бочонок с октябрьским пивом и Хью Смоленым, он тут же опрокинул его. Из
бочонка хлынуло пиво потоком, таким бурным и стремительным, что сразу залило
всю лавку от стенки до стенки. Уставленный напитками стол перевернулся,
козлы для гробов поплыли ножками вверх, кадка с пуншем скатилась в камин, и
обе леди закатили истерику. Оплетенные соломой фляги наскакивали на
портерные бутылки; кубки, кружки, стаканы -- все смешалось в общей (((((
(схватке [фр.]). Человек-трясучка захлебнулся тут же, одеревенелый
джентльмен выплыл из своего гроба, а победоносный Дылда, обхватив за талию
могучую леди в саване, ринулся с нею на улицу, беря прямой курс на
"Независимую"; следом за ним, чихнув три или четыре раза, пыхтя и задыхаясь,
под легкими парусами несся Хью Смоленый, прихватив с собою ее высочество
Чумную Язву.
Между 1833 и 1835
Эдгар Аллан По.
Черт на колокольне
Перевод В.Рогова
Источник: "Эдгар По. Стихотворения. Проза", Изд-во "Худ.лит.", Москва, 1976,
Библиотека Всемирной литературы, Серия вторая - литература XIX в.
OCR: Alexander D.Jurinsson
"Который час?"
Известное выражение
Решительно всем известно, что прекраснейшим местом в мире является -
или, увы, являлся - голландский городок Школькофремен. Но ввиду того, что
он расположен на значительном расстоянии от больших дорог, в захолустной
местности, быть может, лишь весьма немногим из моих читателей довелось в
нем побывать. Поэтому ради тех, кто в нем не побывал, будет вполне уместно
сообщить о нем некоторые сведения. Это тем более необходимо, что, надеясь
пробудить сочувствие публики к его жителям, я намереваюсь поведать здесь
историю бедственных событий, недавно происшедших в его пределах. Никто из
знающих меня не усомнится в том, что долг, мною на себя добровольно
возложенный, будет выполнен в полную меру моих способностей, с тем строгим
беспристрастием, скрупулезным изучением фактов и тщательным сличением
источников, коими ни в коей мере не должен пренебрегать тот, кто
претендует на звание историка.
Пользуясь помощью летописей купно с надписями и древними монетами, я
могу утверждать о Школькофремене, что он со своего основания находился
совершенно в таком же состоянии, в каком пребывает и ныне. Однако с
сожалением замечу, что о дате его основания я могу говорить лишь с той
неопределенной определенностью, с какой математики иногда принуждены
мириться в некоторых алгебраических формулах. Поэтому могу сказать одно:
городок стар, как все на земле, и существует с сотворения мира.
С прискорбием сознаюсь, что происхождение названия "Школькофремен"
мне также неведомо. Среди множества мнений по этому щекотливому вопросу -
из коих некоторые остроумны, некоторые учены, а некоторые в достаточной
мере им противоположны - не могу выбрать ни одного, которое следовало бы
счесть удовлетворительным. Быть может, гипотеза Шнапстринкена, почти
совпадающая с гипотезой Тугодумма, при известных оговорках заслуживает
предпочтения. Она гласит: "Школько" - читай - "горький" - горячий',
"фремен" - непр.- вм. "кремень"; видимо, идиом. для "молния". Такое
происхождение этого названия, по правде говоря, поддерживается также
некоторыми следами электрического флюида, еще замечаемыми на острие шпиля
ратуши. Однако я не желаю компрометировать себя, высказывая мнения о столь
важной теме, и должен отослать интересующегося читателя к труду
"Oratiunculoe de Rebus Proeter-Veteris" ["Небольшие речи о давнем прошлом"
(лат.)] сочинения Брюкенгромма. Также смотри Вандерстервен, "De
Derivationibus" ["Об образованиях" (лат.)] (стр. 27-5010, фолио, готич.
изд., красный и черный шрифт, колонтитул и без арабской пагинации), где
можно также ознакомиться с заметками на полях Сорундвздора и комментариями
Тшафкенхрюккена.
