арбалет с полным колчаном стрел; кроме того, мы везли лопаты и кирки,
походную химико-геологическую лабораторию и видеокамеру с запасом пленок.
Камеру Дентон доверил мне, предварительно проинструктировав, как ею
пользоваться.
Обычный метод разведки, по его словам, заключался в том, что в один и
тот же отрезок времени гильдиеры поодиночке или группами выезжали на север
разными маршрутами. Возвращаясь в Город, каждый представлял детальную
карту местности, по которой проехал, и видеозапись основных вех своего
маршрута. Все материалы передавались в Совет навигаторов, который, сличив
данные из разных источников, и выбирал, каким путем двигаться дальше.
Перед вечером Дентон остановился, наверное, в шестой раз и начал опят
возиться с треногой. Вымерил высоту окружающих холмов, затем с помощью
гирокомпаса точно установил, где север. И наконец, прикрепил к крючочку на
треноге свободно качающийся маятник. Маятник представлял собой грузик с
нацеленным вниз острием, и, когда он перестал качаться и замер, Дентон
сунул под нашу треногу градуированную шкалу-мишень с концентрическими
кругами.
Острие почти точно касалось центра мишени.
- Мы в районе оптимума, - сообщил Дентон. - Вам понятно, что это
значит?
- Не вполне, - признался я.
- Вы же побывали в прошлом, не так ли? - Я подтвердил, что да,
побывал. - В этом мире все время приходится бороться с центробежной силой.
Чем дальше на юг, тем отчетливее она проявляет себя. Вернее сказать, она
присутствует в любой точке к югу от оптимума, но в радиусе двенадцати миль
отсюда практически нам не мешает. Вот если бы Город отстал от оптимума
больше, чем на двенадцать миль, тогда начались бы настоящие беды. Впрочем,
если вы испытали действие центробежной силы на себе, то знаете это и
сами... - Он еще повозился со своим инструментом. - Восемь с половиной
миль. Таково сейчас расстояние от оптимума до Город, расстояние, которое
предстоит наверстать...
- Но как устанавливается точка оптимума? - поинтересовался я.
- По нулевому гравитационному искажению. Оптимум нужен нам как точка
отсчета для вычисления скорости движения Города. А вообще-то это не точка,
а линия, кольцом опоясывающая мир.
- И оптимум все время смещается?
- Нет. Оптимум неподвижен, это почва непрерывно перемещается с севера
на юг.
- Ах, да, верно...
Мы упаковали свое снаряжение и поехали дальше на север. Перед закатом
мы не спеша разбили лагерь на ночь.
4
Рутинная процедура разведки будущего не требовала пока особых
умственных усилий. Мы не торопясь продвигались к северу, и единственное,
что я делал более или менее постоянно, - озирался по сторонам: не прячутся
ли где-нибудь злокозненные туземцы? По мнению Дентона, вероятность
нападения на наш отряд была очень мала, и все же мы держались настороже.
Я до сих пор не мог отделаться от благоговейного ужаса тех минут,
когда вся планета расстелилась передо мной и подо мной. Да, я пережил это,
но пережить - еще не значит понять.
На третий день пути я неожиданно для себя стал припоминать, чему же
меня учили в детские и юношеские мили. Сам не знаю, что именно навело меня
на такие воспоминания; наверное, целая вереница впечатлений, и не в
последнюю очередь - шок, испытанный в те минуты, когда я стоял над голой
рамой, не так давно служившей фундаментом для яслей.
С того самого дня, как меня вывели из яслей, я не слишком часто
задумывался, какое же образование мне там дали. В свое время, как и
большинство сверстников, я воспринимал все, чему меня учили, как
совершеннейшую ерунду, которую можно было одолевать разве что из-под
палки. Но теперь, оглядываясь назад, я убеждался, что знания, навязанные
нам против нашей воли, на службе интересам Города обретали как бы новую
глубину.
