Лифт выстреливает нас на шестой этаж, но, прежде чем разойтись по
своим комнатам, дама замечает:
- Полагаю, двух часов вам хватит, чтоб отлежаться. Надо все-таки и в
самом деле побывать на этой ярмарке.
- Вполне достаточно, - киваю я. - Только если засну, это может
продолжаться и три часа. Поэтому было бы целесообразней пойти к вам. Тогда
я не засну.
- Приходите, если хотите.
Я растягиваюсь на ее кровати, чтоб все обмозговать, пока из ванной
комнаты доносится легкий плеск воды.
Мысль о том, что "теперь или никогда", засела у меня в голове еще в
тот момент, когда я услыхал, что мы едем в Майнц. От Майнца до Висбадена
рукой подать.
Теперь или никогда - даже нечего и думать. Важно определить, когда
именно "теперь": теперь - немедленно или теперь - на ярмарке? Ярмарка -
последняя возможность и, конечно, не самая лучшая. Даже если мне удастся
незаметно скрыться в толпе, мое отсутствие быстро зафиксируют. И нет
никакой гарантии, что все обойдется какой-то ложью и неприятным
разговором.
Теперь или позднее, но связь надо установить именно сегодня. До того,
как мы возвратимся в Идар. И до того, как мы отправимся из Идара
неизвестно куда.
Именно сегодня, говорю себе; в это время из ванной выходит Мод.
- Вы так и будете лежать одетым? - спрашивает она, укоризненно глядя
на меня.
Особенного желания раздеваться я не чувствую, но что поделаешь!
Поднимаюсь именно в тот момент, когда дама укладывается на широкой
постели.
- Не поищете ли в холодильнике чего-нибудь выпить? - слышу за спиной
ее голос. - Тот венгерский гуляш просто испепелил мне нутро.
Эта фраза все решает.
- Вы имеете в виду что-то крепкое? - бросаю я, направляясь к белому
шкафу.
- Дайте мне кока-колу.
Конечно, кока-колу: она пенистая и темного цвета. Я открываю бутылку,
и с моей руки туда падает маленькая таблетка, которая сразу же
растворяется. Наливаю напиток в бокал, даю его даме и начинаю раздеваться.
- Эта доска Дейзи, по-моему, немного неуравновешенна, - замечаю я,
вешая пиджак на спинку стула.
- Теперь все молодые такие, - отвечает женщина, закладывая руки за
голову и давая простор своему бюсту.
- "Все молодые"? Себя вы к ним не относите?
- Неужели я так молодо выгляжу?
- "Так" - нет. Но, во всяком случае, до тридцати.
- Вы привыкли тешить женщин банальнейшим способом, - вздыхает Мод. И
добавляет: - Собственно, вы правы: наибанальнейший - наиэффективнейший.
Большинство женщин - дурехи, зачем же напрягать воображение!
- Если так, то отныне я буду говорить только неприятные вещи.
- Говорите что хотите, Альбер, - соглашается дама. - А сейчас
чувствуйте себя как дома...
У меня возникает сомнение, в самом ли деле мой препарат эффективен?
Но, закурив сигарету, замечаю, что Мод едва преодолевает сонливость.
Вскоре ею овладел спокойный сон.
Я выкуриваю еще одну сигарету, поднимаюсь и открываю окно, чтоб вышел
дым. Пусть женщина хорошо спит и проснется без головной боли и неприятных
сомнений. Без головной боли!
Молниеносно одеваюсь, бросаю дверь незапертой и по давней привычке
оставляю гостиницу через черный ход. Пока преодолею двести метров пути,
надо убедиться, что за мною никого. Да, только двести-триста метров, и я
добираюсь до такси.
- Чем быстрее, тем лучше, - говорю водителю среднего возраста.
- Предоставьте это мне, - отвечает он и трогается со скоростью
тридцать километров в час.
На автостраде этот симпатяга прибегает к смертельному риску -
увеличивает скорость до шестидесяти километров. Но расстояние до Висбадена
не превышает десяти километров, поэтому мы все-таки успеваем доехать туда
в этот же день.
Вручаю шоферу банкнот, приказываю подождать и двигаюсь к знакомому
домику на тихой улице. Автомобиль, как и раньше, стоит около садовой
калитки, но хозяина не видно. Ничего удивительного, если его нет дома: он
не назначал мне встречи.
