хазарина?
Тур молчал, опустив голову.
- Ну, говори! - подтолкнул его Путята.
- Мы, русичи, клятву давали на мече, на верность Иосифу присягали.
Можно ли клятву свою нарушить, хоть и тяжкая эта клятва? Ты же сам воевал,
княже.
- Так, - вздохнул Святослав, и в глазах его погас огонек, - клятву
нарушать вою не годится. А все же...
Он отвернулся от Тура, махнул рукой Путяте: делай, мол, с ним, что
хочешь. До него донесся глухой звук удара, но князь смотрел уже в другую
сторону.
На вытоптанных травах, где вчера еще густо полыхали степные цветы,
яростно схватывались пешие и конные воины, рубились мечами и саблями,
кололи друг друга копьями. Тучи стрел затмевали солнце. Хазары навалились
на русские обозы, загромоздили конскими и людскими трупами тесно сдвинутые
возы, и через них живая лавина хлынула к кургану, к самому сердцу русского
стана.
- Гей, рында! Труби в рог! Гридни, поднимите повыше знамя! Пришел и
наш черед...
Святослав скинул с плеча алое корзно - подхваченное ветром, оно
кровавым стягом запылало над курганом в руках подскочившего к князю
Богдана. Святослав натянул на себя тонкую кольчугу, меч поднял в руке.
Белый Кречет под князем заплясал, перебирая точеными ногами.
- За Русь!
Следом за князем и Богдан послал коня вперед. Все гридни, окружив
Святослава, обнажили мечи. И тотчас из балки вырвалась на застоявшихся
конях молодшая дружина, ринулась на хазар, прорвавшись с тыла.
Степной ветер ударил в лицо воинам, засвистели над ними стрелы. Перед
Богданом вздыбил коня грузный хазарин в богатых доспехах, замахнулся
кривой саблей. Богдан едва успел уклониться, закрылся щитом, поднимая меч,
а кто-то уже опередил его: выронив саблю, хазарин со стоном откинулся на
конский круп. Только краем глаза увидел гридень, что это князь спас его и
уже впереди рубится с другим противником. Будто ото сна пробудился Богдан,
кинулся вдогонку.
Злость охватила молодого воина: как же это он оплошал? Всю свою силу
вложил он в удар меча, доставшийся первому встретившемуся на его пути
неприятелю. Лязгнул меч, скользнув по шелому хазарина, разрубил железное
оплечье, врезался в тело. А гридень уже другого степняка достал, свалил с
коня. Но не уберегся - самого зацепили боевым топором по плечу. Хорошо,
что кольчуга выручила. А Чеглок, что конь о конь дрался с Богданом, срубил
хазарина.
Вот и возы, заваленные трупами. Храпят кони, по мертвым телам идти не
хотят. А хазары уже повернули вспять, в степь уходят. Вдогонку за ними
мчится князь с молодшей дружиной, с верными гриднями своими. Настигают
врага Улеб и Спирк, машет шестопером, будто цепом на току, коренастый
Чудин, Мечник с Путятой дружно перехватывают отставших неприятелей.
И еще громче, еще жалобней застонала земля - из синего леса, что
поодаль от Дона раскинулся, вырвались русские конные сотни, ждавшие своего
часа в засаде. Впереди - Борислав.
- За Ру-у-усь!..
Лава с лавой схлестнулись в чистом поле. Страшен был этот удар, и
вскоре заметались по степи хазарские кони без всадников. Те степняки, кто
уцелел, мчались куда глаза глядят, объятые страхом. Только часть их
прорвалась к Саркелу и укрылась там.
4
Киевское войско обложило Саркел с трех сторон, с четвертой стороны
путь хазарам к отступлению преграждал Дон. Задержка пешей дружины вятичей
и осадных орудий раздражала Святослава. Это Свенельд уговорил князя взять
в поход вятичей, а затем и болгар, если те согласятся. "Пусть бывшие
хазарские данники по-настоящему почувствуют, что они хазарам больше
неподвластны. Ну и у нас поболе воев будет". Свенельд привык вести войну
по старинке, не спеша, а теперь и вовсе тяжел на подъем стал - годы его
немалые. Святослав же умел наваливаться на врага, как барс, бить его с
малой дружиной. И сейчас побил хазар изрядно, но взять крепость голыми
руками - немыслимо. Все равно придется ждать лодьи с пороками.
