Я сразу отдал должное Беллингеру: старик, похоже, знал края, которые
описывал. Человек, никогда не носивший кулету, вряд ли сможет так ясно
описать эту шубу, не имеющую никаких застежек. Попробуй справиться с
застежками на пятидесятиградусном морозе! Но дело было даже не в деталях,
Беллингер знал, о чем пишет, иначе бы ему не создать той странной
атмосферы, от которой даже по моей спине вдруг пробегал холодок.
Представления не имею, что могло загнать в Гренландию Беллингера,
датчан в Гренландию загнала война. И насколько я понял, Рика Финна это
вовсе не радовало. Он предпочел бы оказаться в Копенгагене. Даже рискуя
попасть под арест (а Риком Финном интересовалось гестапо), он предпочел бы
оказаться сейчас не под полярным небом, а в Копенгагене. Очутись он там,
он даже не стал бы прятаться. Он просто отправился бы в свою любимую
кофейню - в ту, что расположена прямо против городской ратуши, под башней,
на которой раньше полоскался желтый флаг, не однажды воспетый в стихах
Р.Финна. Он бы попросил чашку кофе и молча смотрел на башню. Там, наверху,
из глубокой ниши выезжает на велосипеде бронзовая девушка, если с погодой
все хорошо; если погода портится - жди дородную даму с зонтиком.
Окажись он в Копенгагене, он обошел бы все любимые с детства места:
кафе на цветочном базаре, ресторан "Оскар Давидсон", расположенный на углу
Аабульвара и Грифенфельдсгаде, тихие улочки, наконец, он просто посидел бы
под бронзовой фигурой епископа Абсалона, застывшего, как все основатели
больших городов, на вздыбленном навсегда коне.
А здесь?
Рик Финн с омерзением передергивал плечом.
Лед. Мрак. Собаки.
Меня, кстати, тоже окружала ночь, ничуть не менее тревожная, чем там,
в Гренландии.
Беллингер никогда не был романтиком, уже в "Генерале" он предпочитал
называть вещи своими именами. Рик Финн в его обрисовке не вызывал симпатии
- растерявшийся, в чем-то сломленный человек. И мысли у него были
соответствующие. Нацисты - дерьмо, правительство Стаунинга - дерьмо,
потомки епископа Абсалона, отдавшие Данию немцам, - дерьмо, бывшие
союзники - дерьмо, гений Гамсуна - дерьмо.
Все дерьмо.
Морозный воздух густел, снег злобно взвизгивал под полозьями нарт,
собаки дико оглядывались. Иссеченные ветрами плоскости скал казались
нечеловеческими щитами. Но если Мат Шерфиг думал: "Вот место, куда не
придут враги, вот место, где Финн будет в безопасности", то сам Рик Финн
думал: "Вот место, где все напоминает могилу, вот место, где можно
растерять все надежды".
Говорят, поэты - провидцы.
Не знаю. Не взялся бы утверждать. Но этот Рик Финн обладал интуицией.
7
На мой взгляд (возможно, от того, что я торопился) роман Беллингера
грешил некоторым многословием. Там, где злобных духов можно было просто
упомянуть, он зачем-то пускался в долгие рассуждения. Позже доктор Хэссоп
пытался вытянуть из меня то, что не попало на пленку, но я мало чем смог
помочь ему. Попробуйте, прослушав лекцию по элементарной физике,
растолковать хотя бы самому себе, какие силы удерживают электрон на орбите
или что такое гравитационное поле. Для меня все эти духи вместе с
Торнарсуком были на одно лицо. Если воспользоваться определением Рика
Финна - дерьмо.
Я не сразу понял, кто является главным героем романа.
Ну да, человек, который хотел украсть погоду.
Но кто был этим человеком?
Поэт Рик Финн, растерявшаяся гордость Дании?
Но поэт Р.Финн уже в первой части романа был убит лейтенантом
Риттером.
Лейтенант Риттер, поставивший на острове Сабин тайную
метеорологическую станцию и обшаривавший со своими горными стрелками
близлежащее побережье?
Возможно. Но лейтенант Риттер уже в первой части романа попал в руки
промышленника Мата Шерфига.
Сам Шерфиг, наконец?
