сказать. Ты хочешь спросить, что в этом "все" самое главное. Хорошо. Это
Враг. Он меня _п_у_г_а_е_т_.
Альберт миролюбиво ответил:
- За, в этом контексте есть много пугающего, Робин. Враг, несомненно,
угрожает всем нам.
- Нет, нет, - нетерпеливо сказал я. - Я не имею в виду угрозу. Просто
то, что трудно понять.
- Ага, - ответил он, затягиваясь и глядя на меня.
- Я хочу сказать, что не представляю себе, что происходит во
вселенной.
- Конечно, Робин, - дружелюбно согласился он. - Конечно, не
представляете. Позвольте объяснить вам многомерное пространство и еще
несколько концепций...
- Заткнись, - приказал я, сознавая, что совершаю ошибку. Все
согласны, что у меня есть право на человеческие капризы, но иногда я
захожу слишком далеко.
Видите ли, у меня есть доступ к бесконечным знаниям, потому что я
расширился.
Я не люблю объяснять плотским людям, что произошло со мной, когда я
"расширился", потому что они начинают думать, что я выше их. А я не хочу,
чтобы они так считали, особенно потому, что я и на самом деле их
превосхожу. И эти бесконечные запасы информации, доступные мне, только
часть различий между мною и плотью.
Разумеется, доступные мне базы данных на самом деле не бесконечны.
Альберт не разрешает мне пользоваться словом "бесконечный" для всего, что
можно сосчитать, и поскольку всякие знания сосредоточены в чипах, веерах
или тому подобном, безусловно, их кто-то может сосчитать. Кто-то. Не я. Я
не собирался подсчитывать количество битов информации и не собирался
поглотить ее всю, потому что испугался.
О. Боже, как я испугался! Чего именно? Не только Врага, хотя он
страшен. Я боялся собственных размеров, которые не решался исследовать.
Я боялся, ужасно боялся, что если начну осваивать всю информацию,
позволю себе расшириться еще больше, я перестану вообще быть Робинеттом
Броадхедом. Боялся, что перестану быть человеком. Боялся, что та крохотная
информация, которая есть я, просто потонет в огромной накопленной
информации.
Когда вы становитесь машинной записью человеческой личности, вы изо
всех сил стараетесь защитить свою человечность.
Альберт из-за этого часто теряет со мной терпение. Он говорит, что
это недостаток нервной системы. Даже Эсси иногда меня бранит. Она говорит
что-нибудь вроде:
- Дорогой глупый Робин, почему нельзя брать то, что принадлежит тебе?
И рассказывает истории из своего детства, чтобы подбодрить меня.
- Когда я была совсем молодой девушкой в академии, сидела в Ленинской
библиотеке и забивала себе голову каким-нибудь очередным томом Булевой
алгебры или по конструкции чипов, я часто заглядывала в висевшее рядом
зеркало. Какой ужас, дорогой Робин! Я видела десятки миллионов томов, и
мне становилось тошно. На самом деле, Робин, _т_о_ш_н_о_. Меня начинало
тошнить чуть ли не физически. При мысли о том, что придется поглотить все
эти серые, зеленые и желтые книги, начинало рвать. Ведь это невозможно!
Я энергично ответил:
- Совершенно верно, Эсси. Я...
- Но для тебя теперь это возможно, Робин! - прервала она меня. - Жуй,
Робин! Открывай рот! Глотай!
Но я не мог.
По крайней мере не пытался. Прочно держался своей человеческой
физической формы (пусть и воображаемой) и ограничений, которые с ней
связаны. Пусть даже эти ограничения я сам себе устанавливаю.
Естественно, время от времени я черпаю из этих огромных запасов. Но
только чуть-чуть. Только откусываю крошечный кусочек на пиру. Можно
сказать, что, обращаясь к файлу, я беру только один том. Решительно смотрю
только на него и стараюсь не замечать бесконечные ряды "книг" вокруг.
Или, еще лучше, я призываю свою свиту ученых.
