физиономией, держащий в руке потертый коричневый саквояж. Я подтверждаю
кивком головы. Незнакомец садится, ставит у своих ног саквояж, достает
сигареты, закуривает и кладет коробку на стол. По какому-то совпадению он
тоже курит зеленые "житан".
- Кофе! - восклицает человек с саквояжем, взмахнув рукой кельнеру.
Потом его внимание привлекает раскрытая газета.
- Разрешите?
Я снова киваю утвердительно. Незнакомец берет газету и погружается в
чтение. Покончив с завтраком, я беру зеленую коробку и закуриваю. Это не
моя коробка, моя еще не начата, однако я без особых церемоний сую ее себе
в карман.
Семь часов. На работу еще рано, но я люблю приходить пораньше, когда
никого нет и никто мне не надоедает. Вблизи вокзала суетится народ.
Некоторые уезжают, но в большинстве это люди, прибывшие из окрестных
селений. Иду по улице Шатодюн. Рю де Паради отсюда не особенно далеко, к
тому же небольшая прогулка перед началом работы всегда полезна.
Подхожу к Центру в половине восьмого. Звоню как полагается, но, так
как мне никто не открывает, сам отпираю дверь и вхожу. Открываю комнаты
одну за другой. Ни живой души. Кабинеты Кралева и Димова, по обыкновению,
заперты. Заглядываю на всякий случай в замочные скважины. Внутри вроде бы
пусто. Достаю из кармана ключ и отпираю кабинет Димова, потом запираюсь
изнутри и вынимаю ключ. Сегодня суббота. В этот день сводка сведений,
собранных за неделю по различным каналам, уже лежит в столе у Димова.
Сводка составлена Кралевым, но один только Димов пользуется правом
передавать ее кому следует. Каждую субботу. Всегда в субботу.
Ящик стола заперт секретным ключом, но у меня имеется довольно
удачный дубликат. Сначала я внимательно осматриваю ящик снаружи, желая
убедиться, не оставлены ли какие приметы, потом отпираю и, прежде чем
вынуть сводку, запоминаю, как она сложена.
Я читаю быстро и быстро усваиваю, поэтому чтение отнимает у меня не
более десяти минут. Положив листки бумаги на прежнее место, я запираю ящик
и, уже собравшись выйти, слышу шаги. Они пока глухие и словно бы вдалеке.
Открываются и закрываются двери. Вот шаги становятся отчетливей.
Решение принято мною заблаговременно: если кто-либо застанет меня в
комнате, единственное место, где можно спрятаться, уголок за пыльной
темно-зеленой портьерой. Убежище ненадежное, но другого нет. И поскольку
шаги уже совсем рядом, я укрываюсь за бархатной завесой и жду. Если это
Димов, то есть надежда, что он посидит здесь немного и, не заметив моего
присутствия, выйдет куда-нибудь. А может, это и не Димов.
Шаги замирают у самой двери. Кто-то слегка нажимает дверную ручку. И
тишина - возможно, человек заглядывает в замочную скважину. Затем шаги
удаляются в сторону, щелкает замок, и скрипит дверь кабинета Кралева.
Значит, это Кралев. Странно, что он первым делом проверил дверь
Димова. Кралеву нечего искать в столе у Димова, так как все, что там
лежит, ему хорошо известно. Выходит, он опасается, как бы кто другой не
залез сюда в нерабочее время.
Все это как-то механически мелькает у меня в голове, потому что в
данный момент мне некогда вдаваться в анализ. Надо возможно быстрее
выскользнуть отсюда, так как скоро прибудут Ворон с Ужом и вообще наступит
такое оживление, что выбраться уже не удастся.
Откинув завесу, я бесшумно приближаюсь к двери. Достаю ключ,
осторожно вставляю его в замок и потихонечку поворачиваю, стараясь не
издать ни малейшего звука. После этого все так же беззвучно открываю
дверь, выхожу в коридор, вставляю ключ с другой стороны и запираю дверь.
Едва успеваю спрятать ключ в карман, как справа от меня открывается дверь
Кралева. В то же мгновение поднимаю руку и стучусь к Димову. Глупо,
конечно, но ничего другого мне не остается.
