Нельзя забывать, что в то время, когда из многомиллионной массы русского народа
только тысячи геро-
3) В "Белом Деле" -- книга I в предисловии указывается о борьбе на юге генералов
Алексеева, Корнилова. Деникина, но ни слова не упоминается о ген. Каледине и
Краснове под водительством коих Донское казачество самостоятельно вело борьбу с
большевиками в течение более года, принимая на себя главный удар нескольких
советских армий и своей грудью прикрывая Добровольческую армию.
10
ев стали на защиту поруганной родины, а остальные покорно несли ярмо
интернационала, мирясь с унижениями и оскорблениями, когда, наконец, в
освобожденных от большевиков краях от неказачьего населения бралось в ряды войск
и то с трудом 4--6, реже 8 возрастов, Донцы дали под ружье 36 возрастов, иначе
говоря все мужское население от 18 до 54 лет, способное носить оружие.
Если, поэтому, в своих "Воспоминаниях" мне удастся оттенить хотя бы небольшую
долю той огромной роли, которую сыграло Донское казачество в истории
освободительного Белого Движения и хотя бы частично отметить его доблесть и
неисчислимые жертвы, принесенные казачеством на алтарь отечества, что, полагаю,
не должно умереть в памяти русского народа, -- я буду считать себя нравственно
удовлетворенным.
В моих "Воспоминаниях" я пишу только о том, что сам видел, что пережил,
перечувствовал, в чем сам лично принимал непосредственное участие,
останавливаясь подробно на том, что не попало еще в печать или чему, по
недостатку документальных данных, придано не совсем правильное освещение.
Других событий я касаюсь лишь попутно, вскользь и только тогда, если по ходу
изложения это необходимо, дабы факты связать в одно целое, причем, в таких
случаях, ссылаюсь на источники, откуда они заимствованы.
Югославия -- Загреб
1925 г.
АВТОР
ИСТОЧНИКИ
Помимо моих личных воспоминаний и заметок, приказов Всевеликому Войску Донскому,
копий докладов и отчетов о заседаниях высших представителей командования Донской
и Добровольческой армий, официальных постановлений Большого Войскового Круга, а
также и многочисленных газет4), выходивших на Юге в период 1917--1918 годов, в
том числе и большевистских, кроме всего перечисленного, при составлении
"Воспоминаний", служили пособием нижеследующие труды:
Отчет Управляющего Военным и Морским Отделами и Командующего Донской армией
и флотом -- Большому Войсковому Кругу к 15 августа 1918 года.
Отчет Управляющего Военным и Морским Отделами и Командующего Донской армией
и флотом -- Большому Войсковому Кругу к 1-му февраля 1919 года.
4) "Донские Ведомости", "Вечернее Время", "Приазовский Край", "Часовой",
"Донской Край", "Свободный Дон", "Вольный Дон", "Россия", журнал "Донская
Волна", "Известия Новочеркасского Совета рабочих и казачьих депутатов", и
другие.
11
Краткий исторический очерк освобождения земли Войска Донского от большевиков
и начала борьбы за восстановление единой России.
Всевеликое Войско Донское. П. Н. Краснов (Архив Рус. рев. Том V).
Гражданская война на Юге России 1918--1920 г.г. Ген. Денисов.
Поход Корнилова -- А. Суворин -- Алексей Порошин.
Донской Атаман П. Н. Краснов -- Г. Щепкин.
Донская Летопись. Тома II и III.
Очерки Русской смуты. Ген. Деникин.
Из Воспоминаний ген А. Лукомского (Архив Рус. рев.).
12
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ИЗ БОТУШАНЫ (РУМЫНИЯ) НА ДОН
Октябрьский большевистский переворот. В штабе IX армии. Тыл армии в конце 1917
года. Растерянность начальства. Поведение казачьих частей. Малая осведомленность
о том, что происходит вне армии. Каладинский "мятеж" и главные его вдохновители:
Керенский и Верховосий. Настроение офицерства. Бесцельность дальнейшего
пребывания в армии. Отъезд из Румьмки. Киев в декабре 1917 года. Слухи о Донских
событиях. Вынужденное возвращение в Подольскую губер-кизо в город Хмельник.
