или поставщик предприятия. Однако кооперативы других типов могут получать
капитал с помощью облигаций или других форм фиксированных кредитных
обязательств, включая даже привилегированные акции, дивиденды по которым
выплачиваются до выплаты каких-либо дивидендов группе собственников. Таким
образом, хотя свободная продаваемость акций может обеспечить более дешевый
доступ к капиталу, по обсужденным в главе 7 причинам получить преимущества от
продаваемости акций можно и в условиях, когда доход по акциям не связан с
остаточным доходом предприятия. Следует только иметь в виду более тонкий
момент, что издержки на капитал, состоящий из долговых обязательств (право на
фиксированный доход) и обычных акций (право на остаточный доход) меньше, чем
когда капитал состоит из ценных бумаг только одного вида. Получается, что
возможность свободной продажи прав на получение доли остаточного дохода должна
обладать некоторыми финансовыми преимуществами для капиталоемких предприятий.
Впрочем, очень часты случаи, когда не являющиеся капиталоемкими малые и
средние предприятия также принадлежат инвесторам.
Продаваемость акций является также механизмом контроля риска делегирования
полномочий. Привлечение и удержание инвесторов, а значит, и выживание
предприятия, в значительной части зависят от рыночного спроса на ценные бумаги
корпорации. Хотя спрос на акции зависит от множества причин, прошлые и
ожидаемые показатели прибыли и роста обычно достаточно сильно влияют на курс
ценных бумаг, чтобы дать директорам и главным менеджерам стимул избегать
лишних расходов и беззаботных решений. Директора и менеджеры также
заинтересованы в хорошем мнении экспертов по ценным бумагам, брокеров и
профессиональных торговцев, коллективное мнение которых о перспективах
развития корпорации и о качестве управления ею непосредственно определяет
рыночный курс акций. Любой уважающий себя директор или менеджер корпорации
будет отрицать, что для контроля над риском делегирования полномочий он
нуждается в этих стимулах, но при этом согласится, что для некоторых других
это полезно. Большие кооперативы, вроде компаний по взаимному страхованию
жизни, сберегательных банков и больших кооперативов поставщиков и
потребителей, легко попадают под контроль несменяемого совета попечителей,
которые ответственны только перед самими собой, что повышает вероятность того,
что издержки делегирования полномочий здесь контролируются не столь
решительно, как в принадлежащих публике корпорациях. Но и это не объясняет
большей распространенности инвесторской собственности на малых предприятиях,
служащие или потребители которых могли бы контролировать работу менеджеров
более эффективно.
Похоже, что для предприятий не столь крупных, чтобы принять форму открытого
акционерного общества, лучше подходит другое объяснение. Для человека,
размышляющего о создании нового предприятия, фирма, принадлежащая инвестору,
представляется более легким проектом, и она привлекательнее для инвестора, чем
другие формы. Проделанный Манкуром Олсоном анализ трудностей создания
организаций, когда выгоды не оправдывают хлопот и расходов организатора,
приложим к учреждению кооперативов [Mancur Olson, The Logic of Collective
Action (Cambridge: Harvard University Press, 1965)]. Брокерские дома,
учреждающие взаимные инвестиционные фонды в ожидании больших доходов и
комиссионных от управления ими, представляют собой исключение, не сравнимое
почти ни с чем в кооперативном секторе. Для сравнения, учредитель предприятия,
принадлежащего инвестору, может получить значительную прибыль в случае успеха
предприятия, просто оставив себе часть или всю предпринимательскую долю.
Поэтому можно предполагать, что большее число больших или малых принадлежащих
инвесторам предприятий выживет просто потому, что гораздо большее число их
будет создано.
Другое возможное объяснение в том, что легче управлять предприятием на благо
инвесторов, чем на благо любой другой группы возможных участников. Интересы
инвесторов более согласуются между собой, чем у кого-либо еще. В самом деле,
причины для конфликта между инвесторами почти ничтожны, если сравнить их с
потенциалом конфликта между служащими, относительный вклад которых в
совместный продукт почти невозможно определить, тем более что дезинформация в
этой сфере очень популярна. Для служащих лучше предоставить распределение
своих доходов и поощрений постороннему, не имеющему пристрастий к какой-либо
группе служащих, даже если он будет предубежден против всех наемных работников
в целом, чем передать это право в руки профсоюза или совета наемных работников
предприятия. Хотя желательность того, чтобы согласованием конкурирующих
притязаний на долю в фонде оплаты труда занимался посторонний посредник не
обсуждалась, здесь может быть причина того, почему работники и их профсоюзы не
занимались более активно созданием кооперативов.
Есть и другая возможная причина, о которой говорилось в главе 7. В постоянно
изменяющемся мире, может быть, не столь уж разумно одновременно инвестировать
и свою карьеру (свой человеческий капитал) и свои личные сбережения в одно и
то же предприятие. Сторонники собственности наемных работников на средства
производства, в том числе наниматели, активно пытающиеся продавать акции
собственным работникам, редко упоминают о важности диверсифицировать риск,
чтобы не попасть в положение сталелитейщиков, которые обнаружили, что их
рабочие места исчезают одновременно с сокращением доходов компаний и,
соответственно, с падением цен на их акции. Короче говоря, если уж рабочим
следует платить столько, чтобы они смогли оставить статус пролетариев ради
положения собственников, им следует настоятельно порекомендовать не вкладывать
средства в бизнес своего нанимателя, а подыскать другие формы вложений. Та же
самая потребность в диверсификации подталкивает основателей и владельцев
преуспевающих фирм к их акционированию. Это также помогает объяснить, почему
менеджеры не выкупают свои компании чаще, чем они это делают.
