следует ли к нему вообще применять определение истинности. Научная
истина (даже если в этом не отдают себе отчета) должна находиться к
тому, что обладает теоретической значимостью, в определенном отношении,
т. е. стоять к нему более или менее близко. Без этой предпосылки нет
никакого смысла говорить об истине. Если принципиально отвлечься от
значимости культурных ценностей, руководящих историческим изложением, то
истинным в истории останется тогда только чистый факт. Все исторические
понятия, напротив, будут в таком случае обладать значимостью только для
определенного времени, т. е., иначе говоря, они вообще не будут иметь
значения истин, ибо у них не будет никакого определенного отношения к
тому, что обладает абсолютной значимостью.
Правда, понятия генерализирующего естествознания, созданные одним
поколением ученых, тоже видоизменяются или даже совсем разрушаются
следующим поколением, и это новое поколение, в свою очередь, должно
мириться с тем, что его понятия заменятся другими. Поэтому то
обстоятельство, что история каждый раз должна писаться заново, не
колеблет еще научного характера истории, ибо эту участь она делит вместе
со всеми науками. Но относительно естественных законов мы все-таки
предполагаем, что они обладают безусловной значимостью, даже если ни
один из них нам не известен; поэтому мы вправе также предположить, что
различные понятия генерализирующих наук более или менее близко стоят к
абсолютно значимой истине, тогда как исторические понятия не находятся
ни в каком отношении к абсолютной истине, а руководящие принципы их
образования являются исключительно фактическими оценками, сменяющими
друг друга, как волны в море. Оставляя в стороне простые факты, мы
получим тогда столько же различных исторических истин, сколько
существует различных культурных кругов, и все эти истины в равной мере
будут обладать значимостью. Этим самым уничтожается возможность
прогресса исторической науки, а также и возможность самого понятия
исторической истины, поскольку оно относится не к чисто фактическому
материалу. Не долж[124] ны ли мы, следовательно, предположить значимость
ценностей, к которым фактически признанные культурные ценности стоят, по
крайней мере, в более или менее близком отношении? Не сделается ли
только тогда объективность истории равной по достоинству объективности
естествознания?
Лежащая здесь в основе проблема станет еще яснее нам, если мы
попытаемся собрать в одно целое данные отдельных исторических
исследований и создать таким образом всеобщую историю в строгом смысле
этого слова, которая изображала бы развитие всего человечества. История
человечества, ограничивающаяся чисто фактическим признанием ценностей,
может излагаться всегда лишь с точки зрения определенного культурного
круга и поэтому никогда не будет иметь значение, или даже лишь
постигаться, относительно всех людей и для всех людей в смысле признания
всеми ими руководящих ценностей как ценностей. Нет, следовательно,
"всемирной истории", которая обладала бы эмпирической объективностью,
ибо она должна была бы не только рассказывать о всем человечестве,
поскольку оно известно, но и вобрать в себя все существенное для всех
людей, последнее же невозможно. Став на всемирно-историческую точку
зрения, историк уже более не располагает эмпирически всеобщими и повсюду
признанными культурными ценностями. Таким образом, всеобщую историю
можно писать лишь на основе руководящих ценностей, относительно которых
утверждается значимость, принципиально выходящая за пределы чисто
фактического признания. Из этого не следует, что специалист по всеобщей
истории сам должен обосновать значимость принимаемой им системы
ценностей, но он должен во всяком случае предположить, что какие-нибудь
ценности обладают абсолютной значимостью и что поэтому ценности,
положенные им в основу его индивидуализирующего изложения, находятся в
каком-нибудь отношении к абсолютно значимым ценностям. Ибо только тогда
можно будет предположить, что все то, что он в качестве существенного
вводит в свое изложение, и другие люди признают значимым по отношению к
абсолютной ценности.
Наконец, с значимостью культурных ценностей связан еще один пункт. Я
указал уже на отсутствие единства и систематической расчлененности наук
о культуре в противоположность естественным наукам, среди которых в
особенности физические науки обладают прочной опорой в механике. Точно
так же мы видели уже, что психология не может служить основой наук о
культуре. Значит ли это, что никакая другая наука не может занять ее
место? В известном смысле мы должны ответить отрицательно на этот
вопрос, ибо об основных дисциплинах, аналогичных механике, можно
говорить только в генерализирующих или естественных науках, область
которых охвачена системой скоординированных понятий. Самая общая наука в
таком случае постольку является "основной", поскольку она, наподобие
механики в физических науках, определяет образование понятий в различных
областях также и со стороны содержания. Но историческая жизнь не
поддается системе, и поэтому для наук о культуре, поскольку они
пользуются историческим методом, не может существовать основной науки,
аналогичной механике. Однако, несмотря на это, у них, мне кажется, тоже
есть возмож[125] ность сомкнуться в одно единое целое; именно понятие
культуры, определяющее их объекты и являющееся для них руководящим
принципом при образовании ими исторических понятий, может, наконец,
также сообщить им единство общей связи. Но это, конечно, предполагает,
что мы уже обладаем понятием культуры, и притом не только в формальном
смысле, как совокупностью фактически общепризнанных ценностей, но также
и в смысле содержания и систематической связи этих ценностей. И в данном
случае опять-таки не может быть, конечно, речи об эмпирически-всеобщем
признании такой системы культурных ценностей, а это снова нас приводит к
вопросу о значимости культурных ценностей, присущей им независимо от их
фактической оценки.
