- Маневры! - фыркнула Эсси. - Против кого маневры? Когда придет Враг,
вы собираетесь вытащить шестизарядные пушки и продырявить борта его
кораблей дырами, как в швейцарском сыре, блам-блам-блам?
- У нас сегодня на кораблях есть кое-что получше шестизарядных
пистолетов, миссис Броадхед, - добродушно ответил Кассата; но с меня
хватит этой болтовни ни о чем.
Я снова спросил:
- Что вам нужно?
Кассата перестал улыбаться и вернулся к своему естественному
отвратительному выражению лица.
- Ничего, - ответил он. - Говоря "ничего", я имею в виду, что вас
здесь не должно быть, Броадхед. - Он больше даже не пытался казаться
добродушным.
Я сдержался.
- Не собираюсь уходить.
- Врете! Вы уже ушли в свой проклятый Институт! Приводите в действие
свои исследовательские корабли. Один в Нью-Джерси, другой в Де Мойне. Один
занимается подписями Убийц, другой - начальными стадиями космологии.
Поскольку все это соответствовало действительности, я только сказал:
- Институт Броадхеда занимается этими проблемами. Таков наш устав.
Для этого мы основаны и именно поэтому ЗУБы предоставили мне статус,
позволяющий участвовать в работе планового комитета.
- Ну, старина, - счастливо ответил Кассата, - вы опять ошибаетесь. У
вас нет права. У вас есть привилегия. Иногда. А привилегия - это не право,
и я вас предупреждаю, чтобы вы на нее не очень рассчитывали. Мы не хотим,
чтобы вы путались у нас под ногами.
Иногда я таких парней по-настоящему ненавижу.
- Послушайте, Кассата, - начал я, но Эсси остановила меня, прежде чем
я набрал скорость.
- Мальчики, мальчики! Нельзя ли заняться этим в другое время? Мы ведь
пришли на прием, а не на драку.
Кассата колебался, но выглядел воинственно. Но вот он медленно и
задумчиво кивнул.
- Неплохая мысль, миссис Броадхед, - сказал он. - Можно и подождать
немного: в конце концов мне докладывать еще только через пять или шесть
плотских часов. - И повернулся ко мне. - Не оставляйте Скалу, - приказал
он. И исчез.
Мы с Эсси переглянулись.
- Н_е_к_у_л_ь_т_у_р_н_ы_й_, - сказала она, сморщив нос, словно все
еще ощущая запах его сигары.
Я произнес нечто гораздо более грубое, и Эсси обняла меня за плечи.
- Робин? Он свинья, этот человек. Забудь о нем, ладно? И не позволяй
ему делать тебя глупым и кислым снова.
- Ни в коем случае, - храбро ответил я. - Сейчас время приема! Пошли
в Голубой Ад!
Отличный получился прием.
Я не очень серьезно воспринял Эсси, когда она сказала, что вокруг
него слишком большой шум. Я знал, что она говорит несерьезно. Эсси сама не
была старателем, но все знают, чему посвящен этот прием.
Он отмечал не больше не меньше как столетие открытия астероида Врата,
и если в истории человечества и случались более значительные события, я
таких не знаю.
Сморщенная Скала избрана местом приема по случаю столетней годовщины
по двум причинам. Первая - астероид был преобразован в дом для
престарелых. Это отличное место для заботы о гериатрических пациентах.
Когда лечение атеросклероза обостряет остеопороз, а использование
противовоспалительных фатов приводит к синдромам Менье или Альцхеймера, не
найти лучшего места, чем Сморщенная Скала. Здесь старым сердцам не нужно
напрягаться. Старые конечности не должны удерживать сотню килограммов мяса
и костей в вертикальном положении. Максимальное тяготение здесь не
превышает одного процента земного. Трясущиеся старики могут здесь ходить и
бегать, могут даже кувыркаться "колесом", если захотят. Неуверенные
медлительные рефлексы не поставят их перед несущимся автомобилем: тут нет
никаких автомобилей. О, старики, конечно, могут умереть. Но и это не
смертельно, потому что на Сморщенной Скале лучшие во Вселенной (и наиболее
часто используемые) установки для записи личности. Когда древнее плотское
туловище уже не поддается восстановлению, старик передает себя в руки
работников "Здесь и После", и в следующее мгновение видит мир
необыкновенно острым зрением, слышит самые слабые звуки, ничего не
забывает и быстро учится. Он буквально родился заново - только без грязи и
отвратительных подробностей первого рождения. Жизнь - может, мне следовало
взять это слово в кавычки - "жизнь" разума, записанного машиной, совсем не
такая, как жизнь в плотском теле. Но она не плохая. В некоторых отношениях
она гораздо лучше.
