аресты, обещавшие пролить свет на тайну, никаких доказательств
причастности заподозренных к убийству не нашлось, и они были тут же
отпущены. Как ни трудно поверить, но со дня, когда нашли мертвое тело,
прошла, также безрезультатно, и третья неделя, а до нас с Дюпеном не
доходили даже отголоски этих событий, взбудораживших общественное
мнение. Мы так увлеклись изысканиями, за которыми позабыли все на свете,
что за месяц ни разу не вышли из дома проветриться, к нам тоже никто не
заглядывал, а в газетах мы просматривали вскользь только важнейшие
политические заметки. Первые сведения об убийстве доставил нам Г,
собственной персоной. Он зашел к нам среди дня 13 июля 18., года и
засиделся за полночь. Самолюбие его было глубоко уязвлено тем, что, как
он ни старался выследить убийц, все шло насмарку. На карту поставлена
его репутация, как выразился он в высоком стиле, отличающем истинного
парижанина. Более того - для него это вопрос чести. Взоры всего общества
обращены на него, и, мы можем ему поверить, нет таких жертв, перед
которыми он остановится, только бы раскрыть эту тайну. Он заключил свою
прозвучавшую довольно комично речь комплиментом, как он любезнейшим
образом выразился, "такту" Дюпена и тут же без обиняков сделал ему
безусловно выгодное предложение, точные условия которого я оглашать,
пожалуй, не вправе, что, впрочем, и не имеет прямого отношения к сути
моего рассказа.
Комплимент мой друг со всей учтивостью отклонил, а предложение
принял, хотя верным это дело назвать было никак нельзя. Как только
соглашение было достигнуто, префект пустился излагать свои соображения,
перемежая их пространными комментариями фактических данных, которыми мы
в ту пору еще не располагали. Несмотря на мои робкие намеки, на которые
я под конец отважился, он рассуждал без устали и, безусловно, со знанием
дела до тех пор, пока ночь не стала сонно клониться к утру. Дюпен сидел
в своем излюбленном кресле, прямой и чопорный, - живое воплощение
почтительного внимания. С самого начала беседы он не снимал очков, и,
заглянув невзначай за их зеленые стекла, я убедился, что он проспал
непробудным сном все эти каторжные семь-восемь часов, пока префект не
удалился, - разве что только не храпел.
С утра я получил в префектуре все материалы, какие им удалось
собрать, а в редакциях газет - по экземпляру каждого номера, в котором
печатались хоть мало-мальски существенные сведения об этом печальном
деле. Если отбросить явно досужие домыслы, то из всей груды этих
материалов можно было извлечь следующее:
Мари Роже ушла от матери, из дома на улице Паве Сен-Андре, около
десяти часов утра в воскресенье 22 июня 18., года. Уходя, она сказала
мосье Жаку Сент-Эсташу <Пэйну (Примеч, авт. )>, что проведет день у
тетки, проживающей на улице де Дром, больше об этом ее намерении не
слышал никто Улица де Дром - это короткий, узкий, но очень людный проезд
неподалеку от реки, и, если идти кратчайшим путем, примерно в двух милях
от пансиона мадам Роже. Сент-Эсташ - поклонник, пользовавшийся особой
благосклонностью Мари, с которой он был к тому времени помолвлен, снимал
комнату и столовался здесь же, в пансионе. К вечеру он должен был зайти
за своей нареченной и проводить ее домой. Однако под вечер зарядил
проливной дождь, и, решив, что она заночует у тетки (как уже случалось
не раз при подобных обстоятельствах), Сент-Эсташ счел, что их уговор
теряет силу. Уже к ночи слышали, как мадам Роже (болезненная
семидесятилетняя старуха) выразила опасение, что не видать ей больше
Мари; но тогда этим словам не придали значения.
