Гарольда, она спросила:
- А какое отношение это имеет к храбрости?
- Именно поэтому люди всего добились! Папа мне все рассказал. Отцы
все время остаются рядом, потому что они... ну... хотят заниматься
любовью, понятно? И поэтому добывают еду и все прочее, а матери могут
лучше заботиться о детях. А у хичи этого нет.
- Мои родители все время вместе, - принужденно сказал Снизи. Он не
рассердился. Он еще не решил, стоит ли сердиться на Гарольда, но спор
смутил его.
- Вероятно, потому, что хичи копируют поведение людей, - с сомнением
ответил Гарольд, и Снизи задумчиво посмотрел на него. Он подозревал, что
отчасти это правда. Он знал, что в ядре хичи живут общинами, а не
отдельными семьями. - Ну, ведь они не занимаются сексом все время, как мои
мама и папа, верно?
- Конечно, нет! - воскликнул Снизи, шокированный. Женщины хичи
занимаются любовью, только когда биологически подготовлены к этому. Отец
уже давно объяснил ему это. Само тело подсказывает женщине, что пришло ее
время, и она говорит мужчине - так или иначе. Тут как будто не нужны
слова, но в этой части Бремсстралунг не все объяснил ясно.
- Вот видишь? - торжествующе воскликнул Гарольд. - Это заставляет
людей-мужчин все время выставляться для подружек! В старину мужчины
охотились или воевали с соседним племенем. Теперь они делают другое,
например, играют в футбол или совершают научные открытия - или
отправляются в полеты. Мы от этого такие храбрые.
Онико, растираясь полотенцем, с сомнением сказала:
- Папа говорил мне, что мой дедушка очень боялся, когда улетал с
Врат.
- Ах, Онико, - раздраженно сказал Гарольд, - я говорю об общем
законе, а не об индивидуальностях. Слушай, ты просто ничего не знаешь о
человеческом мире, потому что никогда не жила в нем. Как на планете Пегги.
Онико выпрямилась в своем корсете.
- Не думаю, чтобы на Земле было так, Гарольд.
- Конечно, так! Разве я тебе не сказал?
- Нет, не думаю. Когда мы оказались здесь, я проделала кое-какие
розыски. Снизи! Дай мне мою капсулу; мне кажется, это у меня в дневнике.
Она взяла капсулу и склонилась к ней. Потом, с трудом распрямившись,
сказала:
- Да, вот оно. Слушай. "Старомодная "ядерная семья" теперь
встречается на Земле редко. Часты бездетные пары. Когда у родителей есть
дети, оба родителя работают; есть и большое количество семей с "одним
родителем". Так что не все так, как ты говоришь, Гарольд.
Гарольд презрительно фыркнул.
- Дневник - детское занятие, - сказал он. - Когда ты его начала?
Она задумчиво посмотрела на него.
- Точно не помню. Еще на Колесе.
- Я тоже веду дневник! - воскликнул Снизи. - Ты мне как-то рассказала
о своем, и я решил, что это неплохая мысль.
Онико нахмурилась.
- А мне казалось, что это ты мне рассказал, - заметила она. Потом
сморщилась. - А сейчас мне хочется вернуться в спальню и полежать немного
до обеда.
Я чувствую себя слегка виноватым, потому что приходится все время вас
дергать (хотя, вынужден сказать, не настолько, насколько придется позже).
Мне кажется, что пора немного разобраться со временем. Все это происходило
не тогда, когда мы с Эсси находились на Сморщенной Скале. Гораздо раньше.
Еще когда мы с Эсси начинали обсуждать, стоит ли отправляться на
празднование сотой годовщины на Сморщенную Скалу. Моя жизнь тогда казалась
почти безмятежной. Я не знал, что приближается.
Конечно, дети тоже не знали, что приближается. Они занимались своими
делами, то есть были детьми. Когда Снизи явился на обычный двухмесячный
осмотр, медицинская машина была довольна: ей не часто приходилось
осматривать здорового хичи, с его двойным сердцем, почти лишенными жира
внутренними органами и подобными веревкам мышцами.
