полукругом напротив открытой двери, угрожающе скалили острые волчьи зубы.
Да, таких стражей не возьмешь голыми руками! Но Алташ, он ведь может им
приказать...
Берендей сочувственно смотрел на молодого пленника.
- Отзови, они же тебя послушаются...
- А дальше что? Далеко не уйдешь.
Богдан упал ничком на землю и закрыл лицо руками. До самого вечера он
лежал, не притронувшись к еде, оставленной ему берендеем. Во дворе было
тихо, временами издалека доносился смутный гул. Богдан не прислушивался к
нему. Если бы он знал, что это шум толпы разноплеменных жителей Итиля,
встречающих войско русичей!
Ночью за ним пришли двое знакомых уже воинов-греков и снова повели
его по лабиринтам городских улиц. На этот раз они шли крадучись. Путь был
недолгим, вскоре вышли к пустынному берегу реки, где столпилась кучка
людей. Вместе со всеми, Богдана посадили в большую лодью, тесно
загруженную какими-то узлами и тюками. Это домоправитель Диомида по
приказу хозяина тайно отправлял в Семендер самое ценное имущество и рабов
таксиарха.
Богдана сковали цепью с другими невольниками, усадили за весла.
Засвистела плеть надсмотрщика. Богдан, не дожидаясь удара, потянул на себя
весло.
За бортами сонно заплескалась вода. Лодья вышла в море и медленно
повернула к югу.
В числе рабов Диомида было еще трое русичей - рослый, кряжистый
Ратибор с лицом, до самых глаз заросшим густой черной бородой, и невысокий
худощавый отрок, оправдывающий свое имя - Мал. Богдану довелось сидеть на
одной лавке с Ратибором, ворочать одно весло. Осторожно, чтобы не привлечь
внимание надсмотрщика, хлеставшего плетью каждого зазевавшегося гребца,
Ратибор коротко поведал новому товарищу свою историю.
Он был десятником в охране богатого киевского гостя Чурилы. Их
караван с грузом шелков и восточных пряностей возвращался из Дербента.
Прошли Семендер, оставили позади Итиль - никто обиды не чинил русичам. А в
Саркеле, последнем хазарском городе перед Диким полем, хитрые нукепы
каган-бека решили дважды собрать десятину с Чурилы. Купец схватился за
оружие, стражники и нукеры - тоже, завязалась драка. Почти всех русичей
перебили, оставшихся в живых взяли в полон. Знают ли в Киеве о том, что
творят хазары?
- Знают. Из-за того и пришел сюда князь Святослав со своим войском...
И Богдан рассказал Ратибору о походе, о сече под Саркелом, о своем
пленении.
А Мал? Его хазары увели из Северной земли во время одного из своих
набегов. Он попал сюда совсем мальцом.
- Бежать надо, тихо сказал Богдан. - Пробиваться к нашим, к дружинам
киевским!
- Трудно, - отозвался Ратибор. - С нас днем и ночью глаз не спускают.
Разве что теперь, когда хазары хвосты поджали и в кусты глядят...
Дни стояли тихие, безветренные и жаркие. Лодья несколько дней
простояла у берега небольшого острова, выжидая чего-то, а потом поплыла
дальше и вскоре прибыла в Семендер, некогда богатый хазарский город,
который постепенно захирел, не выдержав соперничества с Итилем и
Саркелом... С горечью узнал Богдан, что русское войско уже побывало здесь
и, не задерживаясь, двинулось дальше на юг, к Ясским горам.
Вечером греческие воины, охранявшие рабов и имущество таксиарха,
принесли из города вина. Они пели протяжные, заунывные песни, угощали
домоправителя и надсмотрщиков. Веселье затянулось надолго.
Когда стемнело, раб Алташ добытым где-то ключом разомкнул цепи
Богдана.
- Беги, - тихо сказал он, - и я пошел бы с тобою, да сил уже нет.
Ушло мое время...
- Стой! - ухватил его за руку гридень. - А Мал? А Ратибор? - Мы уже
вольные птицы, - отозвался из темноты голос Ратибора. - Торопись, отрок!
В руку Богдана сунули короткий ромейский меч.