Садовая калитка отперта. Подхожу и звоню. Никаких признаков жизни.
Держу палец на кнопке звонка дольше, но не очень злоупотребляю этим. На
этот раз слышу какой-то неясный шорох. Будто шаркают шлепанцы. Вот снимают
цепочку и поворачивают ключ.
- Кто там? - спрашивает хозяйка, стоя на пороге. Собственно,
спрашивает не она, а ее недоброжелательный взгляд.
- Я по поводу машины, - объясняю ей.
- Снова эта машина! - ворчит женщина. - А он лежит.
- Я знаю, что в такое время люди отдыхают, но...
- Не отдыхают. Он болен, - бросает она, готовясь закрыть дверь.
- И все-таки скажите ему, что я пришел, очень прошу. Мы
договаривались...
Дверь гремит у меня перед носом, я остаюсь ждать. Такая уж у меня
профессия. Проходит порядочное время, пока снова щелкает ключ. Теперь, к
счастью, появляется сам хозяин, в халате, с печальными глазами. Большой
костлявый нос кажется еще больше, а щеки - еще более запавшими.
- Очень извиняюсь...
- Заходите, - кивает он.
Пересекаем маленький полутемный коридорчик, вдыхая запахи кухни, и
Шмитхаген открывает какую-то дверь. Из глубины коридорчика слышен
сварливый женский голос:
- Если ты не продашь наконец эту машину, я позову Петера, чтоб он
забрал ее...
- Заходите, заходите, - нервно подгоняет меня хозяин.
Маленькая комната, обставленная мягкой мебелью в белых чехлах,
видимо, служит гостиной. Не успеваю оглядеться вокруг, ибо тороплюсь
бросить сквозь полупрозрачные занавески на окнах взгляд на садик и фасады
домов с противоположной стороны. Мужчина за моей спиной тяжело дышит,
что-то передвигая, чем-то шелестит. Тайник.
- Вот, - слышу я. Поворачиваюсь и получаю долгожданный конверт.
Австрийский паспорт. Фотография моей персоны. И - наконец! -
коротенькая записка. Содержание записки легко расшифровать тому, кто в
курсе: каждое третье слово. Остальные слова ничего не значат. На первый
взгляд письмо совсем невинное. Читаю его. Потом щелкаю зажигалкой.
Шмитхаген подает пепельницу.
- В тот день вы говорили, что пришли в предпоследний раз...
Следовательно, сегодняшний визит должен быть последним...
- Именно так. И не волнуйтесь больше.
- Речь идет не обо мне. Ведь я объяснял вам... Такие
обстоятельства...
- Знаю, знаю. У меня то же самое. Иначе я бы вам не надоедал. Желаю
быстрейшего выздоровления.
Такси ждет меня на том же месте.
- Как можно быстрее, - говорю водителю.
- Предоставьте это мне, - успокаивает он. - Все торопятся. И вы тоже.
Хорошо, можно и быстрее. Но и торопясь, надо же придерживаться разумной
скорости.
Я уже упоминал, какую скорость он считал "разумной".
Расположившись на заднем сиденье, стараюсь расслабиться и снова
перечитываю мысленно записку, которая уже превратилась в пепел.
В ней сообщается, что в течение двух дней такой-то "опель" с таким-то
номером в такое-то время будет ждать меня на такой-то улице. Упомянутые
два дня уже прошли. Но назначены две резервные даты - 29 и 30 июня,
которые, к счастью, еще впереди. Тот же автомобиль, на той же самой улице,
в то же время. А самое главное последнее: "Чрезвычайная осторожность. При
удобном случае займитесь программой "Спирит".
Это английское слово в переводе означает "дух", "призрак". Я не
слыхал о такой программе. Наши, кажется, что-то слышали, но не знают
ничего конкретного. И не настаивают на немедленном раскрытии ее. "При
случае". То есть не считай, что это обязательно, будь осторожен, чтоб не
влипнуть в какую-нибудь неприятность... "Чрезвычайная осторожность!"
Я выхожу из такси на том же месте, где его взял, и возвращаюсь черным
ходом в "Хилтон".