Пока он послал к хазарскому воеводе Джабгу своего парламентера -
бывалого воина Грона, ходившего еще с Ольгой под Искоростень мстить
непокорным древлянам. Передал с ним краткое письмо, написанное греческими
письменами, и велел устно предложить сдать Саркел на милость победителя.
- А не захотят послушаться хазары, - сказал князь, - пусть на себя
пеняют. Копьем возьмем город!
Назавтра утром над крепостной стеной увидели русичи голову Грона,
поднятую на копье. Это был ответ воеводы Джабгу. Святослав заскрипел
зубами в бессильной ярости, хотел немедля повести полки на приступ.
Хорошо, что в это же утро приплыли наконец по Дону долгожданные лодьи со
стенобитными машинами. Прибыла и дружина вятичей.
Святослав собрал своих воевод и велел им готовиться к штурму.
Русский лагерь пришел в движение. Под прикрытием щитоносцев пешие
ратники готовили подходы к осажденной крепости - таскали в мешках и на
самодельных носилках землю, засыпали ров, разрывали насыпанный хазарами
вал, проделывая в нем проходы. Русичи несли потери - хазарские лучники
подстерегали неосторожных, засыпали градом стрел. Раненые уходили в обоз,
их заменяли другие воины.
Князь сам выбирал места, где устанавливать пороки, следил за
заготовкой огромных камней и бревен, которые метательные машины будут
бросать в защитников крепости. На деревянных катках установили сооруженные
из дубовых бревен передвижные башни с таранами. Здесь распоряжался знаток
осадного дела тысяцкий Колыван. Под его присмотром сотни воинов, кряхтя и
ухая, медленно передвигали тараны к северным и западным воротам Саркела,
устанавливали их прямо под стенами крепости. Многие ратники, став на время
плотниками и кузнецами, изготовляли легкие и длинные штурмовые лестницы,
ковали к ним крючья. Самыми умелыми мастерами оказались вятичи, выросшие в
дремучих лесах, с малолетства привычные к топору. Увидев их работу,
Святослав подумал, что, может, и зря спорил со Свенельдом, не соглашаясь
привлекать людей Вятской земли к походу на хазар.
Пока шла подготовка к штурму, пока войско приводило себя в порядок,
хоронило погибших и справляло по ним тризну, как велят русские обычаи,
гридни охраняли князя, ходили в дозоры, рыскали по степи вокруг лагеря,
чтоб ненароком не подобрался к нему неприятель.
- Гляди, отрок, - наставлял Богдана Мечник, провожая его в дозор, -
от других воев не отставай. Хоть и хвалил тебя князь намедни за храбрость,
но ты еще мало съел походной каши, многого не знаешь. Хазарин хитер,
подстережет одинокого - не видать тебе тогда родной земли!
- Дядя Мечник, я ведь не дитя малое!
- Все равно гляди в оба!
Последних его слов Богдан уже не расслышал. Он пустил коня вскачь,
догоняя товарищей.
Любо молодым гридням скакать в чистом поле. От Дона до Итиль-реки, а
в другую сторону - до самого Днепра-Славутича, до его гремящих порогов
раскинулась неоглядная степь, высокие пахучие травы человеку по плечо.
Прячется в этих травах всякая живность, птицы и звери. Серый волк, сытый,
отъевшийся за весну, ленивой трусцой уходит от всадников, неуклюже
поворачиваясь в их сторону всем корпусом.
С Богданом двое молодых парней, его однолетки - Спирк и Колота. Спирк
- за старшего, он чуть подольше служит в княжьей дружине.
- Вон к тому кургану поскачем, - указал Спирк на юг, - с него далеко
видно. А оттуда к Дону подадимся.
Они подстегнули коней и поскакали вперед, объезжая свежие могилы
русичей и брошенные хазарами мертвые тела их воинов. Перед ними с
карканьем взлетали стаи воронья. Всадники миновали полосы вытоптанной во
время недавней сечи травы. Глубокая балка заставила их сделать крюк,
уклониться влево. Миновав балку, гридни повернули назад, к Дону. Прямо
перед ними поднимался курган. За его вершину садилось багровое, будто
набухшее кровью солнце.
