стенами крепости, когда к югу от Саркела в степи затрубили боевые рога.
Это подоспела подмога окруженному гарнизону. Вел ее бек Аймур, правая рука
каган-бека Иосифа.
Будто темная туча упала на берег Дона, затопила степь, охватывая
русичей. Грозным валом катилась конница, не однажды рубившая ясов и
касогов, иранцев и арабов, не раз топтавшая русские нивы. Под тысячами
копыт гудела земля, злобно ржали полудикие степные кони, пронзительно выли
и взвизгивали воины разных племен, служивших Хазарии, а над всем этим
гулом и стоном безмолвно кружили орлы и коршуны, почуявшие близкую добычу.
- Сила какая идет на нас... - тревожно вздохнул Богдан, оглядываясь
на примолкших гридней.
- Сила великая, - спокойно согласился с ним Мечник. - Только и у нас
воев немало. И за нами - Русская земля.
Самые нетерпеливые из хазарских всадников, вырвавшись из конной лавы
далеко вперед, пытались пробиться к воротам Саркела. Но для них, как и для
русичей, стал преградой наполненный водой ров. Несколько степняков
сорвались в него, и на воде зачернели хазарские лохматые шапки, шеломы и
конские головы.
Хазар становилось все больше и больше.
- Пошто князь нашу рать не двинет на ворога? - заволновался Богдан. -
Доколе будем стоять, на месте топтаться? В самый раз бы сейчас ударить по
хазарину!
- А ты погляди, что с другого боку делается, - подтолкнул его Мечник,
теребя пальцами свою седую бороденку.
Богдан глянул - и едва не вскрикнул. Севернее Саркела, выше по
течению реки, многие сотни хазар заходили в тыл киевскому войску. Два
крыла хазарской орды огромными полукружьями охватывали стан русичей.
Богдан начал считать бунчуки, мотавшиеся над массой вражеской конницы, -
значки сотен и тысяч хазарских - и со счета сбился.
Чуть поодаль от гридней на кургане стоял князь Святослав с воеводами,
рядом рынды держали оседланных коней и оружие. Все они без видимого
беспокойства наблюдали за приближавшимися хазарами. Только чаще замелькали
гонцы, подъезжавшие к Святославу, - сказав ему что-то и получив приказ
княжий, они торопились к своим полкам.
Вроде бы все спокойно было в русском стане - ни спешки, ни
переполоха, но Богдан стал замечать, как меняются его очертания: лучники,
копейщики, щитоносцы перемещались, уступая друг другу место, в центре
появилась русская конница - та часть ее, что не ушла в засаду. Казалось,
огромная длань в железной перчатке сжимает пальцы в кулак, готовясь
отразить вражеский удар.
Богдан оглянулся назад. Там, далеко в тылу, за русской конницей,
тесно сгрудились обозные возы, поднявшие в небо оглобли, словно пики. И
молодой воин подумал, что и там нелегко будет пробиться врагу.
Черная туча хазар шумно налетела на левое крыло русского войска. В
небо взвились тысячи стрел и камни, выпущенные пращниками. Глухо вздохнуло
поле - конная лава ударилась о стену копий и щитов. Замелькали мечи,
боевые топоры и шестоперы, которые пустила в ход русская рать.
- А-а-а!.. - отчаянный рев вырвался из тысяч людских грудей.
Все смешалось на левом крыле - пешие, конные, русичи и хазары. Крики,
лязг металла, конское ржание слились в такой оглушительный гул, что со
стороны можно было подумать: широкий Дон вырвался из берегов,
натолкнувшись на непреодолимую преграду.
Замерло Богданово сердце, когда увидел он, как захлестнула, подмяла
под себя хазарская волна первые ряды пеших ратников, как отдельными
ручейками и потоками начала пробиваться в глубину русского стана. Ближе,
ближе хазарские всадники, кто в железных кольчугах и панцирях, кто в
лохматых шапках и кожаных свитах, уже видны их смуглые лица со ртами,
перекошенными от крика. Страшно вспыхивают над ними кривые сабли.
