небеса.
Я покачал головой, не сводя с них глаз. Все это напоминало странную
форму поклонения. Дел? Или мечу? Или может быть магии?
Аиды, ненавижу магию. В ней одна грязь.
- Лезь, - бесцеремонно сказал я Киприане, когда ее мать поднялась
наполовину. - Твоя очередь.
Она уже заткнула юбки, повернулась лицом к стене и вдруг, резко
отпрянув, крепко обняла меня и поцеловала прежде чем я успел что-то
сказать. Рассмеявшись, она полезла вверх по лестнице с каменными выбоинами
вместо ступенек.
Аиды, и что иногда находит на женщин?
На лице Массоу смущение боролось с отвращением. Гаррод смотрел на
меня растерянно, потом нахмурился.
- У тебя есть гарем, Южанин?
- Она еще маленькая, - пробормотал я, потянувшись, чтобы подсадить
Массоу. - Она сама не знает, чего хочет, - я приподнял мальчика, помог ему
найти походящие щели и отправил вслед за сестрой. Как я и ожидал, он без
труда полез наверх.
Гаррод вдруг встревожился.
- А как же лошади? Мы поведем их обратно по каньону?
Я вздохнул.
- Тебе вообще тяжело дается учеба, правильно? Нет, Гаррод, мы не
поведем их обратно по каньону. Мы оставим их здесь.
- Оставим их... - он осекся. - Ты думаешь, звери удовлетворятся ими
вместо нас?
- Я на это не рассчитываю, - я показал пальцем наверх. - Твоя
очередь, Говорящий с лошадьми.
- А как же жеребец?
Я изо всех сил постарался безразлично пожать плечами.
- Но у него же нет крыльев, так? Поэтому придется ему остаться с
остальными.
Гаррод оглянулся. Четыре Северных лошади жались друг к другу у
дальней стены, пятая лежала мертвой у входа в каньон. Лицо Гаррода стало
жестким и он начал карабкаться наверх.
Остался я. И Дел.
Песня Дел сбилась и совсем прервалась. Можно было попросить ее
продолжать, чтобы задержать гончих, но я уже понял, что не сила Бореал
удерживала их от атаки. Может чей-то приказ?
Мне это не понравилось. Меня пугала мысль, что эти твари были не
обычными хищниками, а действовали под чьим-то руководством.
Дел думала о том же.
- Они подбираются ближе, - сказала она, почувствовав меня за спиной.
- Видишь? Они смотрят на меня, оценивают... они обдумывают, как лучше
атаковать, - она слегка поежилась. - Они разумны, Тигр. Как ты и я.
Я вгляделся в гончих. Дюжины их лежали перед мертвой лошадью, языки
безвольно свисали из пастей, но напряженные взгляды бледных глаз выдавали
их готовность действовать. Дел была права: они оценивали ее.
Я облизнул губы.
- Они не разумны, - сказал я. - Ими кто-то управляет.
- Что ты имеешь в виду?
- Они выгнали нас из кимри и прогнали по равнине. На время они
потеряли нас в каньоне, но теперь им удалось нас зажать. И все же они не
атакуют, - я пожал плечами. - Я уверен, что без магии здесь не обошлось...
и я думаю, что их заколдовали...
- Если это правда...
- Не имеет значения, - оборвал я ее. - Из ловушки есть выход, Дел.
Все уже на свободе, остались только мы, - я махнул рукой. - Давай, баска.
Вверх по стене и вон отсюда, по тоннелю.
Дел посмотрела на щели в стене. Песня меча занимала все ее внимание,
делая певца глухим и слепым ко всему происходящему. Удивление на лице Дел
сменилось облегчением, но она снова нахмурилась, вспомнив о лошадях.
- Жеребец... - она замолчала, увидев мое лицо. - Тигр...
- Лезь, - сказал я. - Я могу быть таким же бессердечным, как и ты. Я
хотел пошутить, но фраза прозвучала резко. Извиниться я не успел: Дел
пошла к скале.
Аиды! Им нужна была Дел!
- Наверх! - закричал я. - Быстрее наверх!
Она обернулась и увидела, как гончие перепрыгивают через лошадь.