Так я говорю, а я-то уж знаю.
Вам никогда не увидеть более счастливую толпу записанных машиной
граждан, чем те, что живут на Сморщенной Скале. Это и на самом деле скала.
Комковатый старый астероид, нескольких километров в диаметре, подобный
остальным астероидам, которые летят в пространстве между Марсом и Юпитером
и в некоторых других местах. Ну, не совсем подобный. Этот астероид
прорезан туннелями от поверхности до поверхности. И не люди прорыли эти
туннели. Мы таким и нашли этот астероид; и в этом заключается вторая
причина, почему он послужил лучшим местом для празднования столетней
годовщины первого межзвездного полета человека.
Видите ли. Сморщенная Скала - необычный астероид, он уникален.
Первоначально он огибал Солнце по орбите, перпендикулярной к эклиптике. Но
это в нем как раз наименее необычно. А уникальное его свойство в том, что
на нем обнаружили сотни древних космических кораблей хичи. Не один или
два, а много - девятьсот двадцать четыре, если быть точным! И корабли эти
действовали. Ну, вернее, большая часть из них действовала, особенно если
вам было все равно, куда лететь. Сначала мы не знали, куда они полетят. Мы
садились в корабль, стартовали, откидывались, ждали и молились.
И иногда нам везло.
Чаще мы умирали. На прием собрались те из нас, кому повезло.
Но каждый успешный полет на корабле хичи чему-то учил нас, и
постепенно мы смогли лететь в любое место Галактики, и при этом
сохранялась определенная уверенность, что мы останемся живы. Мы даже в
некоторых отношениях усовершенствовали технологию хичи. Они поднимались с
поверхности на низкую орбиту с помощью ракет, мы использовали петлю
Лофстрома. А потом для исследовательских программ в космосе астероид
оказался совершенно не нужен.
И его переместили на околоземную орбиту.
Вначале его собирались превратить в музей. Потом решили сделать домом
для тех, кто пережил полеты в кораблях хичи. Тогда-то его и стали называть
Сморщенной Скалой. А вначале его название было Врата.
Теперь перед нами возникает очередная коммуникационная проблема. Как
мне объяснить, чем мы занялись с Эсси?
Легче всего сказать, что мы веселились на приеме.
Ну, мы это, конечно, делали. Ведь для того и существуют приемы. Мы в
своем бестелесном обличий переходили от одной группы к другой,
здоровались, обнимались с бестелесными друзьями, обменивались с ними
репликами. Не все наши друзья на Скале бестелесные, но плотские люди нас
накале интересовали. (Не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, будто мы
не любим своих плотских друзей. Они так же дороги нам, как и записанные
машинами, но, Боже, как они утомительно медлительны).
Так что следующие несколько десятков тысяч миллисекунд следовали
бесконечные:
- О, Робин, ты только посмотри, какой молодой сделала себя Джейни
Джи-Ксинг!
И:
- Помнишь, как воняло в этом месте?
Так продолжалось довольно долго, потому что прием внушительный. Ну,
сейчас сообщу вам число. Примерно после пятидесяти объятий и радостных
обменов я выбрал момент и связался со своей информационной программой
Альбертом Эйнштейном.
- Альберт, - сказал я, когда он возник, дружелюбно улыбаясь, -
сколько их?
Он какое-то время посасывал трубку, потом концом указал на меня.
