не хватает! И слава богу! Я видела вашего сына голым - так, как вы меня
сейчас видите, - голым телесно и голым душевно. С тех пор как я его наб-
людаю, да и во время болезни, он уж, кажется, все мне раскрыл... Нет,
ваш ягненок не без пятен! Я это знаю... Иначе я бы его так не любила. Я
не люблю - да и вы тоже не любите - беленьких блеющих барашков, у кото-
рых капелька молочка висит на мордочке. Тот не человек (вы ли, я ли, он
ли), кто не боролся с жизнью и не оставил в ее логове клочьев своей
шерсти. Нужно, нужно пройти и по грязи и по терниям! Вы прошли. Марк
прошел. Но он не увяз. Он натура здоровая. И правдивая. Он искренен в
ненависти. Он искренен в любви. В нем много здоровой горечи, гниение его
не коснется...
- Он такой же, как вы.
Ася умолкла. Она растерянно смотрела на Аннету, та смотрела на нее.
Обе женщины молча вглядывались друг в друга. Аннета, видимо, хотела
что-то сказать. Ася сделала едва заметное движение, чтобы остановить ее.
- Я не стану, - взвешивая каждое слово, решительно заявила Аннета, -
я не стану разъединять вас.
Ася пыталась перебить ее. Но Аннета жестом принудила ее к молчанию.
- Я знаю, чем я рискую. Я рискую вдвойне. Теперь у меня два долга
вместо одного. Вы. Он. Я их беру на себя. Я доверяю вам обоим. Оставай-
тесь вместе!
Ася окаменела от волнения, она слушала и не понимала... Смысл того,
что сказала Аннета, просачивался в ее сознание по каплям, и они застыва-
ли, как сталактиты... Ее опять начал бить озноб. Она все еще стояла го-
лая, и Аннета матерински заботливым движением надевала на нее рубашку.
Ася опустила голову, повернулась к стене, прислонилась к ней лбом и,
закрыв лицо руками, по-детски расплакалась.
Аннета уложила ее на кровать и прикрыла ей голые ноги своим пальто.
Ася никак не могла согреться.
- Вы простудились... - сказала Аннета.
- Нет, это не простуда, - возразила Ася. - Позвольте мне побыть возле
вас еще немного!
- Тогда ложитесь под одеяло.
Ася держала ее руки. Анкета села рядом.
- Выслушайте меня! Сегодня я уезжаю. Скоропостижно скончался один че-
ловек, мой хозяин, мой друг, - я была его помощницей. Я возвращаюсь на
свое прежнее место. Пробуду я там несколько недель. Марка я оставляю на
вас. И вас оставляю на Марка. Подумайте оба!.. Вы меня понимаете, моя
девочка? Не ошибаетесь ли вы? Я говорю вам: подумайте! Оставайтесь вмес-
те, но подумайте хорошенько, прежде чем связать себя окончательно. Защи-
щайте свою свободу! И защищайте его свободу, если он сам не сумеет! Доб-
росовестно разберитесь в самих себе! Потребуется немало времени для то-
го, чтобы каждый из вас смог наконец заглянуть в самую глубь души - не
чужой души, а своей собственной. Не спешите! И будьте искренни!..
- Я искренна, и я буду искренна, - сказала Ася. - Я разгадала вас. Я
не ошиблась: вы умеете любить. Так вот, поймите: именно потому, что я
его люблю, я боюсь обмануть его, обманываясь сама. Но если он меня любит
и ошибается, то хватит ли у меня сил открыть ему глаза? Быть может, бла-
горазумнее нам было бы все же расстаться?
- А если я поймаю вас на слове? - спросила Аннета.
- Нет, нет!.. Не надо!.. Я бы уже не могла... Теперь уже поздно.
После минутного размышления она устыдилась своей слабости и прибави-
ла:
- Но я все ему расскажу. Он будет знать все.
Аннета грустно улыбнулась:
- Нет, девочка. Не советую.
Ася вскочила, сбросила с себя одеяло, села на кровати и уставилась на
Аннету:
- Как? Вы не советуете мне сказать ему всю правду?
- Да. В устах матери это звучит странно, не так ли?
- В ваших устах это звучит странно.
- Благодарю вас. Да, я думаю, что я человек правдивый, и всегда была
правдива, в особенности когда это бывало мне невыгодно. Именно поэтому я
считаю себя вправе подать вам такой совет. Вы хотите рассказать Марку
все ваше прошлое...