В понедельник стало известно, что девица и не показывалась на улице
де Дром; она не вернулась домой и к вечеру, и только тогда были
предприняты розыски по городу и в ближайших предместьях. Но лишь на
четвертые сутки выяснилось, что с ней. В тот день (среда 25 июня) некто
мосье Боне <Кроммелин (Примеч, авт. )>, обследовавший со своим другом в
поисках Мари береговой участок неподалеку от заставы дю Руль в районе
выхода к реке улицы Паве Сен-Андре, услышал, что рыбаки доставили к
берегу выловленное в реке мертвое тело. Увидав покойницу, Бове после
некоторой заминки удостоверил, что это - труп продавщицы из парфюмерной.
Его друг опознал ее еще более решительно.
Лицо было покрыто черной запекшейся кровью, кровь шла и горлом. Пены,
обычной у утопленников, не было. Клетчатка сохранила пигментацию. Вокруг
горла виднелись кровоподтеки и следы пальцев. Руки были сложены на груди
и уже закоченели. Правая стиснута в кулак, левая - полуразжата. Левая в
запястье - дважды окольцована ссадинами, явно от веревок или веревки,
обкрученной в два витка. Правая рука в запястье и вся спина, особенно у
лопаток, - сильно ободраны. Чтобы отбуксировать тело к берегу, рыбаки
привязали его веревкой, но от нее ссадин не появилось. Шея сильно
вздулась. Ножевых ран и синяков от ударов на трупе не обнаружили. Кусок
узкой тесьмы оказался затянутым вокруг шеи с такой силой и так глубоко
врезался в тело, что его не сразу заметили; он был завязан тугим узлом
чуть пониже левого уха. Уже от одного этого смерть была неминуемой. В
медицинском заключении утверждалось, что пострадавшая была целомудренна.
Ее, отмечалось в нем далее, зверски изнасиловали. Состояние трупа
позволяло близким легко опознать покойницу.
Все на ней было изорвано и растерзано. Из платья, от края подола до
пояса, была выдрана полоса примерно в фут шириной, но не оторвана
совсем. Трижды обкрутив вокруг талии, ее завязали на спине петлей.
Сорочка под платьем была из дорогого муслина, и из нее выдрана полоса
дюймов в восемнадцать шириной, вырвали ее ровно и очень аккуратно. Она
осталась свободно накинутой на шею, концы связаны тугим узлом. Шляпка -
подвязана двумя шнурками, стянутыми поверх обрывка тесьмы и куска
муслина. Шнурки завязывала явно не женская рука - слипнотом или, иначе
морским узлом.
После установления личности труп, против обыкновения, не отправили в
морг (каковую формальность сочли не обязательной), а сразу предали земле
неподалеку от места, где его доставили на берег. Стараниями Бове, дело
удалось кое-как замять, и только через несколько дней тревожные слухи о
нем возымели действие. Наконец, делом занялся один еженедельник
<"Нью-Йорк мэрьгори" (Примеч, авт. )>, тогда труп эксгумировали и заново
исследовали; но ничего нового установить не удалось. Разве что только на
этот раз одежда была предъявлена матери и близким покойницы, и те в один
голос подтвердили, что именно эти вещи были на девушке, когда она
уходила из дома.
А тем временем общее возбуждение росло не по дням, а по часам.