К примеру, нам преподавали предмет, нагонявший на нас непроходимую
тоску, - учителя называли эту тоску "география". На уроках нам частенько
талдычили про технику геодезических и картографических работ; в замкнутом
пространстве яслей знания оставались по существу чисто теоретическими. А
теперь, спустя мили и годы, эти тоскливые часы оказались вдруг
проведенными не без пользы. Немного сосредоточься, чуть покопайся в
сравнительно недавней, хоть и не слишком отзывчивой памяти - и все, что
мне втолковывал Дентон, усваивалось без труда.
И другие предметы, в свое время казавшиеся теоретическими, на поверку
имели практическое применение. Ученику любой гильдии еще до выхода из
яслей исподволь давали представление о работе, которая его ожидает, а в
придачу и сведения о конструкции Города и деятельности других гильдий. Я
был, конечно же, совершенно не подготовлен к каторжному физическому труду
у путейцев, зато без всякого напряжения, почти инстинктивно понял принципы
действия механизмов, которые тащат Город по рельсам. Точно так же нашло
свое объяснение и то, почему на уроках истории учителя назойливо
вдалбливали нам азы военной стратегии и тактики: у меня лично бесконечные
тренировки стражников не вызывали ничего, кроме отвращения, но им самим,
профессионально посвятившим себя защите Города, эти уроки пошли на пользу.
Подобная логика привела меня к мысли: а не было ли в моем образовании
каких-то штрихов, которые исподволь готовили бы меня к восприятию
диковинной формы этого мира?
На уроках, специально посвященных астрономии и астрофизике, о
планетах всегда говорили как о телах шарообразных. Земля - Планета Земля,
а не Город Земля - описывалась как слегка сплющенный у полюсов сфероид,
нам даже показывали карты отдельных участков ее поверхности. На этом,
впрочем, особенно не задерживались, предоставляя нам расти в заблуждении,
что планета, на которой находится Город Земля, - такой же шар, как Планета
Земля. Ни один урок, ни одно слово учителей не противоречили такому
допущению; в сущности, природа мира, в котором мы жили, не обсуждалась
вообще.
Мне было известно, что Планета Земля входит в состав системы планет,
обращающихся вокруг шарообразного Солнца. В свою очередь, вокруг Планеты
Земля вращается шарообразный спутник - Луна. Опять-таки, вся эта
информация казалась чисто теоретической. Ее практическая неприменимость
ничуть не всполошила меня и тогда, когда я попал за стены Города: уж очень
отчетливо и сразу выявилось, что мы существуем в ином, несходном мире. Ни
солнце, ни луна здесь не были шарообразными, не была шарообразной и
планета, на которой мы жили.
Но где же все-таки мы находимся?
Ответ на этот вопрос, вероятно, следовало искать в прошлом.
Что я знал о прошлом? Довольно много, хотя на уроках истории в яслях
нам рассказывали исключительно о прошлом Планеты Земля. По преимуществу ее
история сводилась к военным походам, возвышению и падению отдельных
государств и правительств. Нас просветили, что время на Планете Земля
измерялось в годах и столетиях и что достоверно изученная ее история
охватывала период более двух тысяч лет. У меня сложилось прочное, хотя,
быть может, и не слишком обоснованное впечатление, что жизнь на Планете
Земля была не очень-то привлекательной: сплошные распри, войны,
территориальные притязания, экономические кризисы. Была разработана
концепция цивилизации: цивилизованные люди, как нам объяснили, стекались в
города. Отсюда следовало, что и мы, жители Города Земля, вполне
цивилизованны, хотя наша жизнь вовсе не напоминала бытие тех землян. Там
цивилизация была насквозь пропитана жадностью и эгоизмом: те, кто жил в
цивилизованном состоянии, беспощадно эксплуатировали тех, кто жил
по-другому. На Планете Земля не хватало элементарных жизненных благ, и
люди из цивилизованных стран монополизировали эти блага, поскольку были
экономически сильнее. Экономическое неравенство и лежало в основе
всевозможных распрей.