- Бегите на полдень, - шепнул ему Алташ, - выйдете на караванный путь
- догоните своих...
Придерживая рукой громко колотившееся сердце, Богдан нырнул в
темноту, на голос Ратибора. За каким-то строением без окон скрылся огонек
костра, возле которого веселились греки.
И тут же впереди вспыхнул еще огонь - ночная стража с факелом.
- Это рабы грека Диомида! - выкрикнул кто-то. - Держите их!
Беглецы не успели далеко уйти от порта. А тут еще ветер подул от
моря, из туч выглянула луна.
- Вот они, держите их!
Сытые дюжие стражники настигали уставших, ослабленных от голода и
тяжкой работы беглецов, плутавших по безлюдному незнакомому городу.
Стражников привлекала награда, которую можно получить за поимку рабов.
Богдан пригнулся - над самой головой просвистела стрела. Неужели не
удастся уйти?
Улочка была узкая, темная - тесный проезд, где едва протиснется арба,
запряженная буйволами. С обеих сторон - глухие стены глинобитных построек,
высокие заборы, да еще с одной стороны то ли выбоина, то ли канава,
заполненная зловонной жижей. Бежать трудно, но лучшего места не придумаешь
для того, чтобы задержать преследователей. Эта мысль пришла в голову
Ратибору. Он остановился, тяжело переводя дыхание.
- Все, други. Дальше мне не уйти. Бегите вдвоем, а я придержу их.
Из ноги Ратибора, чуть повыше колена, торчала стрела, глубоко ушедшая
в тело.
Мал и Богдан в нерешительности топтались около старшего товарища.
- Понесем тебя на руках, - твердо сказал Мал, - а там - что будет.
- Настигнут - не отобьемся. Лучше уходите. И меч у нас один, - он
выхватил оружие у Богдана. - Ну!
Крики преследователей, топот приближались. Ратибор с силой привлек к
себе Богдана и Мала, прощаясь с ними:
- Идите, сыны мои! А мне дорога - в сады Перуна. Я окроплю ее
вражеской кровью...
Взвизгнула стрела, за нею вторая. Послышался торжествующий рев
преследователей. Закрывшись щитом, захваченным у Алташа, Ратибор,
прихрамывая, шагнул вперед. Богдан понял, что старый воин не изменит
своего решения. Он потянул Мала за руку. Они побежали, невольно втягивая
головы в плечи, будто это могло спасти их от стрел, все чаще свистевших
над ними. А сзади звонко залязгало железо, словно ударили в била. Ратибор
вступил в свой последний бой.
Богдану было стыдно и больно: его место там, с Ратибором! Если бы у
них на всех хватило оружия...
Мал, которого он держал за руку, вдруг споткнулся, стал оседать на
землю. Гридень едва успел подхватить товарища. Щуплое, сухонькое тело
отяжелело, обвисло на руках Богдана.
- Что с тобою?
В горле у Мала захрипело, он что-то попытался сказать и не смог.
Прижимая товарища к себе, Богдан нащупал стрелу, торчавшую у Мала
между лопаток.
Богдан остался один.
8
Первым воспитателем Святослава был дядька Асмуд, старый, иссеченный
во многих боях воин, обожженный ветрами дальних походов - полуночных до
южных морей. Жив еще был отец, князь Игорь, когда Асмуд настоял на поездке
молодого княжича с дружиной, отправлявшейся за данью к древлянам. Настоял
- и сам потом каялся - едва сумел дядька уйти от беды, умчать своего
воспитанника. А позже, когда страшно мстила княгиня Ольга за гибель мужа
своего Игоря, юный княжич с дядькой Асмудом стоял на холме и глядел, как
пылает подожженный со всех сторон Искоростень. Святославу было страшно -
ведь там, в городе, гибли люди, но еще пуще боялся он высказать страх свой
перед суровым учителем. Заслуженная кара постигла тех, кто посмел поднять
руку на великого князя!
