к небу. Под обгоревшим тыном Богдан увидел мертвых русича и хазарина.
Молодой русоволосый отрок в разорванной рубахе и коренастый степняк в
старой, покрытой пятнами ржавчины кольчуге крепко обхватили друг друга в
последней, смертельной схватке.
"Добрый был бы воин", - подумал Богдан об отроке. Но мертвого не
вернешь к жизни, как не вернешь и ту женщину, что молила о защите грозного
Перуна. А скольких хазарские воины увели с собой в неволю, на тяжкие муки,
что горше лютой смерти! И невольно стиснул кулаки Богдан, крепче сжал
повод коня: захотелось ему поскорее встретиться в чистом поле с хазарами,
помериться с ними силой, отплатить врагу за муки русских людей. Свое горе
перед горем людским потускнело.
Но еще много дней шло русское войско, выйдя на дорогу, протоптанную
торговыми караванами от Русской земли до далекого Саркела. Тянулся тот
путь через степь, прозванную пращурами нашими Диким полем, прорезая ее от
края до края, огибая крутые курганы. Степь казалась безлюдной - только
табун тарпанов или сайгаков промчится, уходя от дозоров, и скроется
вдалеке. А в небе кружили орлы и коршуны, они видели дальше дозорных:
впереди и с боков войска русичей хищно кружились всадники на низкорослых
лошадях, такие же дикие и косматые, как их кони. Это хазары и печенеги
издали следили за продвижением Святослава.
Молодой гридень Богдан привыкал к походным тяготам. Он и в дозоры
ходил, и князя охранял наравне с бывалыми воинами. Тяжкие думы отступали
перед видом бескрайней степи, еще не утратившей сочных весенних красок.
Простор, вольный ветер будили дремавшую в гридне удаль.
Богдан приглядывался к людям, окружавшим князя в походе. Они казались
разными. Старый воевода Свенельд - ему уже, верно, под шестьдесят - был
тверд и прям, как харалужный свионский меч. Он часто вступал в споры с
князем, и двадцатисемилетний Святослав, выросший под опекой воеводы,
терпеливо выслушивал наставления старика, хотя и поступал нередко
по-своему. Глубокое чувство, большая дружба связывали двух бывалых воинов,
разных по характеру и возрасту людей. Споря друг с другом, они никогда не
таили обид, высказывали их прямо. И все знали: в любом деле Святослав
может положиться на старого воеводу. Свенельд в сече с врагом всегда
старается заслонить собой своего воспитанника, а тот готов принять на себя
удар, предназначенный Свенельду.
Полной противоположностью наставнику князя был молодой воевода
Борислав. Он ничем не напоминал своего отца Клуня. Это был человек
открытого нрава, горячий, вспыльчивый и щедрый. Высокий, чернобровый, он
тщательно, не в пример князю, следил за своей внешностью, любил нарядно
одеваться, ни у одного воеводы не было такого богатого оружия, такой
дорогой конской сбруи. Святослав прощал ему эту слабость за отчаянную
отвагу и дерзость в бою.
Зная горячий нрав Борислава, князь чаще всего доверял молодому
воеводе засадный полк: тот с малой дружиной мог опрокинуть вдвое
сильнейшего неприятеля и гнать его, пока останется кого рубить.
Князь Святослав приближал к себе людей смелых, решительных, дерзких.
Самым талантливым дружинникам - недавним смердам, показавшим себя на поле
брани, он доверял командование сотнями и тысячами воинов, несмотря на
глухое недовольство боярской Горы. И молодого Борислава сделал воеводой не
за отцовы заслуги.
А толстого чванливого Вуефаста князь недолюбливал. Сорокалетний
Вуефаст уже много лет ходил в воеводах, хорошо знал ратное дело. Был он
важным и медлительным, как и его конь - толстоногий, с широким крупом и
могучей грудью. Знал Святослав: прикажи Вуефасту возглавить чело и
отражать натиск любого врага - будет стоять до последнего дыхания, ни на
шаг не отступит. Но чересчур деловито, не спеша воевал Вуефаст, и именно
эта неторопливость не по душе была решительному князю.
