До чего становится пакостно: поднимаюсь, стакан коньяка и
снотворное...
Для чего это он... чтобы и мне то же самое... надо, чтобы
он замолчал... безумие заразно... заразно... есть у него свой
вирус...
-- Это нервы, усталость и нервы,-- перебил я его,--
внушите себе, наконец, что все это ваша выдумка, химия вашего
мозга!
-- Спасибо, что объяснили, с учеными не пропадешь... я и
сам знаю, что нервы, что же еще, как не нервы... да хитрость-то
вот в чем: я ведь думаю, что встаю за снотворным, или открыть
форточку, или еще что... но встаю все-таки -- значит, своего
добиваются... снова ложусь, засыпаю... а у них там дело идет...
шелестят бумаги... кого-то допрашивают...
-- Замолчите, вы сумасшедший! Там ничего нет! Понимаете?!
Там ничего нет!
-- Не нужно кричать на всю улицу; пан профессор,-- его
лицо замкнулось в спокойной и жесткой улыбке,-- вот вы и
попались! Слово "там" признаете значит?.. Это уже полдела, а
дальше пустяк -- рано ли, поздно, что-нибудь "там" увидите, не
сомневайтесь.
Ну и улыбочка... сдержанная, а сколько жестокости...
где-то уже я эту улыбочку видел... вспомнить бы...
-- Пить нужно меньше,-- сказал я зло,-- а не то и черта с
рогами увидите!
Что же я... это ведь хамство, так разговаривать... словно
кто за язык потянул...
-- Извините, майор, я нечаянно... у меня тоже нервы...
-- Вот, вот, нервы... я же не спорю... -- пробормотал он,
глядя на что-то у меня за спиной.
Я невольно обернулся назад -- улица была пуста.
Он постоял еще с полминуты, словно бы в нерешительности, и
пошел прочь, а я подумал -- как же ему будет скучно, когда
карантин снимут, и вся история с кошками забудется.
22
Ветер исчез, и тучи, которые он гнал с моря, повисли цепью
над городом. Солнце, пытаясь их растопить, обжигало землю
бесцветными лучами, и небо закрылось белым горячим туманом,
словно там, наверху, лопнул гигантский паровой котел. Воздух,
густой и липкий, приклеивал к коже одежду, и я поминутно
отдирал от шеи воротник рубашки.
Каблуки вдавливались в мягкий асфальт,каждый шаг стоил
усилий. Сколько следов на асфальте... пустой город -- и так
много следов... и следы все странные, как от стада коз... волт
след острого женского каблука... вот следы подковок... плоские,
как лепешки, следы... следы, раздвоенные копытом...
Интересно, у меня какие следы... вот они, тянутся позади
-- узкие неровные вмятины... как нелепо они выглядят...
неуклюжие, идут елочкой... следы большой глупой птицы...
А вот и совсем странный след... страшный какой-то... как
глубоко вдавлен, раздвоен... будто чугунный человек шел на
больших козьих копытах...
-- Да ты и вправду похож на дурацкую сутулую птицу --
вылитый марабу! -- неожиданно сказал я себе почти вслух,
отчетливо слыша собственный насмешливый голос. Слова не
всплывали из глубины сознания, а возникали сразу, как по
чьей-то подсказке, словно печатались на ленте телетайпа.
Недобрая наблюдательность этих слов, этого моего другого
"я", больно меня царапнула. Не очень-то хорошо я к себе
отношусь... насмешливо... зло... беспощадно... за что бы это...
-- Как ты глуп! Это же большая удача, видеть в себе
смешное!
Попробуй-ка возрази... тут же станешь еще смешнее...
удача, конечно удача... только тоскливо от нее, от этой
удачи...
Возвращаться домой не хотелось. Не хотелось входить в
калитку, не хотелось открывать дверь. Что-то враждебное
затаилось в доме... я все время воображал, что живу в нем
один... а на самом деле здесь еще столько всякого...
-- Мой бедный друг, ты стал суеверен! А недавно других
попрекал, хорошо ли это? Смотри, не свихнись! Возьми себя в
руки, вспомни хотя бы, кто ты такой! Специалист с именем --
тебе ли равняться с деревенским милиционером?