- Рассказать о том, какая я, - проговорила Ася.
- Какая вы? А что, если вы прошли через все это и остались чистой,
так же, как ваши ноги, которые ступали по дорожной грязи, а теперь отмы-
лись? Но допустим! Я тоже не забыла всей грязи, по которой ступали мои
ноги. Я не отрекаюсь от той, какой я была. И я не люблю тех, которые го-
ворят: "Я не знаю этого человека!" - когда у них всплывают неприятные
воспоминания о самих себе. Но вы признаете этого человека, так велит вам
ваша совесть. Вы не обязаны посвящать в это других.
- Других - нет, - сказала Ася. - Но его...
- Пусть бы еще, - сказала Аннета с тонкой улыбкой, в которой была до-
ля горькой насмешки, - пусть бы еще, раскрывая ему все это, вы шли на
риск отдалить его от себя! Но если он вас любит - а вы в этом уверены,
даже слишком уверены, - вы его не удалите, вы только причините ему боль.
И эта боль - конечно, очень сильная - только еще крепче привяжет его к
вам и останется в нем навсегда. Он не разлюбит вас. Он скажет: "Я все
забыл". И ничего не забудет. Пройдет год, два, десять лет: рана раскро-
ется и станет гноиться. Вы тогда уже не сможете припомнить, кто была эта
женщина, которая жила среди смертей и обессилела от страданий, которая,
потеряв голову, отдавалась в ночной темноте, лишь бы уцепиться хоть за
кого-нибудь и не упасть - лишь бы уцепиться за жизнь. Вы уже о ней забу-
дете. Но он, Марк, он ее увидит совиными глазами. Любовь берет их напро-
кат у ревности. И вы его тоже увидите - в его глазах. Он на всю жизнь
прикует вас к этому вашему прошлому, хотя вы его уже сбросили, как ста-
рое платье, - так, как все мы сбрасываем с себя наше прошлое. Они хотят,
чтобы мы сохраняли наши старые, прогнившие души, от которых мы, слава
богу, избавились, потому что мы обновлялись. Мужчины не способны понять,
моя милая девочка, какая сила живет в нас, а она заставляет нас вечно
омоложаться.
Она говорила, не повышая голоса, но в самом ее спокойствии была го-
речь. Ася молчала, не сводя с нее удивленных глаз.
Аннета говорила, не глядя на нее, - и уже не для нее, а для себя, но
вдруг вспомнила о ней и обернулась. Они обменялись многозначительной
улыбкой.
- La donna e mobile - вот как они судят о нас. Вот что они сказали
бы, если бы слышали меня. То настоящее, что есть в настоящей женщине, не
меняется - вот чего они не могут понять. Ничто не пропадает из пережито-
го нами, если оно питало нашу жизнь. Оно стало частицей нашей крови, а
мы выбрасываем из себя лишь бесполезное и нечистое...
- Я не ожидала найти в вас союзницу, - сказала Ася.
- У меня никогда не было союзницы, - заметила Аннета. - Поэтому я и
сочувствую тем, у кого их нет.
- Так будьте же моей союзницей! Я этим злоупотреблять не стану. И я
прошу вас помогать мне - не в ущерб Марку, но ради него. Если вы не хо-
тите, чтобы я рассказала ему все, - а я чувствую, что вы правы, но
только не ручаюсь, что смогу молчать! - я передаю вам, в ваши руки, все,
что меня гнетет. Сегодня я вам передала самое тяжкое. Но кое-что еще ос-
талось. Я вам отдам все. Вы вправе использовать это в любое время против
меня и в интересах вашего сына. Я изобличать вас не стану.
В глазах Аннеты сверкнул лукавый огонек:
- Прекрасно! Но уж теперь берегитесь! Вы в моих руках.
- Вот и держите меня! Я этого и хочу. Будьте моим судьей. Ничем иным
я не могу расплатиться с вами за то, что вы дали мне.
- Что же я дала вам?
- Не притворяйтесь, что не понимаете! Вы все отлично поняли... Того,
что дали мне вы, еще никто мне не давал... Не любовь - любовь у меня бы-
ла, есть и еще будет... Вы мне дали нечто гораздо большее: доверие. Вы
поверили в меня. А вы понимаете, что это значит?.. Вы мне самой вернули
веру в себя, если только она у меня когда-нибудь была... Теперь я верю,
я верю в себя. Благодарю вас! Я воскресаю...