А князь стоит на кургане, ждет чего-то. Воевод около него мало
осталось. Только старый Свенельд, как всегда, рядом, рукой показывает в ту
сторону, где вторая хазарская орда на правое крыло русичей катится, в тыл
заходит, хочет оттеснить их от осажденной крепости. Уже в той стороне рога
трубят, стрелы запели!
- Ой, что ж теперь будет! - не выдержал Богдан. - Устоят ли наши вои?
- Должны устоять, - твердо сказал Мечник. - А иначе... Нет, такого и
быть не может!
- Эй, гридень Богдан! - донеслось с кургана.
Богдан хлестнул плеткой застоявшегося коня, тот птицей рванулся к
кургану.
Князь расстегивал застежку алого корзна - видно жарко стало. На его
крупном, будто из каменной глыбы вырубленном лице блестели капли пота.
Синие глаза смотрели сосредоточенно, тревожно.
- Скачи к челу, найди воеводу Перенега, он сменил раненого Вуефаста.
Скажи: князь велел пособить левому крылу. Руки не перепутаешь - где левая,
где правая? Нет? Торопись!
- Я мигом, княже!
"Лишь бы не стоять на месте, - думал Богдан. - Вот и мой час пришел!
Пойду и я на хазар с пешей ратью..."
Он нашел Перенега под одиноким дубом, обожженным молнией. Воевода
встретил гонца нетерпеливым вопросом:
- Добрую ли весть принес ты, гридень?
Узнав о приказе князя, он повеселел, немедля велел рынде кликнуть
тысяцких. Потом снова повернулся к гридню:
- Передай князю, что наказ его сполним. У меня у самого руки давно
руки чесались, охота была ударить по хазарину...
"А я? - хотелось спросить Богдану. - И меня с дружиной пошли,
воевода!"
Но Перенег уже пошел к коню, прихрамывая на одну ногу, покалеченную
давным-давно хазарской стрелой. И Богдан, раздосадованный тем, что его
отослали обратно, поскакал к кургану.
А волны хазарской конницы все накатывались и накатывались на русский
стан, ощетинившийся копьями, яростно отбивающийся мечами и топорами.
Это были не те хазары, которых Святослав с малых лет привык встречать
в Киеве. Там, над Почайной, целую улицу занимали хазарские гости. Было у
них что-то вроде своего караван-сарая, свои синагога и мечеть, поскольку
часть их исповедовала иудейскую веру, а часть была мусульманами. Те
хазары, длиннобородые, неторопливые, привозили в Киев на торжище дивные
заморские ткани и узорочья, невиданных тонконогих коней и кареоких,
стройных и пугливых рабынь. Завидев юного княжича, прохаживающегося с
гриднями, купцы расплывались в улыбках, спешили одарить редкими восточными
сладостями.
Это были не те хазары, что приезжали в Киев за данью, которой
откупались русичи вот уже почти триста лет от их коварных набегов. Важные
и неприступные на первых порах, они становились жадными и крикливыми,
споря из-за каждой гривны. Все норовили урвать побольше - не столько для
своей Хазарии, сколько для себя.
Эти хазары были как туча саранчи, обрушившаяся на молодые посевы... И
страшны были не только они, но и их кони. Сызмальства знал Святослав, что
сила степняка, будь то хазарин или печенег, в его коне. Невысокий,
приземистый, лохматый, в глазах - злое пламя, конь этот сам себе корм
добывает не только летом, но и зимой, разгребая снег острыми копытами. Он
кормит и носит степняка чуть ли не с тех пор, когда русское дитя еще в
люльке качается.
Хазарский конь в бою - лютый зверь. Помогая седоку, он бьет копытами
вражеских всадников, грызет зубами чужих коней, мчит хозяина в самую
жаркую сечу, удесятеряя силу удара его копья.
Зато без коня хазарин, считай, не воин. Словно медведь, ковыляет на
своих кривых ногах, и нет уже той силы удара у его острой сабли. Издали
еще отобьется стрелой, а в ближнем бою его проще простого ошеломить
шестопером, срубить добрым русским мечом.
Русич же хоть и привык к коню, в седле сидит крепко, но лучше всего
дерется пеший. Будто силы ему придает родная мать-земля. Попробуй, достань
его саблей, свали, даже если ты конный! А вот когда уже выдохся враг,
показал спину, тогда - на коня, вдогон, руби его!
