Хазары отстреливались скупо - берегли стрелы для отражения штурма.
Ждать им пришлось недолго: Святослав приказал двинуть вперед пеших
ратников.
Тысячи русских воинов, вооруженных мечами, топорами и шестоперами,
кинулись к стенам крепости, Одни тащили мешки с землей, связки веток,
жерди и принялись забрасывать преграждавший им путь ров, другие вслед за
ними несли лестницы с железными крюками, третьи шли налегке - только с
обнаженным оружием. Живая человеческая лавина хлынула на стены, облепила
лестницы, начала подбираться к самому верху стен. Лучники, чтобы не
поразить своих, перестали стрелять. Хазары зашевелились: сверху на
осаждающих обрушился град камней, хлынула горячая смола. Мало кто добрался
до самого верха, но и этих немногих удачников встретили копья и кривые
сабли.
Под ударами таранов рухнули западные ворота, но за ними атакующие
наткнулись на только что сложенную хазарами стену из каменных глыб и
кирпича. Пришлось опять двинуть вперед тараны. В новые бреши устремились
дружинники, сбивая вражеские заслоны.
Было мгновение, когда князю показалось, что судьба Саркела уже
решена. Сеча шла в воротах и на ближней улице, перегороженной каменными
баррикадами, на многих участках крепостных стен, оставалось сделать одно,
последнее усилие - и волна атакующих хлынет в город. Еще одно усилие... Но
хазары сопротивлялись отчаянно, зная, что отступать им дальше некуда.
Штурм затягивался.
Князь созвал воевод.
- Слушайте, бояре мои! Боги отвернулись от нас в этот раз. Но долго
топтаться нам под Саркелом нельзя - того и гляди подойдет сам Иосиф со
всем своим войском. Взять город надобно сегодня. Оставим за собой конные
заслоны, чтобы в спину нам не ударили ненароком. За это воевода Борислав в
ответе. Дам ему две тысячи конных воев. Все прочие конные полки пойдут
пеше брать Саркел. Я сам поведу их.
После полудня русичи снова пошли на приступ. Святослав и Свенельд,
увлекая за собой дружинников, первыми ворвались в пролом, пробитый тараном
в недавно сложенной стене. Их мечи прокладывали широкую дорогу русичам.
Русская дружина вслед за князем и воеводами проникла в город. Вместе
с нею дрались вятичи и небольшой отряд болгар. Сеча завязалась на узких
улочках Саркела.
В Ярилин день, когда в родных краях русичей и стар и млад празднуют
приход лета, радуются новому урожаю, после кровопролитного боя пала
хазарская крепость. Поредевший гарнизон Саркела, отступивший под напором
воинов Святослава в запутанные южные переулки, сложил оружие. Темник
Джабгу, утром гордо взиравший на киевское войско с крепостной башни,
теперь, униженно кланяясь, стоял перед русским князем, протягивая ему
ключи от Саркела. За темником, сбившись в кучу, робко жались его тысяцкие
и сотники. В руках они держали богатое оружие, драгоценности, тюки дорогих
тканей.
- Ну что, не вышло по-твоему? - Святослав, еще не остывший после
жаркого боя, бросил сердитый взгляд на хазарского воеводу. - Видишь,
сколько народу зря положил!
Джабгу еще ниже склонил обнаженную голову с лысым теменем, будто
отдавая ее во власть победителя. Час назад князь, не задумываясь, приказал
бы срубить эту голову и надеть на копье, как сделал это Джабгу с Гроном,
теперь же он принял ключи от ворот, мельком глянул на поднесенные дары и
едва заметно усмехнулся: сильна торговая жилка в хазарах, привыкли они
торговать. Даже сейчас, после такого разгрома, надеются откупиться от
победителей! Отвернувшись от пленного темника, князь поманил Вуефаста:
- Ты будешь тут воеводой, хозяином в Саркеле, пока войну не закончим.
Воев тебе оставлю. Соберешь дань и вместе с полоном под охраной в Киев ее
отправишь. Сам суд тут правь. А я дальше иду - на Итиль.