Она спрыгнула с кровати и, упав на колени, начала бурно целовать ко-
лени Аннеты.
- И я даю вам слово, - говорила она, - что откажусь выйти замуж за
Марка. Я заставлю его остаться свободным, таким же свободным, как я...
Аннета взяла ее под мышки и, поставив на ноги, сказала с насмешливой
улыбкой:
- Обещать легко. А вот выполнить?..
Она поцеловала ее, потрогала ей грудь и плечи и сказала:
- Теперь ты обсохла... Одевайся! Он ждет нас.
Ася твердо решила не выходить замуж за Марка. Дело было не в том,
чтобы сдержать слово, данное Аннете. Такова была ее непреклонная воля;
вся ее природа сопротивлялась парной упряжке: "Я люблю, я люблю тебя,
сегодня я отдам тебе мою жизнь, мою смерть, но мое завтра я тебе не от-
дам. Связать меня нельзя!.."
У Аннеты не было Асиных оснований строить себе иллюзии, и потому она
лучше ее понимала, чем все это может кончиться.
Влюбленные добросовестно твердили: "Мы любим друг друга, оставаясь
свободными". И вместе с тем делали все, что могли, чтобы утратить свою
свободу. Каждый упорно стремился связать и другого и самого себя.
Следствие задержало Аннету в Лондоне на три недели. Тимон погиб при
загадочных обстоятельствах во время перелета из Лондона в Брюссель: он
выпал из самолета. Убийство это или самоубийство? Таинственная рука по-
хитила все бумаги, которые могли бы помочь раскрытию тайны. В течение
этих трех недель Аннета была поглощена своими обязанностями по отношению
к умершему, приведением в порядок того, что стало разваливаться без хо-
зяина. Ее мучили угрызения совести: если бы она не уехала, если бы он не
был одинок, быть может, он бы не погиб?.. Эти мысли терзали Аннету, но
она ими ни с кем не делилась. Вернувшись в Париж, она увидела, что Марк
и Ася запутались в страсти, которая изо дня в день ткала вокруг них свою
паутину. Но что теперь можно было поделать? Разлучить их? Слишком позд-
но! Предупредить их об опасностях? Они их видели. И то, что об этих де-
тях знала она - и, быть может, она одна, - захватывало в сети и ее са-
мое. В своей исповеди, неудержимой, как наводнение, Ася открыла ей все -
не только самое худшее, но и хорошее, редкостное, затаенное - то, что
гордая женщина раскрывает трудней всего, и всем этим она затопила сердце
матери. Аннета сумела сразу, взглядом знатока, рассмотреть эту дикарку
во всей ее наготе, понять ту суровую жизнь, на которую она с такой твер-
достью обрекла себя в изгнании, ее одиночество, нищету, которую она при-
няла без колебаний, ее безусловную правдивость, ее честность по отноше-
нию к самой себе. Ничто не могло бы сильней расположить Аннету. Рядом с
этой нелегко дававшейся добродетелью "чистота" в буржуазном понимании
этого слова представлялась ей чем-то второстепенным. Если Ася поддава-
лась обманам страсти, если даже это могло случиться с ней и впредь, то
все это лишь порывы ветра, который проносится по поверхности, не затра-
гивая сущности, не затрагивая цельности ее правдивой и верной души. Над
Асиным прошлым Аннета ставила крест... (Но она знала, что ее сын креста
бы не поставил. И в этом была одна из опасностей.)
Опасностей, разумеется, было много, даже слишком много, и не все они
исходили от Аси. Марк тоже таил в себе опасности, хотя, впрочем, иного
рода. Аннета побоялась бы доверить ему (как говорила Ася, сама тому не
веря) девушку наивную и неопытную. Он не умел держать себя в руках, ему
не хватало уравновешенности, осторожности, чувства справедливости, ему
не хватало доброты и подлинной человечности. Все это Аннета видела. Она
знала своего сына. Он был слишком молод, и на нем сказывался слишком
ранний, неполноценный, но жестокий жизненный опыт. Он сможет стать лучше
и будет по-настоящему хорошим позже, значительно позже - в сорок лет.
Тогда, пожалуй, он будет способен понимать молодую женщину и руководить
ею. А сейчас они только сведут друг друга с ума, она замучают друг друга
и даже, чего доброго, загубят... Между тем Марку нельзя было оставаться
одному. Длительное одиночество в ожесточенной борьбе с отравленной сре-