А был еще воевода Перенег, маленький сухонький и желчный человечек с
подслеповатым левым глазом - память о печенежской стреле - и длинными
узловатыми руками. Не силой, не отвагой брал этот воевода в бою, а
хитростью. Он, как никто другой, горазд был на всякие выдумки, умел
одолеть врага малой кровью.
Воевод подпирали тысяцкие, Богдан уже знал некоторых из них: Гюряту,
Колывана, Ратибора, Стрыгу. За ними шли сотники - среди них Путята,
старший над гриднями, - десятники, все, кто командовал рядовыми воинами в
многотысячном войске русичей.
После Свенельда ближе всех к Святославу воевода Борислав. Богдану
довелось услышать, как он рассказывал князю о гибели своего отца.
- Знал бы, кто тот головник, что жизни его лишил, все жилы бы из него
вытянул! За кровь родную отомстил бы... Отец мой хоть и крут бывал, но не
могу забыть его, снится мне по ночам, требует отмщения. А кому мстить-то?
Тяжелая рука Борислава крепко стиснула богато изукрашенную рукоять
меча.
- Надо бы прилюдно покарать того смерда, чтобы другим неповадно было
разбой творить, - жестко сказал князь. - Что станется с нашей землей,
ежели каждый холоп руку поднимет на своего хозяина? Смута пойдет
великая... Недосуг мне сейчас, друже мой любимый, розыск начинать - ушли
мы от родных мест далеко. Воротимся - прикажу найти того смерда. Под
землею разыщем, коли жив он!
- Спасибо, княже! - с благодарностью склонил голову Борислав. - Ты
всегда был добр ко мне.
- Так мы ж с тобой сколько каши съели из одного казана! - засмеялся
Святослав. - А перед дядькой Асмудом сколько раз ты на себя мою вину
принимал...
Он дружески охватил Борислава за плечи.
Все это видел и слышал Богдан. В первый раз он почувствовал симпатию
к молодому воеводе и нечто вроде сожаления: такого доброго молодца лишил
отца! Но разве тот отец был человек? Лютый зверь!
А что если Борислав узнает в гридне своего кровника? Впрочем, до
конца похода Богдану нечего опасаться. Да и все ли они доживут до его
конца, все ли вернутся на отчую землю?
Темная, безлунная ночь раскинулась над степью, над тревожно притихшим
Доном. Звезды Перунова Пути, перепоясавшего небо, казались отблесками
костров, мерцавших на земле там, где бодрствовала стража, охранявшая покой
русских воинов.
Полки князя Святослава обложили далеко выдвинутый на запад заслон
Хазарии - крепость Саркел. Скоро по Дону на лодьях должна приплыть пешая
дружина вятичей, а с нею пороки - тяжелые стенобитные машины. Тогда
начнется приступ.
Князь, положившись на воеводу Свенельда, решил отдохнуть до света. Он
раскинул на траве конскую попону, остро пропахшую потом, подложил под
голову седло, отполированное в частых походах еще совсем юным княжичем.
Земля, прогретая за день горячим солнцем, и сейчас была теплой, ласковой.
Не верилось, что, может, завтра ее будут безжалостно топтать пешие и
конные дружины, поливать своей кровью. Сон не шел к Святославу. Рядом, в
нескольких шагах, хрупал овсом, засыпанным в торбу, княжий любимец - белый
конь Кречет. О чем-то шептались рынды, отроки, в первый раз хлебнувшие
походного ветра. Слышался хриплый голос Свенельда, наставлявшего тысяцких.
Святослав улыбнулся, отчетливо представив сухое, задубленное солнцем
и ветрами лицо старого воина, крючковатый нос над седыми усами, сердито
прищуренные глаза. Лучше Свенельда воеводы не сыщешь, в ратном деле он
крепок, недаром еще при князе Игоре ходил на Царьград и к Джурджанскому
морю, с княгиней Ольгой осаждал Искоростень, молодого княжича учил
уму-разуму. У Свенельда своя дружина, не меньше княжеской, села, Ольгой
пожалованные, на Роси и на Суле. Боярин, сколько добра в хоромах! Но
другим боярам, таким, как Вуефаст или оставшийся в Киеве Бурун, он не
чета. Все дружине своей отдаст, для Киева, для земли Русской.