- К кому стучишься? - насмешливо спрашивает Кралев.
- К Димову, к кому же... Мне нужны болгарские газеты...
- Димова еще нет. И ты это знаешь.
- Думал, может, он пришел...
- А сам ты когда явился?
- Минут десять назад.
- Скажи пожалуйста! Как же это я тебя не видел? Я прошел по всем
комнатам.
- Я ходил в туалет.
Туалетная комната в самом дальнем углу, и, насколько я мог судить по
звуку шагов, Кралев туда не дошел.
Черные глаза глядят на меня из-под густых бровей недоверчиво и с
неприязнью. Однако я выдерживаю взгляд черномазого без смущения. Моя
версия не весьма убедительна, но возможна. Хочешь верь, хочешь нет.
- Ты что, допрашивать меня вздумал? - говорю я, делая шаг в его
сторону, просто так, чтоб лучше слышать ответ.
- А ты что, бить меня собрался, да? - спрашивает Кралев, глядя на
меня все так же пронзительно.
Я и в самом деле с превеликим удовольствием треснул бы ключом по его
угловатой башке, но в данный момент не могу позволить себе такое
удовольствие.
- Слушай, Кралев: я занимаюсь своим делом, а ты занимайся своим и
перестань наседать на меня, а то смотри, как бы в один прекрасный день не
испортил тебе настроение... и физиономию, не заботясь о последствиях...
Я говорю это так, будто мне ничего не стоит исполнить свою угрозу тут
же. Черномазый слушает, не моргнув глазом, но это еще не значит, что он не
верит сказанному. Не дожидаясь ответа, я поворачиваюсь к нему спиной и
ухожу к себе.
Иной раз нелишне дать понять, что с тобой шутки плохи. Кралев
чувствует свою силу, потому что за спиной у него эмигранты и американцы,
тогда как за мной один только Младенов, который не замедлит отречься от
меня, если это будет в его интересах. И все же остаться с глазу на глаз с
отчаянным человеком, даже если он одинок, не очень-то приятно. Какой толк,
что за спиной у тебя американцы, если тот, что перед тобой, способен
превратить тебя в отбивную котлету?
Из тактических соображений мне не имеет смысла проявлять неприязнь к
Кралеву, потому что это заставит его насторожиться. Но так как он и без
того все время начеку, ходит за мной по пятам и ненавидит так, что дальше
некуда, то особого вреда от этого не будет. К девяти один за другим
приходят сотрудники, и Центр начинает жить обычной жизнью. Я занимаюсь
подготовкой следующего номера и в то же время напряженно прислушиваюсь к
происходящему вокруг, стараясь понять, не готовит ли Кралев какую-либо
каверзу против меня. Однако все идет нормально. У входа время от времени
звонят безыменные посетители, которых Ворон провожает к Димову или к
Кралеву. Уж варит кофе на кухне для начальства и гостей. За стеной Тони и
Милко лениво просматривают утренние газеты.
Перед обедом ко мне в комнату входит Димов.
- Ну? Номер продвигается?
Он окидывает беглым взглядом разбросанные по столу рукописи, не давая
себе труда протянуть к ним руку. Выражение его лица обычное. Он машинально
подбрасывает ключи с эмблемой скорпиона.
- Продвигается потихоньку.
- Значит, продвигается, да? - снова спрашивает Димов с видом
человека, которому хочется что-то сказать и нечего.
С некоторых пор он принял по отношению ко мне позу великодушного
доброжелателя.
- Да, - киваю я. - Большая часть материала уже готова. Остается
передовица и...
- Хорошо, хорошо, это как раз то, что мне хотелось услышать, -
прерывает он меня и удаляется.
В час с чем-то я иду в кафе "У болгарина". Все эмигранты называют это
кафе "У болгарина", как будто сами они австралийцы. Тони и Милко, как
всегда, возятся у автомата. Обедаем втроем, и, поскольку сегодня суббота и
после обеда делать нечего, мы начинаем пьянствовать. Один кельнер болен,
другой пошел отдохнуть до вечера, поэтому нас обслуживает сам хозяин. Это
неуклюжий человек с покатыми, как у женщины, плечами; его неподвижное лицо
с отвислыми щеками странно контрастирует с живыми хитрыми глазками.