Свенельд, стоявший за спиной князя, спрятал улыбку в пушистых седых
усах. "Клянусь Одином, - он всю жизнь был верен своим варяжским богам, -
молодой князь начинает показывать когти! Давно ли Ольга посадила его на
Киевский стол, а сын ее начал поход, какой и Игорю был не под силу.
Вятичей, болгар успел покорить, глядишь, и вся Хазария склонит перед ним
голову..."
Старый воевода с нежностью смотрел на своего питомца. Странно
сложилась жизнь Свенельда, он, безвестный варяг, совсем юным воином попал
на Русь и очень скоро сумел показать себя, стал в Киеве самым молодым
воеводой. Когда Игорь погиб, самый час был Свенельду - первому человеку на
Горе после князей - брать всю власть в свои руки. Люба была ему с
молодости княгиня Ольга, да время ушло. Оглянулся Свенельд: и Ольга уже не
та, и сам он не тот. Осталась привязанность к молодому княжичу Святославу
- что-то в нем от молодой Ольги - такой же смелый, решительный, взгляд
открытый, дерзкий.
Сейчас, когда закончился штурм Саркела, Свенельда заботило, как
завершить успешно начавшийся поход. Еще не до конца разбиты хазары,
готовится к бою их столица Итиль, где каган-бек собирает воинов от всех
своих веж. Нужно дать отдохнуть, собраться с силами уставшим дружинникам.
Воевода сказал об этом князю.
- Нет, - сердито блеснул глазами Святослав. - Отдыхать в Итиле будем.
Надобно поспешать к хазарской столице. Ни одного лишнего часа не дам
Иосифу на сборы его войска!
Свенельд молча наклонил голову. Да, князь прав. Как ни трудно, а
нужно торопиться, ковать железо, пока оно не остыло.
С рассветом русское войско ускоренным маршем двинулось на юго-восток,
к Итилю. Князь Святослав не брал с собой обозов, он и пеших ратников
посадил на коней, отбитых у неприятеля. Сильный конный отряд во главе с
воеводой Бориславом ушел вперед, вслед за дозорами.
Чем дальше от Дона, тем беднее и суше становилась степь. Куда делись
буйные травы в рост человека, зеленые дубравы и заросли кустарника? Вокруг
только чахлый ковыль, серебристый пахучий емшан, да еще какие-то колючки.
Временами конские копыта стучали по совсем голой, растрескавшейся от зноя
земле. Но степь и здесь не была безжизненной - на горизонте то с одной, то
с другой стороны появлялись и подолгу маячили группы всадников. При виде
русских дозоров они, не принимая боя, уходили в степь. Это были исконные
недруги Русской земли - печенеги, одновременно враждовавшие и с хазарами.
Иногда появлялись небольшие отряды кочевников гузов, проносились вдалеке и
скрывались в знойном мареве. Степняки, будто волки, издали следили за
русским войском, выжидая, чем кончится единоборство между Русью и
Хазарией. Кто бы ни победил, они в любом случае надеялись поживиться.
Воевода Вуефаст знал, что не лежит к нему сердце молодого князя.
Язычник Святослав недолюбливал христиан - их вера пришла из враждебной
Руси Византии. Наказывая Вуефасту остаться в покоренном Саркеле, князь
хотел избавиться перед дальним походом от неугодного ему человека.
Недоброжелательность звучала в его голосе, когда он отдавал свои
распоряжения Вуефасту. В другое время воевода, может, и обиделся бы, а
сейчас встретил этот приказ с тайным облегчением: разболелась голова, на
которой какой-то ретивый защитник Саркела едва не надвое разрубил железный
шелом. Да и весь воевода как-то расклеился, чувствовал себя разбитым.
Старость подошла, что ли?
Однако отлеживаться ему было некогда - едва ушло войско со
Святославом, как Вуефаст увидел, что дел у него непочатый край. Надобно
разбираться с полоном, с данью, взятой у хазар, да и малой своей дружине
дать передышку: среди воинов много раненых, ослабевших от потери крови. А
тут еще Войт, князь вятичей, поглядывает на него странно, дружинники его
шепчутся по углам. Может, что лихое задумали? У Вуефаста воинов мало, куда
меньше, чем вятичей. Хорошо еще, что болгары, сделав свое дело, сразу же
ушли домой. Но и с Войтовым войском незадача...