- Все в норме, - сказала машина, одобрительно разглядывая результаты
тестов. - Но, кажется, ты не очень хорошо спишь, Снизи.
Снизи неохотно ответил:
- Иногда мне трудно заснуть. А потом я вижу сны...
- Да? - Машина приняла внешность молодого человека. Он успокоительно
улыбнулся и сказал: - Расскажи мне об этом.
Снизи колебался. Потом вынужденно сказал:
- Понимаете, у меня нет кокона.
- Ага, - сказала программа. Снизи не хотелось объяснять программе,
каково для юного хичи спать на постели, когда нечего, кроме простыни,
натянуть на голову. Хичи спят _у_к_у_т_а_в_ш_и_с_ь_, предпочтительно в
какой-нибудь мягкий комковатый рассыпчатый материал, в который можно
закопаться; именно так полагается спать, и одеяла и простыни этого никак
не заменяют. Как правильно поступал отец, не разрешая ему спать на
кровати, с тоской думал Снизи.
Ему не пришлось ничего объяснять: банк информации медицинской
программы уже дал объяснение.
- Я уже заказал для тебя кокон, - благожелательно сказала программа.
- А теперь об этих снах...
- Да? - жалобно спросил Снизи. Он не хотел говорить и о снах. И
никому не говорил, даже Онико; он вообще не желал вспоминать о них,
проснувшись.
- Ну? Так что же тебе снится?
Снизи колебался. Что ему снится? А что не снится?
- Мне снятся родители, - начал он, - и Дом. Настоящий дом, в ядре...
- Конечно, - с улыбкой сказал врач.
- Но есть и другие сны. Они... другие. - Снизи помолчал, задумавшись.
- Они страшные. Они... Иногда это какие-то насекомые. Целые тучи их.
Ползают, летят, прыгают... - Они носятся вокруг него, заползают в одежду,
в рот, в кожу, жалят без боли... - Они похожи на светлячков, - закончил он
дрожащим голосом.
- А ты видел когда-нибудь светлячка? - терпеливо спросила программа.
- Нет. Только на картинках.
- Светлячки не жалятся, Снизи, - заметила медицинская машина. - А те,
что жалят, вызывают боль и зуд. Такое у тебя бывало?
- О, нет. Ничего подобного... По крайней мере не совсем так, -
поправился Снизи. - Но начинается... не знаю как сказать... что-то вроде
зуда в голове. То есть я хочу сказать, что мне... мне хочется узнавать все
новое.
- Что узнавать, Снизи?
- Все, - жалобно ответил мальчик. Снизи понимал, что плохо описывает
свои сны. Но как это сделать, когда пытаешься передать сон словами? Сны
туманные, расплывчатые, бесформенные. А слова жесткие и точные. Язык
Чувства хичи подошел бы лучше для этой цели, но программа говорит
по-английски, а Снизи слишком воспитан, чтобы пожаловаться на это.
Но программа понимающе кивнула.
- Да, да, Снизи, - ласково сказала она, - эти сны символичны.
Возможно, они отражают твой совершенно естественный детский интерес к
сексуальности твоих родителей. Возможно, они свидетельствуют об испытанных
тобой травмах. Ты можешь сам не осознавать это, Снизи, но за последние
несколько лет ты испытал более сильный стресс, чем приходится взрослым
испытывать за годы.
- О, - сказал Снизи. На самом деле он это прекрасно осознавал.
- К тому же, - вздохнула программа, - в наши дни все испытывают
дурные предчувствия. Не только дети. Взрослые обоих народов и даже
машинные сознания. Никто не является исключением. Ты понимаешь, что я имею
в виду Врага.
- Да, он очень страшный, - согласился Снизи.
- Особенно для впечатлительного ребенка, у которого есть свой личный,
хотя и безосновательный, опыт на Сторожевом Колесе. - Машина откашлялась,
объявляя о перемене темы. - А теперь расскажи о своем дневнике. - Она
благожелательно улыбнулась.
Снизи еле слышно зашипел, приспосабливаясь к новой теме.