Но ведь где-то в середине романа он, похоже, по своей воле отправился
к горным стрелкам лейтенанта Риттера.
Не знаю.
Я не просмотрел роман до конца, а Беллингер никогда не был
сторонником ясных положений.
8
Смерть не бывает красивой.
Я знаю это. Я видел много смертей.
Беллингер описывал смерть без красивостей и преувеличений.
Датчане наткнулись на горных стрелков прямо у своей перевалочной
базы. Рик Финн был убит, Мата Шерфига сбили с ног и обезоружили. Он видел
трупы Авелы и Этиктуша, валявшиеся рядом с иглу.
Лейтенант Риттер спросил: род занятий?
По-датски он говорил слишком правильно, оттого и вопрос прозвучал
излишне буквально.
- Мужской, - ответил промышленник. - Стреляю зверей.
Лейтенант Риттер улыбнулся.
Высокие, до колен, сапоги, толстые штаны, толстый свитер (такие вяжут
на Фарерах), сверху анорак с капюшоном - сразу было видно, одевала
лейтенанта не организация по туризму. И вел он себя соответственно. Трупы
закопать в снег, снаряжение забрать, иглу разрушить. И прочесать
местность. Если кто-то тут еще есть (Шерфигу лейтенант не поверил) -
убить. Этого человека я заберу с собой, - лейтенант указал на Шерфига. Мы
отправимся прямо на остров Сабин.
9
Переснимая рукопись, быстро проглядывая ее страницы, я не забывал
прислушиваться.
Цикады, писк летучих мышей, шорохи...
Лейтенанта Риттера и Мата Шерфига, пробирающихся к острову Сабин,
окружал совсем другой мир.
Воздух был прокален морозом, и все же в его ледяном обжигающем
дыхании чувствовалось уже неясное дыхание приближающейся весны. Пройдет
время, снег сядет, запищат крошечные кайры, вскрывшиеся воды пролива
приобретут сине-стальной цвет и пронзительно отразят в себе низкое и
белесое гренландское небо.
Но весна лишь предчувствовалась.
Снег. Льды.
Подходящий пейзаж для нерадостных размышлений.
Сидя на нартах, Мат Шерфиг не оглядывался на бегущего рядом немца. Он
знал: рано или поздно они сделают привал, невозможно добраться до острова
Сабин, не сделав передышки.
Он надеялся: он сможет воспользоваться передышкой.
Он надеялся.
А пока собаки дико оглядывались, лица резало холодом.
Невидимый ветер ворвался с моря в узкий пролив.
Взметнулась снежная пыль, густо осыпала скалы, собак, людей и сразу
понеслась вверх - все выше, выше. Стремительными реками, вьющимися,
широкими, презрев все законы физики - все вверх по отвесным скалам. И все
вокруг сразу приобрело бледно-серый линялый оттенок.
10
Лейтенанта Риттера погубила самоуверенность.
Его ничуть не мучила смерть эскимосов и Р.Финна. В конце концов,
Р.Финн первым схватился за оружие, а лейтенант Риттер был обязан думать о
благополучии горных стрелков и, разумеется, о благополучии Третьего рейха.
Упусти он датчан или эскимосов, они вполне могли добраться до Ангмагсалика
и вызвать британскую авиацию. Он, лейтенант Риттер, не мог им этого
позволить: германская армия, разбросанная по всему континенту, нуждалась в
погоде, а погоду с севера теперь давали его горные стрелки.
Шерфиг тоже не вызывал у лейтенанта особого любопытства. Ну да,
вечерние допросы-беседы, это разнообразит жизнь, но не похоже, чтобы с
датчанином можно было развлечься. Лейтенант даже особой вражды к нему не
испытывал. Как, собственно, и к Дании. Такая маленькая страна не может
существовать самостоятельно. Пока что ей просто везло. Везло при Карле
XII, - не потерпи он сокрушительного поражения, Дания и сейчас оставалась
бы провинцией Швеции; ей везло и в XIX веке, - не вмешайся в дело Россия,
пруссакам досталась бы вся Ютландия...
Лейтенант Риттер твердо знал: мир должен принадлежать Германии. Это
было точное знание, оно не требовало доказательств.