Новая попытка проехать в Новочеркасск. В казачьем бюро в Киеве в январе 1918
года. Знакомство с офицерами и образование группы для совместной поездки на Дон.
Отъезд из Киева. Станция Знаменка и приключения там. Присоединение к казачьему
эшелону. Разговоры со стариками казаками. Большевистская пропаганда среди
казаков и ее результата Станция Апо-столово. Решение казаков пробиваться на Дон
с оружием, а в итоге--бунт. Наше бегство из казачьего эшелона в г. Никополь.
Уход из Никополя и следование по Таврической губернии пешком и на подводах.
Настроение крестьян и отношение х нам. Бесследное ]гсчезновение из кашей группы
есаула. Снова в казачьем эшелоне от ст. Царевоконстантиновск. Большевизм в
Донецком бассейне. Станция Волновахи. Отряды красной гвардии щк отношение их к
щказакам. Арест нашего прапорщика на ст. Яоиноватая. Ст. Дебальцево и расстрел
красногвардейцами нескольких офицеров, пытавшихся пробраться на Дон. Наша жизнь
в эшелоне. Настроение казаков эшелона и отношение их к большевикам. В Донской
области. Ст. Серебряхово и оставление нами казачьего эшелона. В теплушке до
Царицина. Царицин в январе 1918 года. Следование с казаками от Царицина до
полустанка Злодейского. Ст. Торговая и большевистские порядки. Ночью от
полустанка Злодейского до станицы Хомутовской. Прием нас здесь. На подводе до
станицы Ольгинской. Ст. Аксайская и конец мытарствам. Благополучный приезд в г.
Новочеркасск 23 января 1918 года.
Октябрьский большевистский переворот застал меня в Румынии в штабе IX армии в г.
Ботушаны.
Происшедшее не явилось для меня неожиданностью. В нем я видел лишь неизбежный
заключительный аккорд преступной нерешительности трусливой кучки политических
деятелей во главе с Керенским -- именовавшейся Временным Правительством.
Панически боясь даже призрака контрреволюции и истерически всюду его преследуя,
убогий председатель Правительства, прозевал действительную опас-
13
ность, вписав в историю Российского Государства бесславные и небывало позорные
страницы. Уже в начале октября нельзя было сомневаться, что злополучный
парламент революционного самодура доживает последние дни. Нависала багровая
туча. Надвигалось новое, ужасное зло -- гражданская распря.
Работа штаба в это время вообще, а в частности, генерал-квартирмейстерского
отдела, почти совсем прекратилась. По старой привычке мы продолжали посещать
штаб, где коротали время за игрой в шахматы, шатки, в злободневных разговорах и
в обсуждении назревающих событий, стараясь подняв завесу, заглянуть в будущее.
Боевой темой для наших бесед, весьма часто, служили несуразные, подчас дикие
постановления армейского комитета, заседавшего здесь же в Ботушанах. Это детище
революции, созданное с очевидной целью подорвать престиж офицерского состава и
тем ускорить развал армии, косо смотрело на нас, расценивая офицеров штаба
вообще, а особенно офицеров генерального штаба, как определенных и закоренелых
контрреволюционеров.
Непосредственной опасности нам не грозило. Наличие румынских частей в городе и
юнкеров военного училища, в значительной степени обуздывало аппетиты товарищей.
Однако, у большинства из нас душевное равновесие было нарушено, росла
растерянность, не было уверенности в завтрашнем дне.
Невозможно было оставаться равнодушным и видеть, как мероприятия "Нового
Правительства" окончательно разваливают в армии и то, что с большим трудом
удалось сохранить. Становилось ясно, что гибнет не армия, не фронт, а гибнет
Россия. Даже самые неисправимые оптимисты и те считали, что Россия катится в
бездну по наклонной плоскости.