- Он не дает мне тосковать по дому, - сказал он. Не потому, что это
правда: на самом деле нет, дневник не мешал тосковать. Просто Снизи уже
понял то, что понимает любой ребенок, человеческий и хичи. Когда взрослые
задают трудные вопросы, нужно давать на них самые легкие ответы. Такие
ответы, каких они ожидают.
- Прекрасная терапия. - Медицинская машина кивнула. - Но такие
подробности, Снизи! Так много страниц данных! Можно подумать, что ты
пытаешься составить энциклопедию. Может, тебе все-таки стоит меньше
времени тратить на это и больше играть с товарищами?
- Я постараюсь, - пообещал Снизи. И когда его наконец отпустили, по
пути домой он пересматривал абзацы своего дневника. Теперь они часто
должны начинаться словами "Человеческие программы не очень разбираются в
детях хичи".
Но когда он снова занялся дневником, писал он совсем не об этом.
Что бы ни говорил Альберт, мне жаль Снизи. И Онико. И... о,
дьявольщина, жаль даже Гарольда Врочека. Гарольд в сущности не такой уж
плохой. У него просто не хватает практики быть хорошим.
Втроем они продолжали много времени проводить друг с другом, а не с
остальными тремястами учениками, хотя Гарольду не нравилось, что Снизи и
Онико часами писали свои дневники.
- Боже мой, - жаловался он, - неужели вам правда нужно узнать все?
- Нам это нравится, - просто ответила Онико. Гарольд, сдаваясь,
развел руки. Но, так как делать было нечего, тащился за ними в классы и
начинал заниматься. И, ко всеобщему удивлению, отметки его начали
улучшаться.
Если не считать одиночества и тревожных снов, Снизи нравилось в
школе. На пляже очень приятно, когда привыкаешь к близости воды;
спортивная машина соорудила специально для Снизи устройство, которое
позволяло ему плавать, и вскоре он уже плавал лучше многих. Уроки
проходили интересно. Остальные ученики, если и не были по-настоящему
дружелюбны, то проявляли терпимость. А остров оказался прекрасен, он полон
был удивительными и часто тревожащими вещами. Например, сразу над школой
располагался луг. Там паслись большие рогатые травоядные. Снизи поискал их
в базе данных и обнаружил, что они называются "крупным рогатым скотом". А
когда узнал, для чего в основном выращивают скот, пришел в ужас. Все
четыре года на Сторожевом Колесе Снизи предпочитал не думать, откуда
черпают протеин его соученики. А теперь перед ним были мычащие и
испражняющиеся источники всех бифштексов и гамбургеров. Отвратительно!
Девяносто пять процентов пищи Снизи, как и у всякого нормального хичи,
изготовлены из замороженных кометных газов - или любого другого
подходящего источника четырех базовых элементов человеческого питания:
углерода, водорода, кислорода и азота. Добавьте несколько микроэлементов,
и CHON-пищу можно превратить во что угодно. И она очень дешева. Очень
питательна и полезна, так как создана по всем рекомендациям диетологов. И
не нужно убивать существо, способное ощущать боль.
Конечно, и в школе половина еды сделана из CHON. В мелком море вблизи
соседнего острова Таити плавает Пищевая фабрика и стягивает из моря и
воздуха основные материалы. Но дети, как и многие взрослые, как будто
наслаждаются мыслью, что их "бифштексы с кровью" действительно берутся от
живых существ - хотя, конечно, не от тех, кто пасется на лугу выше школы.
У этих совсем другая, особая, цель.
Снизи не обсуждал этот вопрос с соучениками. И хорошо сделал, потому
что выращивание скота на мясо (как он обнаружил бы) далеко не самое его
отвратительное использование.
За второй месяц пребывания Снизи на острове Моореа произошли две
хороших вещи.
Во-первых, прибыл кокон и был установлен в спальне Снизи, так что он
смог забираться в мягкие уютные комки пены, натягивать на голову крышку и
спать, как всякий уважающий себя хичи. Конечно, это вызвало немало смеха и
разговоров в спальне, но Снизи терпеливо все их вынес. Сны, однако, не
прекратились; но по сравнению со стерильной и недоброжелательной кроватью
с ее одеялами и простынями, чем должны пользоваться несчастные