Мод еще спит, лицо ее даже во сне сохраняет серьезное выражение.
Бесшумно раздеваюсь и устраиваюсь рядом, делая вид, будто тоже сплю. Я так
старательно играю свою роль, что вскоре засыпаю по-настоящему. Просыпаюсь,
ибо крепкая рука энергично трясет меня за плечо:
- Альбер!.. Ну же, Альбер! Или вы хотите, чтоб мы тут провели и ночь?
- Только и знаете, что будите меня, - огрызаюсь я, переворачиваясь на
другой бок.
Однако дама настроена довольно решительно, поэтому приходится
раскрыть глаза. На улице уже темнеет. В такое время года это означает, что
перевалило уже за восемь.
- Что там такое? - спрашиваю я. - Почему вы мешаете мне спать?
Она подходит к окну, резким движением опускает занавеску и щелкает
выключателем.
- Вы же хотели идти на ярмарку? - невинно спрашиваю я, садясь на
кровати.
- Хотела... Такого со мною никогда не бывало. Проспать среди бела дня
шесть часов...
Карие глаза смотрят на меня сосредоточено и немного подозрительно, но
я делаю вид, что не замечаю этого.
- И все-таки вы проснулись.
- Меня разбудила Дейзи. Вы не слыхали телефонного звонка?
- К счастью, на этот раз аппарат стоит с вашей стороны.
- А что вы делали все это время?
- Разве вы не видели?
- Имею в виду - раньше. Я, кажется, заснула перед вами.
- Все правильно. Я последовал вашему примеру после того, как выкурил
две сигареты. Не понимаю только, зачем этот допрос? Или вы думаете, что я
перебежал к Дейзи?
- Не исключено, - сухо отвечает она.
На этом следствие заканчивается. Вряд ли я развеял ее подозрения. Но
в наши дни кого только они не мучат?
В баре мы находим Дейзи с ее Эрихом. Женщины на какое-то время
выходят - им надо кому-то позвонить, а мы с молодым атлетом остаемся
развлекаться: я - сигаретой, а он - неизменной жвачкой.
- Итак, когда что-то выгорит, я сообщу Мод через Дейзи, - снова
напоминает атлет.
- Именно так, - подтверждаю я. - Сообщите.
Дейзи скоро возвращается, а немного погодя появляется и Мод, которая,
оказывается, ходила рассчитываться за гостиницу. Выпиваем по рюмке на
дорогу, обмениваемся притворно дружескими улыбками и выезжаем.
- У меня такое чувство, словно вы что-то сделали со мной после обеда,
- говорит Мод, когда "мерседес" уже мчится автострадой, прорезая мрак
светом мощных фар.
- Вам было неприятно?
- Если бы мне было неприятно, я б вам сказала об этом еще в первый
раз. Вы знаете, что речь идет не об этом.
- А о чем?
- Перед тем как я легла, вы дали мне кока-колу...
- По вашей просьбе.
- Вы меня одурманили...
- Почему? Разве у вас болит голова?
- У меня здоровая голова, Альбер. Лучше поберегите свою.
- Зачем мне беречь ее, когда я нахожусь в ваших руках. Вы играете
мною как вам вздумается. Лучше объясните, почему Эриха так развеселили мои
разговоры про стеклянные изделия?
Она какое-то время молчит, сосредоточенно смотрит на освещенную
фарами полосу автострады. Наконец говорит:
- Я не уполномочена давать вам разъяснения, Альбер. Вы знаете, кто
это делает. - И добавляет: - И все-таки вы меня одурманили.
Пока что трудно сказать, что обещает мне пакет, полученный через
Шмитхагена, - реальное спасение или иллюзию спасения. Вероятнейшая
возможность упущена. В то время как мы с Мод рассматривали в Идаре
бижутерию, наш человек ждал меня с машиной в Висбадене, чтоб освободить из
западни.
Следующая встреча назначена на последние дни месяца, в запасе еще две
недели, но все зависит от этих досадных "если": если я сумею вырваться,
если сумею добраться, если... останусь жив.
Австрийский паспорт - это уже что-то. На случай, если встреча с нашим
человеком сорвется, у меня останется шанс воспользоваться гражданским
транспортом: сесть в поезд на какой-то станции вблизи границы и испытать