- Гневный лик у бога Ярилы, - тихо сказал Колота. - Не оттого ли, что
так много люду полегло нынче на этом поле?
- Э, хазар больше полегло, чем наших, - отозвался Спирк, - наши боги
могут быть довольны. Такую жертву им...
Он не договорил, схватился за горло, куда впилась хвостатая стрела.
От другой стрелы споткнулся Богданов конь, с жалобным стоном начал оседать
на землю. И тотчас Богдан услышал свист аркана и почувствовал, как что-то
с силой рвануло его из седла. Закачалась земля, повалился набок,
проваливаясь куда-то, близкий курган.
В следующее мгновение Богдан со связанными за спиной руками и
заткнутым тряпкой ртом был поднят с земли, поставлен на ноги и, получив
тычок в шею, услышал грубый окрик на непонятном языке. Он оглянулся, но
получил второй тычок тупым концом копья.
Толкал его немолодой чернобородый хазарин в старой, покрытой
ржавчиной и зиявшей дырами кольчуге, наверно снятой когда-то с убитого
русича. Степняк горячил косматого степного конька, тот скалил зубы, норовя
ухватить пленника за плечо, и Богдан невольно шагнул вперед, уклоняясь от
него. Еще двое хазар, молодых, в лохматых шапках и нелепых войлочных
панцирях, гарцевали по сторонам. Небольшой отряд степняков виднелся
впереди - он неторопливо рысил на юг.
Хазарские кони шли ходко, и Богдан, стянутый арканом, едва поспевал
за ними, чтобы не упасть. Стебли высокой травы били пленника по лицу,
резали кожу, а он даже не мог их отвести от себя.
Быстрая ходьба его скоро вымотала, он начал задыхаться. Сердце громко
стучало в груди, казалось, вот-вот разорвется. Богдан упал. Хазарин,
перегнувшись к нему с седла, вытащил тряпку из его рта - теперь кричи,
сколько хочешь, никто из русичей не услышит, лагерь остался далеко позади.
Отплевываясь от противного вкуса сальной тряпки, Богдан набрал полную
грудь воздуха. Сознание прояснилось. Лишь теперь он понял, в какую беду
попал.
Денно и нощно, двигалось ли русское войско навстречу врагу или,
разложив костры стояло лагерем, по бескрайней степи с запада на восток и с
востока на запад мчались княжеские гонцы. С ними заводные - кони и охрана
из десятка, а то и двух десятков добрых воинов, чтобы вестника не
перехватили в пути вражеские заставы.
Святослав сообщал в Киев княгине Ольге о своих делах, передавал
наказы верному воеводе Добрыне, воспитателю юного княжича Владимира. Из
Киева докладывали ему о том, что происходит на Русской земле, какие вести
поступают из западных стран - Византии, Болгарии, Угорской и Ляшской
земель. И сейчас, перед штурмом Саркела, князь хотел послать гонца к
матери, но передумал: рано хвалиться, пока дело не сделано.
Святослав отдал приказ начинать приступ.
Крепко сбитый, широкоплечий, в тесно облегавшей его кольчуге, в
надвинутом на лоб шеломе, он сидел на коне, будто слитый с ним. Скрытая
сила была видна в каждом движении князя, неторопливом и уверенном. И лицо
его казалось спокойным, будто каменным, только глаза были живые - цвета
весеннего неба, омытого дождями, и в глазах, будто облачка, отражались и
гнев и боль, когда смотрели они на киевских дружинников, с переменным
успехом штурмовавших стены Саркела.
С раннего утра подтянутые к самой крепости тараны размеренно и
неумолимо долбили окованные железом ворота хазарской твердыни. Метательные
машины, похожие на огромные самострелы и ложки, перетянутые связками
бычьих жил, поднимали в небо и швыряли на город многопудовые камни и
бревна.
Вплотную к стенам подошли лучники. Прикрытые щитами своих товарищей,
они, неторопливо целясь, старались поразить неприятельских воинов,
видневшихся на крепостных башнях и стенах.