Пусть поворчит воевода, он не о себе, о деле общем печется...
Общее дело... Вспомнилось Святославу, как не легко начиналось его
княжение. Смутное время было, тревогой полнилось сердце молодого князя,
принявшего Киевский стол от больной, стареющей матери. Отец его Игорь и
мать Ольга многое сделали, чтобы объединить Русскую землю, чтобы собрать
воедино близкие по крови племена. Но молодая Русь еще не успела окрепнуть,
набрать полную силу. А со всех сторон ее окружали разные страны, чужие
народы. Многие из них были не прочь нажиться за счет Русской земли. Как
поладить с одними, как разбить наголову других, чтоб не грозили оружием?
Молодой князь окидывал мысленным взглядом сплотившиеся вокруг Киева
земли, старался заглянуть дальше, за окраины, за пограничные столбы.
Северное крыло Руси - Новгородская земля, гордая, своенравная,
раскинувшаяся до самых варяжского и Ледяного морей. По ряду, заключенному
с княгиней Ольгой, новгородцы платят немалую дань Киеву: две тысячи
серебряных гривен. Но главное не это - Новгород вроде щита для Киева, для
всей Руси. С севера над ним нависли Свиония, Норвегия, Дания, земли
населенные воинственными викингами-варягами.
Не сидится на месте хищным варягам. Корабли варяжских воевод-ярлов
бороздят северные и южные моря, с боем берут чужие города, захватывают
золото, серебро, пленников: конунг Канут из года в год со своими дружинами
орошает кровью Англию, заставляет откупаться короля Эдгара.
Франки трепещут перед варягами, дрожат перед ними страны и города
Средиземного моря. Великий Рим чувствует себя беззащитным, когда к Тибру
приближаются корабли воинственных северных бродяг.
Рвались они и к Новгороду. Викинги из Свионии пытались овладеть
столицей северной Руси. Ярл Рюрик объявил себя владыкой этой земли, но
вынужден был отсиживаться у Ладоги. А Новгород и ныне стоит крепко. Он -
надежный щит против варягов. Севера нечего опасаться.
Полоцкая земля... Болотистый, лесной негостеприимный край, с трудом
освоенный людьми русскими, он издревле тянулся и к Новгороду, и к Киеву.
Но княжит в Полоцке варяг Регволд, чье сердце открыто лишь западным
соседям - германцам и франкам.
Там, в западной стороне, все большую силу набирает Оттон I. Отец его,
Генрих I Птицелов, довольствовался титулом короля, сын же провозгласил
себя германским императором. У Оттона завидущие глаза и руки загребущие.
Он ходил походом на Рим, а сейчас уже и Полоцку подтягивает дружины. Не
удалось в свое время копьем взять город - завязал дружбу с варягом
Регволдом, на свою сторону тянет.
Но чем дальше к югу, тем больше германских полчищ. Они уже начали
свое тысячелетнее "устремление на восток". Рыцари императора Оттона топчут
копытами коней Чехию, вместе с папскими легатами мечом и крестом
завоевывают ляшские земли. И еще не ведает Святослав, что скоро князь
Польши Мешко I переметнется в стан завоевателей и повернет свои полки на
Русскую землю, на червенские города - будущую Галицию.
Венгрия - Угорская земля... С кем она, родина Предславы, жены
Святослава? В соседних краях пылают военные пожарища, а Угорщина
безмолвствует. Зализывает раны после войны с германцами.
Близка Руси по духу и крови Болгария. Но ныне отвернулся от Киева
кесарь Петр, возобновил союз с Византией, давним недругом Русской земли. В
Константинополе правит теперь Никифор, прославленный полководец, отважный
и хитрый. Опасаясь западных соседей, он не может двинуть свои легионы на
Русь, только степняков подталкивает на Киев. А что он завтра надумает?
Вот они, соседи на севере и на западе. Добрый или худой мир с ними,
но Киев его поддерживает. А на восходе и полудне - орды степняков. С ними
и договориться трудно. Вот уже триста лет откупаются окраинные земли Руси