Так поступали короли. У меня все преимущества короля. Я делаю, как
они. Если им нужно было узнать что-нибудь о контрапункте, они посылали за
Генделем или Сальери. Если их ненадолго заинтересовало затмение, прибегал
Тихо Браге. Они содержали свиту из философов, алхимиков, математиков и
теологов. Двор Фридриха Великого, например, представлял собой перевернутый
наизнанку университет. В нем были специалисты всех наук, каких он только
сумел найти, а студенчество состояло из одного человека. Самого короля.
Я больше король, чем любой из живших королей, и могу позволить себе
больше. Могу привлечь любой авторитет по любому предмету. Они мне
обходятся дешево, потому что не нужно их кормить или платить их
любовницам, и это даже не "они". Все они представлены моей многоцелевой
информационной программой Альбертом Эйнштейном.
Поэтому когда я пожаловался Эсси:
- Я хотел бы понять все эти разговоры о сжимающейся вселенной, - она
просто посмотрела на меня.
Потом сказала:
- Ха.
- Нет, я серьезно, - сказал я. И действительно, я говорил серьезно.
- Спроси Альберта, - солнечно ответила она.
- О, дьявольщина! Я знаю, что это значит. Он мне все расскажет, но
будет говорить гораздо больше, чем мне нужно узнать.
- Дорогой Робин, - сказала она, - возможно, Альберт лучше тебя знает,
что именно тебе нужно узнать.
- Дьявольщина, - сказал я.
Но когда я стоял рядом с Альбертом в мрачных металлических туннелях
(имитации) корабельных доков, мне показалось, что настало время. Больше
нельзя откладывать.
Я сказал:
- Ну, хорошо, Альберт. Раскрой мне голову. Вали в нее все. Мне
кажется, сейчас я это вынесу.
Он солнечно улыбнулся мне.
- Будет совсем не так плохо, Робин, - пообещал он и тут же
поправился: - Хотя _ч_у_д_е_с_н_о_ не будет. Я согласен, что нам предстоит
тяжелая работа. Может быть...
- Он огляделся. - Может быть, начнем с того, что устроимся поудобнее.
С вашего разрешения?
Конечно, он не стал ждать моего разрешения. Просто окружил нас моим
кабинетом в доме на Таппановом море. Я слегка расслабился. Хлопнул в
ладоши, чтобы машина-дворецкий принесла выпивку, и удобно сел. Альберт
чуть насмешливо смотрел на меня, но молчал, пока я не обратился к нему:
- Я готов.
Он сел и, попыхивая трубкой, принялся разглядывать меня.
- К чему именно?
- К тому, чтобы ты рассказал мне все, что хочешь рассказать уже
миллион лет.
- Ах, Робин, - улыбнулся он, - но я так много хочу вам рассказать!
Нельзя ли поточнее? Что именно вы хотите сейчас от меня услышать?
- Я хочу знать, какая выгода Врагу от сжимающейся вселенной.
Альберт немного подумал. Потом вздохнул.
- О, Робин, - печально сказал он.
- Нет, - возразил я, - никаких "О, Робин". Не нужно говорить мне, что
я давно должен был сделать это, не нужно объяснять, что предварительно мне
следует изучить квантовую механику иди еще что-то. Я хочу знать
н_е_м_е_д_л_е_н_н_о_.
- Вы задаете трудные задачи, Робин, - пожаловался он.
- Сделай это! Пожалуйста...
Он помолчал, размышляя, набивая табак в трубку.
- Вероятно, следует скормить вам всю энчиладу [блинчик с острыми
приправами], - сказал он, - как я пытался сделать раньше. Но вы
отказывались слушать.
Я внутренне напрягся.
- Ты опять собираешься начать с девятимерного пространства?
- С этого и со много другого, - твердо ответил он. - Все это связано.
Ответ на ваш вопрос бессмыслен без всего этого.
- Постарайся сделать попроще, - попросил я.
Он с некоторым удивлением посмотрел на меня.
- На этот раз вы серьезны, не так ли? Конечно, я постараюсь, мой
дорогой мальчик. Знаете, что я думаю? Я думаю, лучше всего начать не с
рассказа. Я вам покажу картинки.
Я помигал.
- Картинки?
- Я покажу вам рождение и смерть вселенной, - довольный собой, сказал
он. - Вы ведь на самом деле просили об этом.