Кого-то арестовывали и кого-то выпускали. Особенно серьезные подозрения
возбудил Сент-Эсташ, который к тому же поначалу не сумел объяснить
толком и по порядку, как он провел то воскресенье, когда Мари ушла из
дома. Впоследствии, однако, он представил мосье Г, письменное показание
под присягой с отчетом за каждый час того злосчастного дня, признанное
совершенно удовлетворительным. Поскольку время шло, а дело не двигалось
с места, поползли сотни самых разноречивых слухов, а журналисты
принялись строить догадки. Из таковых наибольший интерес вызвала версия,
будто Мари Роже и не думала умирать, а в Сене выловили труп какой-то
другой несчастной. Лучше всего привести для читателя несколько выдержек,
в которых это предположение высказывается. Нижеследующие отрывки -
дословный перевод Из "L'Etotle" <Нью-йорксыш "Браэер Джонатан",
выходящий под редакцией Х Хастингса Уэлда, эсквайра (Примеч, авт. )>,
газеты, которая и вообще ведется мастерски:
"Мадемуазель Роже оставила материнский кров воскресным утром 22 июня
18., года, с тем, якобы, чтобы навестить тетку или кого-то еще из родных
или близких на улице де Дром. С тех пор ее никто не видел. Всякий ее
след сразу же теряется, и о ней нет никаких вестей... Во всяком случае,
пока еще никто не заявлял, что хотя бы видел ее в то воскресенье после
ухода из дома... Далее: у нас нет данных, что Мари Роже оставалась в
живых после девяти часов 22 июня, зато доподлинно известно, что до
девяти она была жива. В четверг, в двенадцать часов дня, вылавливают
тело какой-то женщины, всплывшее у берега возле заставы дю Руль. Значит,
оно пробыло в воде, если даже допустить, что Мари Роже была брошена в
реку всего через три часа после своего ухода, только три дня, считая с
момента, когда она вышла на улицу, - трое суток с точностью до одного
часа. Но ведь только по недомыслию можно предполагать, что ее успели
убить, - если убита была действительно она, - в такое раннее время, что
убийцы могли бросить тело в реку до полуночи. Виновные в таких
чудовищных преступлениях скорее станут действовать в потемках, а не при
свете дня... Таким образом, мы убеждаемся, что если мертвой в реке
выловили Мари Роже, то она могла находиться в воде только двое с
половиной суток, от силы - трое. Опыт свидетельствует, что утопленники
или трупы, брошенные в воду сразу после убийства, всплывают только по
прошествии самое малое от шести до десяти суток; ранее разложение не
достигнет той стадии, когда тело поднимается на поверхность. Даже если
над затонувшим телом, не пробывшим еще под водой по крайней мере
пять-шесть суток, выстрелить из пушки и оно всплывет, то, если ему не
мешать, тут же затонет снова. Так вот и спрашивается: что же это за
неведомая сила вызвала в данном случае уклонение от правил,
установленных самой природой?.. Если бы этот истерзанный труп пролежал
на берегу до ночи со вторника на среду, то удалось бы напасть и на след
убийц. Но сомнительно, что труп уже успел бы всплыть и в том случае, -
если бы его бросили в реку через два дня после убийства. И уже
совершенно ни с чем не сообразно, чтобы злодеи, способные на такое
убийство, бросили тело в воду, не привязав груза, чтобы оно сразу пошло
ко дну; ведь принять такую меру предосторожности ничего не стоило".
Далее редактор доказывает, что тело должно было оставаться в воде "не
какие-нибудь дня три, а по крайней мере пятью три", если разложение
успело разрушить его настолько, что Бове с трудом узнал покойницу.
Последний пункт, однако, был полостью опровергнут. Продолжаю перевод:
"Каковы же, собственно, те доказательства, которые, по словам мосье
Бове, убедили его окончательно, что покойница и есть именно Мари Роже?
Он завернул рукав платья и заявил, что приметы сходятся, это - она. Люди
добрые поняли это так, что речь идет о каких-нибудь достаточно
характерных шрамах. Он же протер руку и отыскал на ней волоски - пустяк,
на наш взгляд, вообще не являющийся приметой и ничего не доказывающий -
все равно, что отыскать в рукаве руку. В ту среду мосье Бове не ночевал
дома, но в семь часов вечера мадам Роже передали от него, что следствие
еще не закончено. Если мадам Роже, при ее возрасте и в том горе, в каком
она была, действительно не могла прийти сама (что более чем вероятно),
то должен же был среди близких найтись хоть один, кто счел бы нелишним
явиться оказать содействие следствию, если они допускали мысль, что труп
мог быть телом Мари. Не явился никто. О том, чтобы сходить помочь, на
улице Паве Сен-Андре не было и речи, соседи по дому и не слышали об
этом. Мосье Сент-Эсташ, возлюбленный и будущий муж Мари, постоялец ее
матери, уверяет, будто впервые услышал, что нашли тело его нареченной,
только на следующее утро, когда к нему зашел мосье Бове и рассказал о
случившемся. И, зная, что это была за весть, мы просто поражаемся