На каждого человека эйфория действует по-своему.
Упоенный легкой победой над датчанами, лейтенант Риттер устроил
привал. Именно на привале, воспользовавшись удобным моментом, Мат Шерфиг
отнял у него оружие.
В первый момент датчанин хотел пристрелить Риттера. Это развязало бы
ему руки. Он мог добраться до Ангмагсалика и тайна германской метеостанции
перестала бы быть тайной. Но он вовремя перехватил взгляд лейтенанта -
самоуверенный, даже наглый взгляд. Этот взгляд его отрезвил. Он, Шерфиг,
не уберег эскимосов, он не уберег гордость Дании - Р.Финна, было бы
непростительно просто так отправить Риттера на тот свет. Он должен
доставить лейтенанта Риттера в Ангмагсалик, только таким образом лейтенант
будет лишен чувства внутренней правоты.
...Они шли через круглое береговое озеро, промерзшее до самого дна.
На отшлифованный ветром лед, тусклый и гладкий, как потертое зеркало,
медленно падали вычурные крупные снежинки. Их кристаллические лучи
сцеплялись, как шестеренки, лед на глазах покрывался фантастическими
фигурами, впрочем, их тут же сдувал злобный ветерок, вдруг прорывающийся с
промерзлого плато.
На западе, далеко, равнодушно стыли мертвые склоны внутренней
Гренландии - обитель мрачных духов, возглавляемых Торнарсуком. Туда, на
запад, стекаются души умерших людей. Эти склоны отливали голубизной
утиного яйца, такие же голубоватые, но полные внутренней мощи. Стояли над
льдами пролива айсберги, терпеливо ожидая того часа, когда воды вскроются
и они, наконец, торжественно двинутся в свой извечный путь - туда, к мысу
Фарвел...
Север в изображении Беллингера завораживал.
Я не знал, видел ли сам Беллингер заполярные пейзажи. Я не знал, умел
ли он сам обращаться с оружием. Да, в его сейфе лежал "Вальтер", но это
еще ни о чем не говорило. Да, он уже десять лет укрывается от мира на
своей вилле, но ведь это могло не иметь никакого отношения к его роману.
11
Страх...
Перелистывая страницы, я вслушивался в ночь.
Беллингер спал. Совсем недалеко от меня. В его спальне горел свет, но
он спал.
Какую роль в романе играл он сам?
Ладно.
Я прислушался. Ночь была тиха. Луну закрывали облачки, потом на сад
вновь проливался свет.
Роман Беллингера был густо пропитан страхом.
Страх витал в белесом морозном воздухе, страх свирепо дышал в затылок
лейтенанту Риттеру, страх заставлял Мата Шерфига торопить усталых собак.
Шерфиг знал - приближается ночь, значит, страхи еще больше сгустятся.
Он не мог делить спальный мешок с врагом. Гуманнее было бы пристрелить
лейтенанта...
И все же Шерфиг решил доставить Риттера в Ангмагсалик. Достаточно
смертей. Как это ни странно, промышленник Шерфиг боялся смерти.
12
Ветер, дувший с полюса, сделал свое дело: снег плотно сбило, все
гребни срезало, неровности занесло. Усталые собаки дико оглядывались на
людей. На фоне неожиданных бледно-розовых облаков вдруг возникла,
высветилась золотистая вершина, оконтуренная невидимым Солнцем. Снизу, на
побережье, подошву горы обнимал белый туман, нанесенный с моря - там
чернели промоины.
Совсем как возле Ангмагсалика, подумал Шерфиг: туман, а сверху
невидимое Солнце. Только там, возле Ангмагсалика, чернеют каменные дома.
Сколько раз он, Мат Шерфиг, ни подъезжал к Ангмагсалику, там всегда висел
туман. Туман белый, сквозь него проступали черные постройки и скалы.
Иногда в тумане выла эскимоска. Мерзкий холодок трогал кожу, вой эскимоски
рвал сердце. Может, у нее утонул на рыбалке муж, может, она боялась, что
полынью затянет льдом. Тогда душа утонувшего не сможет отправиться на
запад. Своим горестным воем эскимоска отгоняла от полыньи Торнарсука.