Я нашел в стиоле папку с неоконченной моею статьей -- вот
уж месяц, как надо бы ее отослать -- и мой умный двойник
одобрил это.
-- Вот именно, займись делом! Чушь мерещится от безделья.
Ты жет грамотный человек -- все законы этого мира давно
изучены.
Да... законы этого мира... а законы не этого мира...
-- Ты осел! Там ничего нет! Ты серый осел, с хвостом и с
длинными ушами!
Я листал рукопись и с трудом, как чужой, разбирал
собственный почерк. Странно выглядели слова и формулы, будто
было написано это не полгода назад, а бог весть когда, и
писаавшего давно уже нет.
Мертвечиной несет от этого... как чей-то архив... нет,
сегодня это в голову не полезет... и вообще, целый вечер мне не
высидеть в доме... как в батисфере, за стенкой бредовые чудища
шевелят клешнями... нехороший сегодня день... тонкая-тонкая
оболочка отделяет от ужасного... вот-вот порвется, не
выдержит... когда началось это... с отъезда Юлия... нет, то
пустяки... с ночи лиловых кошек, вот... это от Лены, она меня
заразила... вирус зла, вирус безумия...
При одном воспоминании о той ночи я почувствовал
неприятный озноб. Да, Лена... ей-то сейчас ничего не
мерещится... полуживаЯ, в больнице, ей не до этого... а ведь
выживет, надо думать... натура кошачья, живучая... кочевничья
кровь... а в нервах зараза... от этого-то не лечат...
В саду под деревьями тени растворили траву и кусты,
превратили их в зыбкую серую массу, и начали выползать на
дорожки, поедая желтизну песка. Нет, целый вечер я здесь не
высижу... пусть это нервы, пусть я сумасшедший, но я не могу
здесь сидеть...
-- А кто тебя заставляет? Твое право, твое несомненное
право, пойти в ресторан ужинать!
Да, ты умен, мой двойник... так я и сделаю...
-- Можешь даже включить свет заранее, и никто тебя не
осудит: ты совсем не обязан потом спотыкаться и искать дверь
наощупь. И нервы тут ни при чем, речь идет об удобстве.
Спасибо, мой умный друг... Я послушно нажал кнопку
настольной лампы.
В ресторане спокойнол. Это он... это я хорошо придумал...
тихо, свет приглушен... пусто... и в воздухе чисто... нет
этого... растворенного в нем...
-- Теперь видишь, что нервы -- штука несложная, -- сыто
разглагольствовало мое разумное "я", -- рюмка водки плюс
хорошая пища, и с фантазией кончено.
Действительно, стало легко... неужто так просто... ничего
не мерещится, потому что ничего нет... да я и всегда знал, что
нет... а странно, почти жаль, что нет... что нет ничего
такого... да, жаль... пусто как-то без этого...
-- Все-таки ты безнадежно глуп! Как тебе удается столько
лет притворяться умным? Тебе жаль твоего кошмара, твоего тихого
помешательства? Что же, пора домой, а там поглядим.
Нет, нет, это я так... не хочу, не хочу ничего
подобного...
-- То-то! И хватит бездельничать: тебе на днях уезжать,
собери вещи!
Да, да, верно... это разумно... я и так собирался, да все
ленился...
Вот мои вещи: в шкафу, на столе, на стульях... и на
вешалке, и в прихожей... почему их так много... я приехал сюда
с одним чемоданом... и уехать надо с одним чемоданом... чтобы
ничего лишнего...
Я начал с книг и бумаг на столе. Они, точно не желая мне
подчиняться, никак не складывались в ровную стопку и
расползались у меня под рукой.
Как я, однако, неловок...
Пачка вдруг наклонилась, книги заскользили вбок,
рассыпались и с глухим стуком легли на пол.
-- Ты рассеян и неуклюж. И опять похож на большую глупую
птицу. Э, да ты снова к чему-то прислушиваешься?
Мне, действительно, померещился чужой взгляд, и я пожалел,
что бросил входную дверь распахнутой.
-- Не оглядывайся! Не давай себе распускаться! Лучше
открой буфет и выпей чего-нибудь крепкого.
Что ж... это мысль...