Внезапно мне открылось, что наша цивилизация не так уж отлична от
той, земной. Наш Город вышел на военную тропу в результате осложнения
отношений с туземцами, которое, в свою очередь, явилось следствием нашей
меновой торговли. Мы не оказывали на них прямого экономического давления,
но располагали избытком благ - тех же, которых недоставало на Планете
Земля: пищи, энергии, сырья. Нам не хватало рабочих рук, и мы
расплачивались за них благами, которые имелись у нас в избытке.
Процесс был вывернут наизнанку, опрокинут с ног на голову, но по
существу оставался тем же процессом эксплуатации.
Следуя уже проторенным путем рассуждений, я понял, что изучение
истории Планеты Земля было особенно полезно тем, кто становился
гильдиерами-меновщиками, но к ответу на интересующие меня вопросы этот
вывод не приближал ни на шаг. История, преподанная нам в яслях, начиналась
и заканчивалась на Планете Земля, и в ней не обнаруживалось и намека на
то, каким образом Город очутился в нашем опрокинутом мире, и на то, кто
были его основатели и откуда они пришли.
Одно из двух: или об этом сознательно умалчивают, или за давностью
лет сами запамятовали все, что знал раньше.
Надо полагать, многие гильдиеры бились над теми же загадками, силясь
выстроить какую-то систему представлений, и, по всей вероятности, где-то в
недрах Города существовали либо набор готовых ответов, либо общепринятая
гипотеза, с которой я еще не сталкивался. Но я уже усвоил неписаные
законы, укоренившиеся в сознании каждого полноправного гильдиера. Чтобы
выжить в этом мире, следовало действовать, рассчитывая только на самих
себя: в коллективном плане - без устали перемещая Город на север, прочь от
зоны жутких линейных искажений, а в личном - приучаясь жить независимо от
других. Разведчик Дентон был именно таким независимым, самостоятельным
человеком, такими же в большинстве своем были и все другие, с кем мне
доводилось общаться. И я хотел быть как все и делать выводы без
посторонней помощи. Я мог бы поделиться своими раздумьями с Дентоном, но
предпочел промолчать.
Наше продвижение на север никак нельзя было назвать ни быстрым, ни
прямым. Вместо того, чтобы ехать строго на север, мы ежедневно отклонялись
то к востоку, то к западу. Время от времени Дентон определял наше
местонахождение по отношению к оптимуму, и ни разу не случилось, чтобы мы
обогнали его больше чем на пятнадцать миль. В конце концов я
поинтересовался, что мешает нам забраться еще дальше.
- Вообще говоря, - ответил он, - обычно мы уезжаем как можно
севернее. Но Город в критической ситуации. И мы ищем не просто самый
легкий маршрут, но еще и такой, который позволял бы нам успешно
защищаться.
Составляемая нами карта день ото дня становилась все полнее и
подробнее. Дентон разрешил мне работать с аппаратурой, когда и сколько я
захочу, и вскоре я наловчился управляться с ней не хуже, чем он. Я
выучился проводить геодезическую съемку местности, замерять высоту холмов,
определять положение любой точки относительно оптимума. А более всего мне
нравилось возиться с видеокамерой - моему наставнику приходилось даже
сдерживать мой энтузиазм, чтобы я не разрядил батареи.
Все вокруг дышало миром и покоем, все было так несхоже с напряженной
обстановкой в Городе, да и Дентон, даром что молчун, оказался умным и
приятным компаньоном. Беспокоило одно: я уже потерял счет времени - во
всяком случае прошло не менее двадцати дней, а он вроде бы и не собирался
возвращаться домой.
На всем пути мы повстречали лишь одну деревушку, приютившуюся в
неглубокой долине. Подъезжать к ней мы не рискнули - Дентон просто пометил