- Ешьте и пейте побольше, ребята! Профитируйте, пока я тут: я
пурбуаров не беру! - подбадривает он нас, примешивая по своему обыкновению
французские слова с болгарскими окончаниями.
- Обращайтесь к Эмилю, - рекомендует Тони. - Он сегодня угощает.
Я не возражаю, хотя и не обязывался угощать. И вообще начальству
следовало бы брать пример с нас, потому что у нас троих никогда не
возникает историй из-за денег.
- Ты слишком стараешься, браток, - в третий раз говорит мне Тони,
когда хозяин приносит очередную бутылку божоле. - Если надеешься таким
способом завоевать симпатию Кралева, то ты глубоко ошибаешься. Он увидит в
тебе соперника и возненавидит еще сильнее. Лучше делай, как я или Милко.
Пусть ругают, зато терпят, раз ты безопасная булавка...
Я не возражаю. Мне противно говорить. Милко тоже молчит, как всегда.
Это обеспечивает широкое поле деятельности для Тони, который болтает без
умолку, переходя от взаимоотношений в Центре к взаимоотношению полов.
- Как это ты обходишься без мадамы, а? Я начинаю сомневаться в
тебе... - снова принимается он за меня.
- Я недостаточно богат для этого вида спорта.
- При чем тут богатство? Нельзя, что ли, по дешевке? Подбросить тебе
ту, мою блондинку?..
- Ты мерзавец, - замечает хриплым баском Милко.
- Почему мерзавец? Разве я виноват, что она мне опротивела? Транжирит
твои денежки, а ты рискуй. Если пронюхает ее муж, мне во всем Париже места
не найти.
- Ты побольше болтай, раз не хочешь, чтоб он пронюхал, - советую я
ему.
- И все-таки, браток, я начинаю в тебе сомневаться... Больше месяца
без мадамы...
- Тебя к телефону, - сообщает мне хозяин.
Я иду к кабине, а он тем временем говорит Тони:
- Ты уже три часа парлекаешь. Как только язык не устанет?!
В трубке звучит голос Младенова:
"Это ты, Эмиль?.. Тут вот только что прибыла моя дочка из Болгарии...
Одним словом, у меня радость... Не мог бы ты ко мне заглянуть?.. Вот
именно, сейчас, сразу".
Вот тебе и мадама.
Мадама, как видно, уже нашла время переодеться и освежиться после
дороги, потому что вид у нее довольно привлекательный. Я смутно знал, что
у Младенова есть дочь от жены, с которой он давно развелся. С его стороны
были намеки, что она помышляет в составе группы туристов бежать за
границу. Однако я не предполагал, что дочь у него столь привлекательна -
может быть, потому, что у меня всегда была перед глазами физиономия отца.
- Вот она, моя Лида, - говорит Младенов, вводя меня в знакомый и, как
всегда, неприбранный холл. - Познакомьтесь.
Мы знакомимся. Лида садится, закуривает сигарету, вынув ее из помятой
полупустой коробки "солнце", и кладет ногу на ногу так, что видны ее бедра
выше чулок. Бедра у нее красивые, но нарочитость поступка раздражает.
Сказав, что дочка привлекательна, я несколько преувеличил. У этой
девушки или молодой женщины стройная фигура с тонкой талией и красивое
лицо с большими карими глазами, но есть в ней и что-то отталкивающее, и в
этом меня убедил номер с бедрами. Отталкивающее впечатление производят и
ее слишком щедро накрашенные губы, и не в меру, до наглости прямой взгляд,
и чересчур высоко поднятые с помощью специального бюстгальтера груди,
которые и без этого постамента достаточно велики, да и весь ее вид, как бы
говорящий, что мы уже прошли сквозь огонь и воду, нас ничем не удивишь и
мы на все готовы.
Я не моралист, и меня эти вещи совсем не трогают, но если козырять
тем, что нам все нипочем, то не исключено, что на вершине общественной
иерархии окажется шлюха. Вот почему дочка Младенова не только не обольщает
меня своим видом, а даже охлаждает, и я без колебаний заношу ее в графу
тех еще зеленых нимфоманок из кафе, которые смотрят на любовь примерно как