- Наверх! - кричал я, вытаскивая меч. - Им нужна ты, баска.
Поднимайся по скале... быстрее... чтобы они не достали тебя...
- Тигр...
- Потом обсудим, баска... Я задержу их.
Ну, попытаюсь задержать.
Дел была уже на полпути к спасительному выступу, когда гончие
ворвались в ловушку. Я чувствовал их горячее дыхание, скрежет когтей о
кожаные ботинки и удары тел о мои ноги. Я стоял по колено в реке зверей.
Они щелкали зубами, царапались и пытались повалить меня. Большинство
кусалось неохотно, просто машинально. Им нужен был не я, но если уж я
стоял на дороге, им приходилось помучиться и убрать препятствие.
Ну а я собирался выстоять и сообщил им об этом, проведя мечом как
косой. Я срезал головы, разрубал спины, прокалывал животы. Гончие меня
сразу невзлюбили.
Дел уже скрылась в тоннеле, и, попрыгав под скалой, звери повернулись
ко мне, заставляя меня отступать вглубь ловушки. За моей спиной нервничали
лошади Гаррода, беспокойно пританцовывал жеребец.
Жеребец! Аиды, на лошади у меня будет больше шансов.
Я выбрался из живой реки, поймал жеребца и вскочил на него.
- Ну, старик, давай попробуем пробиться вместе, - я взял повод в одну
руку, а другой размахивал мечом. - Давай прикончим несколько собак,
старина.
Большинство гончих было сбито с толку исчезновением Дел, другие
отвлеклись, слизывая кровь с убитых или раненных собратьев. Остальные
набросились на меня. Они хватали жеребца за бабки, сухожилия, колени,
царапали живот, бока, пытались свалить его, остановить, разорвать. Но
жеребец был разъярен и испуган, и прорывался к выходу изо всех сил, а
когда такая целеустремленная лошадь, как мой старик решает, что он хочет
бежать, никто его не остановит.
Даже человек на спине.
Есть что-то захватывающее в сражении против превосходящих сил, сидя
на отличной лошади. Тебя начинают переполнять какие-то первозданные
эмоции, которые срывают так называемую цивилизованность, вбитую в
человека, чтобы он мог жить в поселках и городах или путешествовать с
караванами. Я уже не был бойцом-одиночкой, я слился с лошадью. Я стал
сильным и гордым. На меня накатывала могущественная волна эмоций.
Захлестнув меня, она превращалась в накал, который, как мне начинало
казаться, преображал стремительные атаки зверей в медленные, неуклюжие
движения. И мне легче было убивать их.
Я забыл, кто я и где нахожусь. Я чувствовал, как работают мышцы
жеребца под моими бедрами, ощущал могущественный гнев, слышал фырканье и
яростные визги. Гнедой безошибочно бил подкованными железом копытами -
вместе мы были непобедимы.
Я вдыхал запах крови и нечистот, вонь вырезанных внутренностей и ни с
чем не сравнимое, наполняющее воздух зловоние колдовства.
- Простите, - громко сказал я, - но на меня это впечатления не
произвело.
Я бился внимательно, следя, чтобы гончие не смогли стащить меня вниз.
Казалось, что зверей меньше не становилось, а мы с жеребцом не могли
сражаться вечно. Я дождался, пока поток временно прервался, врезал жеребцу
по тяжело ходившим бокам, и он проскочил через огрызавшихся гончих.
Я опасался, что гнедой откажется прыгать через мертвую лошадь. В этом
случае мы без сомнения проигрывали бой, потому что сил жеребца надолго
хватить не могло, а выстоять против гончих на земле у меня почти не было
шансов. Поэтому, направив гнедого к выходу, я жестко зажал повод и шлепнул
по покрытому кровью крупу плоской гранью меча.
Он прыгнул, мой игривый старина, легко перелетел через тело и лязгнул
подковами по камням каньона при приземлении. И хотя при прыжке я едва не
слетел, я решил не пытаться остановить гнедого. Я еще раз шлепнул жеребца
по крупу и сгорбился над гривой.
- Теперь все зависит от тебя, - закричал я.
И жеребец любезно понес меня по каньону.
23
Шума от нас, жеребца и меня, было много. Подковы стучали и грохотали
о камень, отбивая гравий, давя мелкие камешки и разбрасывая осколки о
неясно вырисовывающиеся стены. Теперь, когда солнце взошло, я видел
дорогу, но совершенно не понимал, где нахожусь, хотя совсем недавно
проскакал по каньону в другом направлении.
На бешеном галопе удержаться на голой спине лошади было нелегко. Я
прижимался к гнедому со всей силой в бедрах и лодыжках. Левой рукой я
намертво вцепился в его нестриженную гриву, другую руку занимал меч,
который я не рискнул на такой скорости убрать - я боялся отсечь себе левую
руку.
Мы мчались через каньон, уворачиваясь от нависающих скал и
перепрыгивая через завалы камней. Иногда скалы сходились очень близко,
угрожая содрать мне уши, но я низко пригибался, пытаясь при этом не
дергать жеребца. Я видел, что гнедой прекрасно обходится без моей помощи.
Взять на себя руководство я смогу и потом, когда мы выберемся отсюда.
Наконец мы достигли провала. Я и пытаться не стал выбраться по нему
на равнину - подняться по осыпавшейся земле не мог ни жеребец, ни человек
- и, оставив позади узкий каньон, я поскакал дальше, к широкому руслу
реки, из которой ушла вода. Стены каньона резко расходились, левая стена
оставалась такой же высокой, правая становилась немного ниже. Шершавые
красные скалы напомнили мне тоннель, в который я отправил остальных.
Остальные. Я выругался. Каньон превратился в тонкую черную линию,
едва различимую вдали.
Аиды, где же сейчас Дел?
И где тогда гончие?
А если... Нет, вряд ли. Они охотились не за мной, а за Дел. А Дел
взобралась по стене и ушла в никуда. Я не знал, насколько хорошим был у
гончих нюх и мог только надеяться, что они не пойдут наверх искать ее
след. А заодно оставят в покое и меня.
Я похлопал жеребца по шее.
- Держу пари, тебя бы это устроило, старина.
Жеребец выкладывался полностью. Я тревожно прислушивался к его
хриплому дыханию. Гнедой был на грани срыва. Если он и дальше будет
нестись с такой скоростью, он разобьет себе голени или переломает ноги.
Любой из этих вариантов сделает его бесполезным для меня или кого-либо
другого, а лошадь, которую больше нельзя использовать... Я яростно
выругался. Нет. Он заслуживал лучшего.
Я обернулся, чтобы снова осмотреть каньон. Вдали я слышал завывания,
но гончих не увидел. Я глубоко вздохнул, быстро все обдумал и принял
решение. Я начал осторожно сдерживать безумный галоп, превращая его в
короткий, потом в тряскую рысь, а потом в неверный шаг.
Я перекинул ногу и соскользнул с правого бока вместо левого, чтобы
держать меч подальше от жеребца, который спотыкался и шатался так, что я
боялся, как бы он не мотнул головой и не насадил сам себя на клинок. Я
поймал повод и повел гнедого вдоль правой стены, выискивая расщелину,
пригодную для подъема наверх. Я хотел выбраться из русла реки, хотя оно и
стало широким, и найти возвышение, откуда можно было бы проследить за
гончими, пока жеребец - да и я - наслаждались бы отдыхом.
Что-то привлекло мое внимание. Трещина в скале. Возможно... не просто
возможно, теперь точно. Передо мной был широкий пролом в стене русла.
Грубая, неудобная лестница, ведущая на поверхность.
Дожди сгладили острые каменные выступы, в выемках стояла вода, уступы
изгибались как женские плечи. Их ширины вполне хватало для ног человека и
копыт лошади. Подъем был - хвала богам валхайла - не очень скользким, но
для жеребца эта лестница могла обернуться тяжким испытанием. Мой гнедой
был лошадью, а не горной козой.
Мне тоже нелегко было подняться. Я не отважился вести гнедого за
повод, понимая, что чем выше он будет подниматься, тем больше будет
желание выбраться из каньона, и соответственно увеличится скорость
подъема. А учитывая то, что лошади имеют привычку карабкаться в гору
прыжками и скачками, я рисковал закончить жизнь размазанным по камням. Не