На всякий случай воевода решил занять со своими людьми внутреннюю,
самую труднодоступную часть Саркела, велел перенести туда самое ценное
добро из захваченного у хазар. Пленники почти все незнатные, о них
тревожиться нечего. Только за Джабгу можно получить добрый выкуп, поэтому
его Вуефаст держал при себе, под особой охраной.
Усиленную стражу выставил воевода у ворот внутренней стены,
разделявшей крепость на неравные части: меньшую, занятую Вуефастом и его
людьми, и большую, где расположились вятичи шумным и беспокойным табором.
Себе воевода выбрал покои в нижнем этаже башни, той самой, где до
последнего оборонялся от русичей Джабгу.
- Слава те, господи, самое главное сделано, - истово перекрестился
он, оставшись наедине с двумя верными слугами - сотником Глебом и
десятником Кириллом, в одно время с ним перешедшими в христианскую веру. -
Теперь помоги рабу твоему Василию уберечь от козней вражеских все это
добро, что князь нам доверил... Вуефаст при крещении наречен был Василием,
но и князь и его приближенные звали его прежним, языческим именем.
- Бог милостив, - отозвался Глеб, - да и наша дружина еще чего-то
стоит. Убережем добро, что нам оставлено!
Кирилл молча кивнул, соглашаясь с сотником.
Вуефаст оглядел пышное ложе, прикрытое барсовыми шкурами,
приготовленное, видимо, для хазарского воеводы, злорадно подумал о том,
что строптивому Джабгу теперь не скоро доведется понежиться на мягкой
постели. Пусть прикорнет на сырой землице.
- Притомился я, други мои. И годы уже немалые, да еще это... -
Вуефаст болезненно поморщился, ощупывая повязку на голове. - Отдохну я
малость, а вы уж за воями нашими приглядите. Пуще того - за вятичами.
Рубились они с хазарами неплохо, поболее болгар помогли нам, но веры им
нету... И князь их Войт куда-то запропал. Как бы они беды не натворили!
Долго не мог уснуть воевода, но усталость взяла свое, сон сморил его
на мягком пушистом ложе.
Проснулся он так же внезапно, как и уснул.
- Беда, воевода! - оглушил его знакомый голос. - Вятичи пошли на
приступ!
- Какой приступ? - сонный Вуефаст ничего не мог понять и сердито
отталкивал сотника Глеба, который тряс его за плечо. - Какие вятичи?
- Вятичи захватили наш полон, что был там, за стеной... Ломятся в
ворота...
Только теперь Вуефаст наконец проснулся: добыча, пленники,
захваченные в Саркеле, уходят из его рук! С необычной ловкостью сбросил он
с ложа свое грузное тело и, осенив себя размашистым крестом, уже более
осмысленно вгляделся в лицо Глеба, по которому плясали тусклые блики от
масляного светильника.
- А стража что? Подмогу послал ты к воротам? Где Джабгу? - забросал
он вопросами сотника.
- Вся дружина рубится с этими язычниками погаными, что клятву свою
нарушили. Только мало нас, боюсь, не устоят наши вои... А Джабгу... Куда
он денется? Ему ни к чему кидаться из огня да в полымя...
- За Джабгу мне головой отвечаешь! Он для нас - мошна с золотом, за
него можно добрый выкуп взять. Сбежит паршивец - князь нас не пожалует. -
Вуефаст перевел дыхание и заговорил спокойно: - А насчет ворот ты верно
молвишь. Не удержать нам их. Потому оставь там заслон малый, а всех
остальных воев отведи сюда, к башне. Тут насмерть встанем, дальше отходить
некуда. С богом!
- Быть по сему! - тряхнул головой сотник и кинулся туда, откуда
доносились крики распаленных сечей людей, стоны раненых и лязг оружия.
Вуефаст с необычной для его грузной фигуры легкостью натянул на себя
кольчугу, перепоясался мечом и, помедлив немного, надел поверх повязки и
шелом. Он поспешил на выход, и вскоре перед башней послышались его зычные
окрики, обращенные к дружинникам, отбивавшим натиск бывших союзников.
Вятичи атаковали без особой охоты, но их было больше, чем киевлян.