Итак, проблема объективности истории, понятие всеобщей истории и
понятие системы эмпирических наук о культуре выводят нас за пределы
эмпирически данного, и мы в самом деле должны допустить если не
существование окончательно уже достигнутого знания о том, что именно
является ценностью, то все же значимость объективных ценностей и
возможность по крайней мере постепенного приближения к их познанию.
Принципиальный прогресс в науках о культуре со стороны их объективности,
их универсальности и их систематической связи действительно зависит от
прогресса в выработке объективного и систематически расчлененного
понятия культуры, т. е. от приближения к системе значимых ценностей.
Итак, единство и объективность наук о культуре обусловлены единством и
объективностью нашего понятия культуры, а последние, в свою очередь, -
единством и объективностью ценностей, устанавливаемых нами.
Я вполне сознаю, что, делая эти выводы, я отнюдь не могу рассчитывать
на общее согласие; многим даже покажется, что именно эти выводы лучше
всего вскрывают проблематичный характер систематического завершения
культурно-научной работы. Ибо почти все согласны в том, что суждения о
значимости ценностей несовместимы с научностью, так как не поддаются
объективному обоснованию. Поэтому я еще раз категорически подчеркиваю:
понятие культурной ценности как руководящей точки зрения при выборе
существенного отнюдь не угрожает объективности исторического
специального исследования, ибо историк может сослаться на фактическое
всеобщее признание ценности, чем он достигает высшей ступени
эмпирической объективности, какая только вообще доступна эмпирической
науке. Но стоит нам выйти за пределы специального исследования, как мы
действительно наталкиваемся на большие трудности, и тогда встает вопрос:
если совокупность наук о культуре в расчленении своем и связи зависит от
системы культурных ценностей, то не значит ли это обосновывать ее
комплексом индивидуальных желаний и мнений?
Я не смею думать, что мне в немногих словах удастся здесь дать
удовлетворительный ответ на все эти вопросы (1), но я все-таки хотел бы
-----------------------------------------------------------(1) Мое
сочинение "Der Gegenstand der Erkenntnis" (1892. 2 Aufl. 1904) содержит
попытку гносеологического обоснования высказанных далее взглядов. Я
думаю, что мне удалось показать там неизбежность принятия, по чисто
логическим соображениям, объективных или "трансцендентных" ценностей.
См. также мою статью "Zwei Wege der Erkenntnistheorie" (1909) в
"Kantstudien". Bd. 14. [126] показать, в чем заключается необходимая
предпосылка "объективности" наук о культуре, если приписывать им эту
объективность в высшем, а не только в чисто эмпирическом смысле. Ибо
безусловно общему естественному закону генерализирующих наук должна
соответствовать безусловно общезначимая ценность, в большей или меньшей
степени реализуемая нашими культурными благами. Таким образом, станет
ясной по крайней мере альтернатива, пред которой мы поставлены. Тот,
кто, желая изучать науки о культуре в высшем смысле этого слова,
задастся задачей оправдания выбора существенного как обладающего
безусловной значимостью, тот будет приведен к необходимости осознания и
обоснования руководящих им культурных ценностей. Работа с помощью
необоснованных ценностей действительно противоречила бы науке. Таким
образом, в конце концов, т. е. со всеобще-исторической точки зрения,
объединяющей все частичные исторические исследования в единое целое
всеобщей истории всего культурного развития, не бывает исторической
науки без философии истории. Если, напротив, мы захотим в науке
отвлечься от всяких ценностей и откажем вообще культурному миру в особом
по сравнению с другими любыми процессами значении, то немногие известные
нам тысячелетия человеческого развития, являющегося лишь относительно
небольшим оттенком неизменной в общем человеческой природы, покажутся
нам как с философской, так и с естественно-научной точек зрения столь же
незначительными, как различие камней на дороге или колосьев в поле. То,
что мы в действительности смотрим на мир иначе, основывалось бы в таком
случае лишь на том, что мы опутаны эфемерными оценками ограниченного
культурного круга; исторической же науки, которая выходила бы за пределы
специальных исследований определенных культурных кругов, тогда вообще не
существовало бы. Этой альтернативы не следовало бы забывать.
Но мне хотелось бы сделать еще один шаг дальше. Если я говорю здесь
об альтернативе, то это не значит, что человеку науки предоставляется
тем самым выбрать вторую, свободную от ценности точку зрения как чисто
естественно-научную, а затем расширить ее до пределов
естественно-научного "миросозерцания", выгодно отличающегося от
культурно-научной точки зрения меньшим числом предпосылок благодаря
отсутствию предполагаемого значимым критерия ценности. Натурализм
считает это возможным, но на самом деле это не что иное, как самообман.
Конечно, с естественно-научной точки зрения можно рассматривать всю
действительность, а следовательно, и всю культуру как природу, и
изгнание из такого рассмотрения решительно всех ценностных точек зрения
не только возможно, но и необходимо. Но можно ли считать эту точку
зрения единственно правомерной, отрицая тем самым всякое историческое