Югославская экономика экспериментировала с вариантом кооперативов наемных
работников, где работники выбирали менеджеров принадлежащих государству
предприятий. Факты свидетельствуют, что кооперативы наемных работников создают
целый ряд ошибочных стимулов. Так, существуют стимулы: увеличивать текущий
доход работников за счет высоких цен, что ведет к ограничению производства;
ограничивать прием новых работников, чтобы не увеличивать число претендующих
на долю в прибыли; отдавать предпочтение капиталоемким методам производства
перед трудоемкими, даже когда есть безработица; получать капитал в кредит,
вместо того чтобы вкладывать в дело собственные доходы. Работники
предпенсионного возраста особенно противятся реинвестиции доходов, поскольку
им не дождаться выгод от реинвестирования. [Более подробное рассмотрение
югославского опыта и опыта предприятий, принадлежащих наемным работникам см.:
John M. Montias, The Structure of Economic Systems (New Haven: Yale University
Press, 1976), pp. 236--242.]
Кроме того, хотя рабочая собственность стимулирует рост групповой
производительности, со стимулами для отдельных работников все не так уж ясно.
Отдельный работник может подсчитать, что если он лично не будет уж очень
стараться, вряд ли работающие рядом будут на него в сильной претензии, а связь
между его усердием и успехом всего предприятия слишком незначительна, чтобы
принимать ее во внимание. Давление со стороны коллег может заменить надзор со
стороны менеджеров, но оно может работать и в другом направлении, особенно на
предприятиях со многими отделениями, где группы коллег составляют только малую
часть занятых.
В поисках объяснения того, почему подавляющее большинство предприятий
принадлежат инвесторам, мы, пожалуй, чрезмерно сконцентрировались на
преимуществах этой группы собственников и на недостатках всех других.
Выживание некоторых предприятий, принадлежащих другим группам собственников,
свидетельствует, что при каких-то обстоятельствах их преимущества перевешивают
их же недостатки. Стимулы наемных работников, ставших владельцами собственного
предприятия, хорошо известны, хотя и не бесспорны. Потом, многие кооперативы
воодушевляет уверенность, что их члены (потребители, служащие, фермеры и т.д.)
должны были противостоять экономическим силам, способным навязать нечестные
условия торговли. Таким образом, кооперативы представляют собой форму
само-помощи для тех, кто считает, что на рынке ему противостоят монополисты.
Даже когда такое представление ошибочно или когда было бы дешевле иметь дело с
монополией, члены кооператива могут компенсировать дополнительные издержки
чувством гордости за то, что они не дают себя в обиду. В экономике с
безличными рынками, деятельность которых редко бывает прозрачна, доступность
такой формы само-помощи очень важна. Кооперативы часто кажутся
антикапиталистическими организациями, но в каком-то смысле они воплощают самую
сущность капитализма, поскольку позволяют сравнительно небольшим группам
стремиться к своим, независимо выбранным целям. Стоит лишь чуть задуматься,
чтобы понять, насколько несовместима кооперативная само-помощь с целями
плановой или командной экономики.
Сравнение форм организации
Мы пытались найти объяснение экономическому росту Запада в его же
экономической истории. После 1917 года история социалистической экономики
поставляет материал для сравнений, позволяющий еще сильнее высветить некоторые
источники экономического роста. Здесь мы затронем только два момента.
Во-первых, очень многое препятствует тому" чтобы делать на основании таких
сравнений надежные, достоверные выводы. Во-вторых, социалистический опыт в
целом подтверждает наше предположение, что Запад многим обязан
экспериментальному, прагматическому подходу к организации хозяйственной жизни.
При сравнении экономических систем крайне трудно установить, что же на самом
деле служит истинной причиной различий результатов экономической деятельности.
Нет бесспорного способа определить, какие из бесчисленного множества различий
между хозяйственными системами СССР и США являются важнейшими причинами разных
результатов хозяйствования.
Сопоставление экономических моделей свободного рынка и социалистического
хозяйства -- дело не трудное просто потому, что экономические модели
создаются, чтобы облегчить понимание. Сравнение реальных экономических систем
есть дело крайне сложное, поскольку эти системы возникают в результате
исторических процессов, которые не были сознательно спроектированы и
определенно созданы не так, чтобы облегчить их понимание. Мы начнем
рассмотрение нескольких проблем, возникающих при сравнении реальных систем
хозяйства, с анализа явного обмана.
1. Парадная идеология и глубинный смысл
Стало обычным утверждение, что СССР, Восточная Германия, Польша, Болгария и
другие страны восточного блока далеки от марксизма. Как сформулировал
Александр Гершенкрон, "вся история Советской России ... это история отхода от
марксизма". [Ответ Александра Гершенкрона на комментарий Альберта О. Хиршмана
к тезису Гершенкрона: "идеология как системный фактор", глава 9 в Comparison
of Economic Systems, Alexander Eckstein, ed. (Berkeley: University of
California Press, 1971), p. 298. Гершенкрон продолжает далее: "Профессор
Хиршман правильно говорит о "долгожданном отказе германской
социал-демократической партии от ортодоксального марксизма", но ему следовало
бы добавить, что советский большевизм от марксизма (ортодоксального или нет)
все еще не отказался".] Несомненно, что можно с такой же убежденностью
утверждать, что только Лихтенштейн и, быть может, Швейцария сохранили
настоящий капитализм. Утверждение, что почти все так называемые
социалистические и капиталистические страны виноваты в отходе от идеального
образца, свидетельствует только о том, что в этих странах в ходу идеология с
двойным дном -- одна служит для выбора реального поведения, а другая есть
орудие в социальном конфликте. Как говорит тот же Гершенкрон:
