группман - все проводил с ним занятия, все проводил. Оглянулся
- спит! Чем бы его? Журналом в кило по голове - раз!
- Ты что, спишь, что ли?!
- Я-та?..
- Ты-та...
- Не-е...
- Ах ты...
- Все! Не могу! - группман сверкал глазами перед
командиром БЧ-5 и сочно тянул при этом носом. - Хоть режьте, не
могу я проводить с ним занятия.
- Ну как это?
- А так! Не могу.
- Значит, не так учишь! Неправильно. Методически неверно.
Вот тебе "Волгу" ГАЗ-24 дай за него - наверное, тогда бы
выучил. И потом он жалуется, что вы его за человека не
считаете. Оскорбляете его человеческое достоинство. Ну, это
вообще... методически неверно.
- Ме-то-ди-чес-ки?!. - группман заикался не от рожденья,
не с детства заикался. Дальше он шипел носом, как кипятильник
перед взрывом. Одним носом. Ртом уже больше не мог.
- Да. Методически. Вот давайте его сюда, я вам покажу, как
проводится занятие.
Целый час бэчепятый бился-бился и разбился, как яйца об
дверь, и тогда в центральном заорало:
- Идиот, сука, идиот! Ну, твердый! Ну, чалдон! Чайник! Ну,
вощ-ще! Дерево! Дуремар! Ты что ж, думаешь! Петя моргал и
смотрел в глаза.
-- Презерватив всмятку, если лодку набить таким деревом,
как ты, она не утонет?! А?! Ну, страна дураков! Поле чудес!
Ведро!!! Не женским местом тебя родило!!! Родине нужны герои,
а... родит дураков! - бэчепятый плеснул руками, как доярка, и
повернулся к группману. - Ведро даю. Спирта. Ректификата. Чтоб
продал его.- Он ткнул Петю в грудь - Продать! За неделю. Я в
море ухожу. Чтоб я пришел и было продано! Куда хочешь! Кому
хочешь! Как хочешь! Продать дерево. Хоть кубометрами. Вон!!!
До Петиной щекастой рожи долетели его теплые брызги.
- Вон!!! На корабль с настоящего момента не пускать! Ни
ногой. Стрелять, если полезет. Проберется - стрелять! Была б
лицензия на отстрел кабана - сам бы уложил! Уйди, убью!!! -
(Слюни - просто кипяток.) - Ну, сука, ну, сука, ну, сука... -
бэчепятый кончался по затухающей, в конце он опять отыскал
глазами группмана:
- Ну я - старый дурак, а твои глаза где были, когда его на
корабль брали? Чего хлопаешь? Откуда его вообще откопали? Это ж
мамонт. Ископаемое. Сука, жираф! Канавы ему рыть! Воду носить!
Дерьмо копать! Но к матчасти его нельзя допускать! Поймите вы!
Нельзя! Это ж камикадзе!..
- Я же докладывал... - зашевелился группман.
- "Я же - я жо"... жопа, докладывал он... Петю сразу не
продали. Некогда было. В автономку собирались. Но в автономку
его не взяли. Костьми легли, а не взяли.
- Петя, ты чего не в море?
- Та вот... в отпуск выгнали...
Он ждал па пирсе, как верный пес. Деньги у него кончились.
После автономки наклевывался Северодвинск. Постановка в завод с
потерей в зарплате. С корабля бежали, как от нищеты. Группман
сам подошел к командиру:
- Товарищ командир, отпустите Громадного.
- Шиш ему. Чтоб здесь остался и деньги греб? Вот ему!
Пусть пойдет. Подрастратится. Вот ему ... а не деньги!
- Товарищ командир! Это единственная возможность!
По-другому от него не избавиться. Хотите, я на колени встану?!
Группман встал:
- Товарищ командир! Я сам все буду делать! Замечаний в
группе вообще не будет!
- А-а... черт...
В центральный группман вошел с просветленным лицом. Петя
ждал его, как корова автопоилку. Даже встал и повел ушами.
- Три дня даю. - сказал ему группман, - три дня. Ищи себе
место. Командир дал добро.
Через три дня группмана нашел однокашник;
- Слушай, у тебя есть такой Громадный? Группман облегченно
вздохнул, но тут же спохватился. Осторожный, как старик из
моря, Хемингуэя. 3абирает. Так клюет только большая рыба.
- Ну, нет! - возмутился группман для видимости. - Все
разбегаются. Единственный мужик нормальный. Специалист. Не
курит, не пьет, на службу не опаздывает. Нет, нет... - и
прислушался, не сильно ли? Да нет, вроде нормально... Петю
встречали:
- Петя, ты, говорят, от нас уходишь?
- А чаво я в энтом Северодвинске не видел? Чаво я там
забыл? За человека не считают! Скоро они встретились: группман
и однокашник.
- Ну, Андрюха, вот это ты дал! Вот это подложил! Ну,
спасибо! Куда я его теперь дену?
- А ты его продай кому-нибудь. Я как купил - в мешке, так
и продал.
- Ну да. Я его теперь за вагон не продам. Все уже знают:
"не курит, не пьет, на службу не опаздывает"...
Мда... теперь продать человека трудно. Это раньше можно
было продать: на базар - и все. Золотое было время.
Бомжи
(собрание офицеров, не имеющих жилья; в конспективном
изложении)
Офицеры, не имеющие жилья в России, собраны в актовом зале
для совершения акта. Входит адмирал. Подается команда:
- Товарищи офицеры! Возникает звук встающих стульев.
Адмирал:
- Товарищи офицеры. (Звук садящихся стульев.)
Затем следует адмиральское оглядывание зала (оно у
адмирала такое, будто перед ним Куликово поле), потом:
- Вы! (Куда-то вглубь, может быть, поля.) Вы! Вот вы!
Да... да, вы! Нет, не вы! Вы сядьте! А вот вы! Да, именно вы,
рыжий, встаньте! Почему в таком виде... прибываете на
совещание?.. Не-на-до на себя смотреть так, будто вы только что
себя увидели. Почему не стрижен? Что? А где ваши медали? Что вы
смотрите себе на грудь? Я вас спрашиваю, почему у вас одна
медаль? Где остальные? Это с какого экипажа? Безобразие! Где
ваши начальники?.. Это ваш офицер? а? Вы что, не узнаете своего
офицера?.. Что? Допштатник? Ну и что, что допштатник? Он что,
не офицер?.. Или его некому привести в чувство?..
Разберитесь... Потом мне доклад..Потом доложите, я сказал... И
по каждому человеку... пофамильно... Ну, это отдельный
разговор... Я вижу, вы не понимаете... После роспуска строя...
ко мне... Я вам объясню, если вы не понимаете. Так! Товарищи!
Для чего мы, в сущности, вас собрали? Да! Что у нас
складывается с квартирами... Вопрос сложный... положение
непростое... недопоставки... трубы... сложная обстановка... Нам
недодано (много-много цифр) метров квадратных... Но! Мы -
офицеры! (Едрена вошь!) Все знали, на что шли! (Маму
пополам!..) Тяготы и лишения! (Ы-ы!) Стойко переносить! (Ы-ых!)
И чтоб ваши жены больше не ходили! (Мда...) Тут не детский
сад... Так! С квартирами все ясно! Квартир нет и не будет... в
ближайшее время... Но!.. Списки очередности... Всем проверить
фамилии своих офицеров... Чтоб... Никто не забыт! Кроме квартир
ко мне вопросы есть? Нет? Так, все свободны. Командование прошу
задержаться.
- Товарищи офицеры! Звук встающих стульев.
Свинья!
Утро. Сейчас наш командир начнет делить те яйца, которые
мы снесли за ночь.
Вчера было увольнение. Отличился Попов. За ним пьяный
дебош и бегство от дежурного по училищу по кустам шиповника.
- Разрешите войти? Курсант Попов... Во рту лошади
ночевали, в глазах - слизь, рожа опухла так, будто ею молотили
по ступенькам. Безнадежно болен. Это не замаскировать.
Попов волнуется, то есть находится в том состоянии,
которое курсанты называют "не наложить бы". Он виноват,
виноват, осознал...
- Попов!!!
- И-я-я!
- Вы пили?
Вопрос кажется Попову до того нелепым - по роже же видно,
- что он хихикает, кашляет и говорит неожиданно: "Не пил".
От этого дикого ответа он еще раз хихикает и замолкает, с
беспокойством ожидая.
- Нехорошо, Попов!
И тут вместо мата, вместо обычного "к херам из списков"
Попов выслушивает повесть о том, что вредно пить, как потом
приходишь домой и жена не разговаривает, дети шарахаются и
вообще, вообще...
Командир внезапно вдохновляется и, заломив руки своему
воображению, говорит долго, ярко, красочно, сочно. Картины,
истинные картины встают перед Поповым. Он смотрит удивленно, а
затем и влюбленно.
Души. Души командира и подчиненного взлетают и парят,
парят... воедино... И звучат, звучат... вместе...
Они готовы слиться - сливаются. Как два желтка. Оба
растроганы.
- Попов... Попов... - звучит командир. Слезы... Они готовы
пролиться (и затечь в яловые ботинки). Проливаются...
- Попов... Попов... Горло... его перехватывает. Да.
Кончилось. Необычно, непривычно. Мда. Попов чувствует себя
обновленным. Ему как-то хорошо. Пьянит как-то. Ему даже
кажется, что за пережитое, за ожидание он достоин поощрения,
награды.
- А в увольнение можно? - повернулся язык у Попова, к
удивлению самого Попова.
- Можно, - вдруг кивает командир, - скажите старшине. Все
удивляются. Попов не чувствует под собой ног. А ночью дебош, и
дежурный по училищу, и кусты...
Строй замер. Строй щурится. По нему бродит солнце, закатав
штаны, как сказал бы настоящий поэт.
Командир, покрытый злыми оспинами, проходит вдоль. На
траверсе Попова он останавливается и буравит его двумя
кинжалами.
Попов смотрит перед собой: подбородок высоко и прямо,
плечи развернуты, грудь приподнята, живот подобран, тело
напряжено и слегка вперед. Пятки вместе - носки врозь.
Чуть-чуть приподняться на носки... замереть!
- Попов!
Истошно, по уставу:
- И-я-я!!!
- Вы свинья-я- я!!! Занавес.
Из-под занавеса сдавленное:
- Сученыш-ш-ш!!!
Чайник
При уходе и переводе с флота принято воровать чтонибудь на
память: какой-нибудь кусочек сувенирного краеугольного кирпича
могучего исполина, именуемого - "флот", кусочек чудовища...
Командир Криволапов - а такие еще встречаются среди
командиров - готовился к переводу со своего ракетного
подводного крейсера, то есть: лихорадочно воровал.
Он уже украл себе домой: холодильник "Морозко" с
отвалившейся дверцей, лучшее украшение радиосвалки
проигрыватель "Аккорд", бухточку провода и простынь
дерматинового покрытия, которым в доме всегда найдется что
покрыть.
Он утащил с корабля, потея от восторга, банки с воблой,
компоты, сухофрукты, доски, шкафчики, нержавеющие трубы и наших
дырявых тапочек двадцать пар.
Детские бульканья с пузырями вызывало в нем желание
подчиненных помочь ему в этом ночном грабеже.
- Стой! - говорил он командиру боевой части, встречая его
недалеко от лодки на снегу.
- Что-то я хотел тебе поручить, что-то хотел... какое-то
задание... - мучился он.
- У меня уже есть задание, - старался командир БЧ, -
списываю прибор...
- При чем здесь прибор? - досадливо махал рукой командир,
как Диоген, которому мешали изобретать формулу счастья.
- Да, - вспоминал он наконец, - отправляйся сейчас на
корабль и оторви мне там две железные полоски. Вот такие!
- Угольники? - участвовал командир БЧ в командирских
исканиях.
- И угольники тоже, а это - вот такие! - и в воздухе
рисовался чертеж очередной жертвы клептомании.
Прости, природа: когда ты создавала некоторых капитанов
первого ранга, командиров лодок, ты вложила в них столько
почек, что, распустись они все, - и можно было бы легко
заблудиться в листве командирской души.
Пока мы отвлеклись, он увидел чайник. Тот стоял на палубе
дебаркадера, перед дверью: крупный, никелированный,
великолепный экземпляр. Гордость племени чайников: носик,
крышка, зеркальные бока, гнездо под розетку - три литра внутрь,
и можно ставить хоть на олимпийский огонь.
- Так! - сказал командир Криволапов, чувствуя желание
немедленно обнять зазевавшийся чайник.
- Эй, кто там?! - крикнул он, обернувшись. На этот зов