Позже, когда княжич подрос, он не однажды, взяв с дядькой Асмудом
небольшую дружину, вылетал из Киева вдогонку за печенегами, разорившими
какое-либо порубежное село Полянской земли. Иногда и Свенельд, когда не
было у него неотложных дел, выезжал вместе со Святославом. Но в те годы
княжичу ближе всех был его верный наставник Асмуд. Дядька учил своего
питомца не только военному делу, он рассказывал о том, откуда пошла
Русская земля, как живут русские люди - поляне, древляне, северяне,
кривичи, словене, какие города стоят вверх по Днепру, до самого
Ново-города. О Византии и Болгарии рассказывал дядька, о дивных странах,
где все не по-нашему.
- А там, за Диким полем, что есть?
Дикое поле, необъятное степное пространство, заросшее травами в рост
человека, с редкими островками лесов и рощиц вдоль берегов степных рек,
казалось княжичу враждебным и чужим. Оно, словно неведомый океан,
подступало к южным рубежам земли Русской, выплескивало внезапно на
порубежные города и села дикие орды степняков-кочевников: торков, хазар и
прочих. А еще раньше, давным-давно, выплыло грозное и жестокое племя
обров. Крепко притесняло оно пращуров наших, глумилось над ними. Минуло
лихолетье, выстояла Русская земля, а тех пришельцев и след простыл.
Осталась одна поговорка: "Погибоша, аки обры".
Много позже, уже на памяти дядьки Асмуда, прошли южнее Киева другие
кочевники - угры, или мадьяры. Сильное, мужественное племя... С русичами
они в бой не вступали, спешили на запад. За червенскими землями осели,
создали свое государство.
А теперь печенеги появились...
Много бед и горя приносило русичам Дикое поле. Без следа исчезали в
нем люди, каких кочевники уводили в полон, сожженные врагом села зарастали
буйной степной травой.
- В Диком поле тоже люди живут, - объяснял старый дядька. - По речкам
степным русские бродники оседают, беглые смерды в глухих местах городища
ставят. Добираются наши люди до Корсуньской земли, где греки-ромеи живут и
хазары. В Тмутаракании - есть такая земля за Сурожским морем - тоже
русичей немало. Даже в Итиле...
- Расскажи, расскажи! - требовал княжич, выпытывая у дядьки
подробности.
И дядька выкладывал все, что видел за свою долгую жизнь, что слышал
от досужих людей.
- Я хочу побывать там, за Диким полем! - упрямо сдвигая к переносице
светлые брови, говорил Святослав.
- Вырастешь - побываешь, - улыбнулся Асмуд.
Нет уже в живых сурового и доброго воеводы Асмуда, дядьки Святослава,
приняла его к себе сыра-земля. Свенельд, старший наставник, совсем побелел
- годы, годы! Сам Святослав вырос, возмужал, ранняя седина тронула усы и
чуб. Ведет он свои полки далеко за Дикое поле. Пала под ударами русским
мечей Хазария. Уже одно море увидел князь, впереди - Ясские горы, а там
еще два моря - Русское и Сурожское.
Поход к Ясским горам оказался нелегким. Итиль - далеко позади,
пройден Семендер, взятый почти без сопротивления. Русское войско текло по
безлюдной и безжизненной степи широким потоком, окаймленной цепочкой
дозоров. В самые жаркие часы дня поток замирал. Люди прикрывали головы
коням попонами, чем придется, сами искали какую-нибудь тень. Воды, которую
везли в бурдюках, не хватало, люди и кони страдали от жажды.
Князь, ехавший на своем белом Кречете вслед за дозорами и проводником
хазарином, взятым Семендере, хмуро оглядывал расстилавшуюся перед ним
высохшую степь, раскаленный песок, Слепящие глаза солончаки. Вокруг ни
одного холма, ни одной возвышенности, только песчаные волны дюн кое-где
приподнимались над землей. Зной расслаблял людей, однообразие лишало
душевных сил. Дружинники давно уже сняли раскаленные кольчуги с бармицами,
шеломы, прикрывались от солнца епанчами и свитками. Даже Борислав, всегда
неунывающий, притих, ссутулился в седле. Его гнедой жеребец тяжело
переставлял ноги, увязавшие в горячем песке.
В полдень, когда солнечный жар стал совсем нестерпимым, Святослав
приказал сделать привал. Растянувшиеся на много верст дружины
остановились. Воины принялись втыкать в песок копья и мечи, натягивать на