- Правда?
- Да. Трудность в том, что вы просто отказывались понимать, насколько
сложен этот вопрос. Потребуется некоторое время, не меньше нескольких
тысяч миллисекунд, даже если вы постараетесь не прерывать...
- Я прерву, когда мне понадобится, Альберт.
Он согласно кивнул.
- Да, прервете. Это одна из причин того, что потребуется так много
времени. Но если вы согласны потратить время...
- О, ради Бога, начинай!
- Я уже начинаю, Робин. Минутку. Нужно подготовить картинку - готово,
- с улыбкой заявил он.
И тут же исчез. Вместе со своей улыбкой.
Последнее, что я видел, была улыбка Альберта. Она задержалась на
мгновение, потом не стало видно ничего.
- Ты играешь со мной в Алису в Стране Чудес, - обвинил я - обвинил
никого, потому что никого не было. Не было ни вкуса, ни зрения, ни
осязания, ни запаха.
Но слышать можно было, и я услышал рассудительный голос Альберта:
- Немного забавы для начала, Робин, потому что отныне все становится
очень серьезно. А теперь. Что вы видите?
- Ничего, - ответил я.
- Совершенно верно. Именно это вы и видите. Но то, на что вы
смотрите, есть все. Это вся вселенная, Робин. Вся материя, энергия, время,
пространство, которые когда-либо существовали или будут существовать. Это
первичный атом, Робин, моноблок, то самое, из чего произошел Большой
Взрыв.
- Я вообще ничего не вижу.
- Естественно. Невозможно видеть без света, а свет еще не изобретен.
- Альберт, - сказал я, - сделай мне одолжение. Мне ненавистно это
чувство пребывания нигде. Нельзя ли увидеть хоть что-нибудь?
Недолгое молчание. Потом вернулось еле заметное улыбающееся лицо
Альберта.
- Не думаю, чтобы сильно повредило, если мы сможем видеть друг друга,
- признал он. - Так лучше?
- Гораздо лучше.
- Отлично. Но только помните, пожалуйста, что настоящего света еще
нет. Света не бывает без фотонов, а все фотоны еще находятся в одной
невидимой точке. И не только это, - продолжал он, довольный собой, - даже
если бы смогли видеть, не существует места, откуда можно видеть, потому
что вообще еще нет никакого пространства, в котором находилось бы это
"место". Пространство тоже еще не изобретено - или, если выразиться
точнее, все пространство, и весь свет, и все остальное все еще находится в
единой точке вот здесь.
- В таком случае, - мрачно сказал я, - что ты имеешь в виду, говоря
"здесь"?
- Ах, Робин! - благодарно воскликнул он. - Вы на самом деле не так уж
тупы! Прекрасный вопрос - к несчастью, подобно большинству хороших вопрос,
он бессмыслен. Ответ таков: вопрос поставлен неверно. Здесь нет никакого
"здесь", есть только видимость "здесь", потому что я стараюсь показать вам
то, что по определению нельзя показать.
Я начинал терять терпение.
- Альберт, - сказал я, - если так будет продолжаться...
- Подождите, - приказал он. - Не сдавайтесь. Шоу еще не началось,
Робин; я только устанавливаю декорации. Для того, чтобы понять, как
началась вселенная, вы должны отказаться от своих предубеждений
относительно "времени", и "пространства", и "видения". В этот момент,
примерно восемнадцать миллиардов лет назад, ничего подобного не
существует.
- Если время еще не существует, - мудро заметил я, - откуда ты
знаешь, что это восемнадцать миллиардов лет назад?
- Еще один прекрасный вопрос! И такой же прекрасный ответ. Верно, что
до Большого Взрыва такой вещи, как время, не существовало. Так что то, на
что вы смотрите, могло существовать восемнадцать миллиардов лет назад. А
могло и восемнадцать миллиардов триллионов квадрильонов квинтильонов и еще
чего угодно лет назад. Вопрос задан неверно. Но этот... объект... он
существовал, Робин. А потом взорвался.
Я отскочил. Он действительно взорвался, прямо у меня на глазах. Ничто
неожиданно стало чем-то, точкой ослепительно яркого света, и эта точка