Горлышко звякнуло о стакан... почему бутылка такая
скользкая...
Я попробовал придержать ее левой рукой, не выпуская
стакана, но он, вдруг оживший, выскользнул из пальцев и с
тоскливым звоном разбился, обрызгав мои брюки настойкой
зверобоя. Неловко дернув рукой, я сшиб с полки еще два стакана.
-- Ты неподражаем! Да не делай теперь глупую рожу, сумей
хотя бы над собой посмеяться. Ну, улыбнись же ты, идиот!
Стекло буфета отразило жалкое подобие улыбки.
Закрыть, закрыть дверь... сквозь нее вползает, вливается в
комнату чужое, страшное... копошатся в мозгу мутные злые
видения... ползут из закоулков сознания... и непонятные тягучие
звуки... да... звуки...
Я прислушался повнимательнее -- за стенкой в пустой
комнате скрипнул пол, потом еще и еще.
Это уже чепуха... никуда не годится... это... это...
-- Слуховая галлюцинация, -- получил я мгновенно
подсказку.
За стенкой раздавался тихий звон бьющегося стекла. Звон...
скрип пола... будто там кто-то ходит, повторяет мои движения...
снова скрип... брр, как неприятно...
-- Не будь дикарем. Каждый звук имеет свою механическую
причину и точное уравнение. Ты это знаешь лучше других.
Меняется влажность -- доски коробятся и скрипят.
Звон повторился... и скрип... тихие шаги...
-- Галлюцинация -- неужели не ясно? Пойди сам проверь, что
там пусто! Ключ на столе в прихожей!
Действительно, вот он ключ... откуда он знает... откуда я
знаю, где ключ...
-- Пойди убедись, что там пусто! Не то будешь всю ночь
чепуху придумывать. Да стакан можешь взять с собой, ты хозяин
здесь, пойми наконец!
Хозяин... неизвестно, кто здесь хозяин... хотя, стакан не
помешает...
В саду одиноко стрекотала цикада. Хороший... понятный
звук.
Мои окна ярко светились. Узкий луч пробивался под шторой и
выхватывал ветку акации, стручки мерцали восковой желтизной. Я
пытался заставить зрение отделить черноту деревьев от черноты
неба, но видел только белесые округлые линии.
Пульсируют белесые пятна... как мигающие глаза... висящие
в воздухе, выпученные, напряженно мигающие глаза... как много у
темноты глаз... глядят, глядят отовсюду, пронизывают
пространство... невидимые руки-щупальца тянут со всех сторон.
Крыльцо... с отъезда Юлия сюда не входили.
Ключ громко лязгнул в замке, и сверху вспорхнула бесшумная
тень.
-- Дурень, это ночная птица!
Темный страх втолкнул меня в дверь. Птица... конечно,
птица.
Ключ повернулся... щелчок... зачем это я...
Я лихорадочно шарил рукой вдоль косяка. Должен же быть
выключатель... только гладкая стенка... нужно зажечь спичку...
-- Спичку! Ха! Ты рассеян сверх меры. Спички остались там.
Я повернул ключ влево. Не отпирается... неужто заело...
вправо, и резко влево... снова нет... ах ты, дьявол... это же
ловушка...
-- Не распускайся! Сядь пусть привыкнут глаза к темноте.
Огненные точки плавали в воздухе. Как плавно они
двигаются... будто фонарики рыб... глубоко под водой... кругом
плавают рыбы... несут огоньки на усах-стебельках, на плавниках,
на спинах... рыбий карнавал... подводный праздник...
Иногда огоньки останавливались, и мне виделось, они
садятся на стол, стулья, стены... огоньки отдыхают... или мне
что-то показывают, а я не понимаю.
-- У тебя развинтились нервы. Это все в твоей сетчатке, и
только в ней. Возбуждаются колбочки, или просто нейроны, и
нигде ничего не плавает!
Нейроны... колбочки... тоска какая... завыть впору.
Огоньки закружились, поплыли вниз... собрались вместе...
осветилось пятно... там что-то готовится... страшное... все
страшное собирается... отовсюду... из моря, из воздуха...
убежать бы... страх подползает...
-- Хлебни, дурак, из стакана! Авось, поумнеешь немного.