- Боюсь, очень много. Всего на Вратах насчитывалось тринадцать тысяч
восемьсот сорок два старателя. Некоторые, конечно, безвозвратно мертвы.
Кое-кто решил не ходить, или не смог этого сделать, или просто еще не
успел. По моим подсчетам сейчас здесь присутствует три тысячи семьсот
двадцать шесть, причем примерно половина из них записаны машиной. Есть,
разумеется, и некоторое количество гостей бывших старателей, как миссис
Броадхед, не говоря уже о пациентах, которые здесь по медицинским
причинам, не связанным с полетами старателей.
- Спасибо, - сказал я, и тут же, когда он собрался уходить: - Еще
одно, Альберт. Хулио Кассата. Мне хочется узнать, почему он так
неприязненно настроен к исследованиям Института и особенно почему он
вообще здесь оказался. Я буду благодарен, если ты этим займешься.
- Но я уже занимаюсь этим, Робин, - улыбнулся Альберт. - Доложу,
когда у меня будет информация. А пока желаю приятно провести время.
- Я уже провожу его приятно, - с улыбкой ответил я. Альберт Эйнштейн
- полезное приспособление: он занимается делами, пока я веселюсь. И
поэтому я с легкой душой вернулся к приему.
Мы, конечно, не знакомы со всеми 3726 собравшимися ветеранами. Но
знаем очень многих из них; именно поэтому трудно рассказать, чем мы
занимались, потому что кому же интересно сколько раз мы восклицали:
- Какой сюрприз! Как ты прекрасно выглядишь!
Мы проносились по гигабитному пространству и по изрытым квадрантам,
уровням и туннелям старого астероида, здоровались со своими коллегами. Мы
выпили в Веретене с Сергеем Борбосным - Сергей был соучеником Эсси в
Ленинграде, прежде чем отправился на Врата и погиб медленной мучительной
смертью от радиационного заражения. Много времени провели с коктейлями в
музее Врат, бродили со стаканами в руке между витрин с артефактами с
Венеры и планеты Лести, с инструментами, огненными жемчужинами и
хранителями информации - молитвенными веерами - со всей Галактики.
Встретились с Джейни Джи-Ксинг, которая жила с нашим другом Оди Уолтерсом
до того, как он отправился навещать хичи в центре Галактики. Вероятно, она
хотела выйти за него замуж, но эта проблема потеряла актуальность, так как
Джейни погибла, пытаясь посадить чоппер в зимнем урагане на планете
Персефоне.
- Самое нелепое происшествие из всех! - сказал я ей, улыбаясь. -
Воздушная катастрофа! - И тут же мне пришлось извиняться, потому что
никому не приятно, когда его смерть называют нелепой.
Много было записанных душ, подобных нам. С ними мы говорим легко и
без посредников. Конечно, нам хотелось поздороваться и со многими
плотскими людьми.
Но это совершенно другая проблема.
Нелегко описать, каково быть бестелесным разумом в гигабитном
пространстве.
По-своему это подобно сексу.
Попробуйте рассказать о нем тому, кто его не испытывал. Я знаю об
этом, потому что пытался описать радости любви некоторым странным людям -
не людям, конечно, а разумам - сейчас неважно, кто они такие. И это
потребовало большого труда. После многих миллисекунд объяснений, описаний,
метафор - и большого количества недопониманий и недоразумений - они
ответили нечто вроде:
- О, да, теперь понимаю. Это похоже на другое ваше занятие - чихание,
верно? Вы знаете, что должны чихнуть, но не можете, однако должны. И это
все больше и больше вас изводит, пока вы не можете выдержать и чихаете, и
тогда чувствуете себя очень хорошо. Верно?
А я отвечаю:
- Нет, неверно. - И сдаюсь.
Примерно так же трудно объяснить, что такое гигабитное пространство.
Но я могу описать, что я в нем делаю. Например, когда мы пили с Сергеем
Борбосным в Веретене, мы не были "на самом деле" в Веретене. Веретено
существует на самом деле - это центральная полость астероида Врата. В свое