Поэтому Святослав и не спешил бросать в бой свою конницу. Он выжидал.
Уже во многих местах дикие всадники вломились в ряды русских воинов,
прорубили кровавые просеки. Все ближе они к кургану, на котором стоит
Святослав, окруженный гриднями. В первый раз поглядел князь в сторону
балки, где укрылась его молодшая дружина, готовая к бою. Нет, рано еще
бросать ее в сечу - пусть немного ослабнет вражеский натиск.
Еще одну вылазку предприняли осажденные. Встретились с конницей,
прорвавшейся над самым берегом Дона, ударили с двух сторон по челу
русского войска. Но не всех ратников увел от крепостных ворот воевода
Перенег, выручая левое крыло, - оставил нескольких тысяцких с воинами.
Теперь князь Святослав бросил сюда на подмогу отряд конных болгар.
Закованные в броню всадники со свежими силами ринулись в сечу,
схлестнулись с хазарами. За ними снова пошли вперед пешие ратники. Жаркая
схватка закипела уже под стенами крепости.
У самых ворот с дружинниками Святослава дралась небольшая дружина
дюжих воинов в белых рубахах, без кольчуг. Тяжело взмахивая мечами, они
упорно стремились прорваться вперед, к кургану.
Что за вои? - кивнул в ту сторону Святослав. - Бьются люто...
- Не знаешь, княже? - с удивлением посмотрел на него сотник Путята,
ровесник Мечника и давний его боевой товарищ. - То русичи.
- Русичи? Пошто ж они против нас пошли?
- Видать они из наемной дружины каган-бека. В Хазарии немало русского
люда - и на Дону, и в Тмутаракани, и в самом Итиле. Смерды, а вои
добрые...
- Скачи к челу, вели Перенегу или тысяцкому Колывану взять в полон
одного из тех воев и привести ко мне.
Сотник с сомнением поскреб пятерней затылок, сдвигая на лоб шелом.
Перехватил сердитый взгляд Святослава, подобрался:
- Добре, князь, сполню твою волю...
Путята ускакал, а князь продолжал хмуро наблюдать за полем брани. Он
думал о том, что в Саркел без пороков не пробиться даже на плечах
защитников крепости, сделавших отчаянную вылазку. Закроются ворота - и
все. А за ними - кипящая смола, рогатки, стена воинов.
- Подсобить бы надо пешей рати, - нарушил раздумья Святослава
подъехавший к нему воевода Вуефаст, с перевязанной головой, весь в
кровавых пятнах. - Много смердов уже полегло. Ударить бы по хазарам
молодшей дружиной...
Святослав ничего не сказал. Только на лбу его еще резче обозначилась
глубокая морщина, светлые брови сдвинулись к переносице.
Конский топот заставил князя обернуться. На грузном коне размашисто
рысил к нему по вытоптанной траве Путята. Он тянул на длинном сыромятном
ремне окровавленного рослого воина со связанными руками.
- Вот он, полонянник.
Пленник, хватавший воздух запекшимся ртом, едва держался на ногах.
Тонкая струйка крови стекала у него с виска, разорванный ворот рубахи
открывал зияющую рану на ключице.
- Ты кто? - спросил Святослав. Голос его был тих но дрожал от гнева.
- Ответствуй князю, холоп! - потянул пленника за ремень Путята.
Раненый воин покачнулся и едва не упал, но все-таки устоял на ногах и
бесстрашно посмотрел в глаза князю.
- Не все едино, кто кончать меня будет - князь или раб?
Говор у него был русский, певучий и мягкий, говор земли Полянской.
- Ты кто? - будто не расслышав его дерзких слов, повторил вопрос
Святослав.
- Атар я... А на Руси меня кликали Туром...
- Пошто пошел служить ворогам нашим, хазарам, вере отцов изменил?
- Видит Перун: веру отцов я не бросил. А с родной земли бежал в
Хазарию от щедрот твоих тиунов, княже, от их плетей. Осел на Сурожском
море, под Тмутараканью. И там не сладко пришлось. Хазарский бек допек,
силком в свою дружину взял.
- Так пошто бился против русских воев, пошто не повернул оружие на