Значительная удаленность от очага заразы -- Петрограда позволила армиям
Румынского фронта, в том числе и нашей, дольше других сохранять, хотя бы видимый
порядок. Но гнусная социалистическая пропаганда продолжала свое дело. Развал
фронта, происходивший обратно пропорционально расстоянию до Петрограда
постепенно близился и, наконец, проник и в нашу армию. Жалкие попытки
противодействия, не поддержанные к тому же свыше, были безуспешны. Остановить
заразу мы оказались бессильны. В роли вынужденных зрителей, мы наблюдали
развертывающуюся кошмарную и мучительную драму: ломались вековые устои, рушились
идеалы, традиции прошлого, падали покровы, обнажая гнусное бесстыдство и
отвратительное убожество многих руководителей, еще вчера купавшихся в лучах
царственного блеска и ласки, а ныне делавших революционную карьеру. Несся
ужасный вихрь, превращавший все в обломки.
В зависимости от впечатлительности и восприимчивости, каждый из нас переживал
душевные страдания и мучился сознанием своей беспомощности.
Особенно резко, как я заметил, это отразилось на командующем нашей армией
ген.-лейт. Анатолии Киприяновиче Келчевском. Раньше всегда веселый,
жизнерадостный, душа общества, как принято говорить, он теперь совершенно
осунулся, согнулся, пожелтел, состарился.
14
Военная академия, где генерал Келчевский пользовался общей любовью всего
переменного состава, как отличный лектор и как человек, подкупавший всех
простотой своего обращения, а затем, -- долгие годы совместного пребывания в
штабе IX армии -- сблизили нас, и в его лице я видел не только начальника, но,
несмотря на разницу лет и положения, доброго, близкого, отзывчивого своего друга
Видя ежедневно Анатолия Киприяновича, я замечал, как помимо горьких переживаний,
испытываемых всеми нами, его лично гнетет еще и острая боль разочарования в
результатах "бескровной". На это у меня имелись довольно веские основания.
Помню, еще в самом начале революции, в марте месяце, ген. Келчевский, бывший
тогда генерал-квартирмейстером штаба, как-то зашел в мою канцелярию и, будучи в
хорошем настроении, шутливо обратился ко мне со словами:
"А ты, Иван Алексеевич, все сидишь насупившись, как сыч".
На что я ответил:
"Особых причин теперь веселиться не вижу".
"Ну, конечно, тебе казаку революция не по нутру, вы все больше насчет нагайки".
Слово за слово мы начали разговор, который из шутки очень скоро перешел в
горячий спор. Через несколько минут комната наполнилась офицерами штаба,
привлеченными шумом. По выражению лиц присутствующих, по их репликам, я
безошибочно мог заметить, что часть из них сочувствует ген. Келчевскому.
Спор касался происшедшей революции и возможных ее последствий. Анатолий
Киприянович, в общем, признавал необходимость совершившегося и глубоко верил в
светлое будущее, как логическое следствие происшедшего переворота.
Моя точка зрения была диаметрально противоположной. Вполне понятно, что при
таких разных взглядах, невозможно было найти примирительную равнодействующую в
нашем споре и потому ген. Келчевский, кончая разговор, бросил мне фразу: "с
твоими убеждениями тебе лучше ехать теперь же на Дон".
Я не остался в долгу и ответил: "3а совет спасибо, но на Дон я уеду, когда найду
нужным. Со своей же стороны, тебе пожелаю, чтобы дивизия, которой тебе предстоит
командовать, состояла бы из солдат Петроградского гарнизона, т. е. элемента, по
твоим словам, сознательного и каковой ты только что горячо восхвалял, а я
предпочитаю командовать полком такого приблизительно состава, с которым мы
выступали на войну в 1914 году".
Мое пожелание не сбылось. Командовать дивизией ему не пришлось. Революция быстро
несла его вверх. После ухода ген.-лейт. А. С. Санникова, он становится
начальником штаба Армии, а затем через небольшой срок, принимает на свои плечи
тяжелое бремя командования армией.
Столкнувшись здесь с настоящей жизнью и действительными достижениями революции,
ген. Келчевский понял свои заблуждения, а также ошибочность и необоснованность
своих мартовских надежд.
После нашего спора, вопрос этот уже никогда больше не поднимался, да и все
последующее само уже красноречиво говорило о достигнутых результатах
"бескровной".
15
События раззевались ускоренные темпом, опережая собою всякие возможные
преположения и, зачастую, поражая нас своей последовательностью.
Дожили мы и до момента, когда вынуждены были снять погоны и помню, как
встречаясь друг с другом, мы избегали смотреть в глаза, будто бы каждый из нас
