприкрыв глаза и сложив руки на животе, а потом сказал:
"У тебя впереди еще вся жизнь, Коль. Не надо торопиться. Надо отдохнуть.
Завтра доставят тела с крейсера".
Кажется, он еще что-то говорил, но Коль уже не слышал его, а слышал
Лену, и видел Лену.
...Он сказал: "Ну да, его каюта ведь ближе, не устаешь по ночам от
долгих пробежек!", и тогда сострадание погасло в ее глазах, она ничего не
ответила, только повернулась гордо и зло, и пошла прочь. Перед ним все
поплыло, он сделал маленький шажок за ней и сразу широко качнулся назад,
потому что все уже было бесполезно, и только смотрел, как она идет; а у
машины ее уже ждал Лестрети, они упаковались, пробубнилась обычная
процедура проверок - герметичность, энергия, связь - и по наклонному
пандусу вездеход скатился наружу. На экране было видно, как тяжелая
машина, поднимая рвущиеся на диком ветру клубы зеленой пыли, аккуратно
переваливаясь на барханах, подползла к стене зарослей, твердокаменных,
узловатых, ощетиненных ядовитыми шипами. Вездеход вломился в них и сразу
пропал из глаз - только от щели пролома, медленно вытягиваясь, пошла вдаль
узкая просека подминаемых вершин, а вскоре и она утонула в тумане, белесым
горбом колыхавшемся над кратером Источника. Тогда Коль не выдержал и
позвал: "Лена, как там?" Она ответила ровным голосом: "Слышу хорошо,
первый, слышу хорошо. Машина с кустарником справляется. Делаем станции
каждые десять минут. Прошли пять тысяч семьсот сорок три метра. Грунт
твердый, индикаторы спокойны, подходим к внешнему валу". Коль хотел молить
о прощении, но не было сил унижаться при всех. Она вернется, думал он.
Через три часа она вернется... Он твердил эту фразу до того мгновения,
когда в прорве тумана тускло полыхнуло и кусты на миг стали из черных
пронзительно-алыми, а по полу рубки прыгнули, тут же пропав, резкие тени.
Он даже не сразу понял, что это, когда из динамика раздался мгновенный