Несмотря на тьму, которой покрыты дата основания Школькофремена и
происхождение его названия, не может быть сомнения, как я уже указывал
выше, что он всегда выглядел совершенно так же, как и в нашу эпоху.
Старейший из жителей не может вспомнить даже малейшего изменения в облике
какой-либо его части; да и самое допущение подобной возможности сочли бы
оскорбительным. Городок расположен в долине, имеющей форму правильного
круга,- около четверти мили в окружности,- и со всех сторон его обступают
пологие холмы, перейти которые еще никто не отважился. При этом они
ссылаются на вполне здравую причину: они не верят, что по ту сторону
холмов хоть что-нибудь есть.
По краю долины (совершенно ровной и полностью вымощенной кафелем)
расположены, примыкая друг к другу, шестьдесят маленьких домиков. Домики
эти, поскольку задом они обращены к холмам, фасадами выходят к центру
долины, находящемуся ровно в шестидесяти ярдах от входа в каждый дом.
Перед каждым домиком маленький садик, а в нем - круговая дорожка,
солнечные часы и двадцать четыре кочана капусты. Все здания так схожи
между собой, что никак невозможно отличить одно от другого. Ввиду большой
древности архитектура у них довольно странная, но тем не менее она весьма
живописна. Выстроены они из огнеупорных кирпичиков - красных, с черными
концами, так что стены похожи на большие шахматные доски. Коньки крыш
обращены к центру площади; вторые этажи далеко выступают над первыми. Окна
узкие и глубокие, с маленькими стеклами и частым переплетом. Крыши покрыты
черепицей с высокими гребнями. Деревянные части - темного цвета; и хоть на
них много резьбы, но разнообразия в ее рисунке мало, ибо с незапамятных
времен резчики Школькофремена умели изображать только два предмета - часы
и капустный кочан. Но вырезывают они их отлично, и притом о поразительной
изобретательностью - везде, где только хватит места для резца.
Жилища так же сходны между собой внутри, как и снаружи, и мебель
расставлена по одному плану. Полы покрыты квадратиками кафеля; стулья и
столы с тонкими изогнутыми ножками сделаны из дерева, похожего на черное.
Полки над каминами высокие и черные, и на них имеются не только
изображения часов и кочанов, но и настоящие часы, которые помещаются на
самой середине полок; часы необычайно громко тикают; по концам полок, в
качестве пристяжных, стоят цветочные горшки; в каждом горшке по капустному
кочану. Между горшками и часами стоят толстопузые фарфоровые человечки; в
животе у каждого из них большое круглое отверстие, в котором виден часовой
циферблат.
Камины большие и глубокие, со стоячками самого фантастического вида.
Над вечно горящим огнем - громадный котел, полный кислой капусты и
свинины, за которым всегда наблюдает хозяйка дома. Это маленькая толстая
старушка, голубоглазая и краснолицая, в огромном, похожем на сахарную
голову, чепце, украшенном лиловыми и желтыми лентами. На ней оранжевое
платье из полушерсти, очень широкое сзади и очень короткое в талии, да и
вообще не длинное, ибо доходит только до икр. Икры у нее толстоватые,
щиколотки - тоже, но обтягивают их нарядные зеленые чулки. Ее туфли - из
розовой кожи, с пышными пучками желтых лент, которым придана форма
капустных кочанов. В левой руке у нее тяжелые голландские часы, в правой -
половник для помешивания свинины с капустой. Рядом с ней стоит жирная
полосатая кошка, к хвосту которой мальчики потехи ради привязали
позолоченные игрушечные часы с репетиром.
Сами мальчики - их трое - в саду присматривают за свиньей. Все они
ростом в два фута. На них треуголки, доходящие до бедер лиловые жилеты,
короткие панталоны из оленьей кожи, красные шерстяные чулки, тяжелые
башмаки с большими серебряными пряжками и длинные сюртучки с крупными
перламутровыми пуговицами. У каждого в зубах трубка, а в правой руке -
маленькие пузатые часы. Затянутся они - и посмотрят на часы, посмотрят - и
затянутся. Дородная ленивая свинья то подбирает опавшие капустные листья,
то пытается лягнуть позолоченные часы с репетиром, которые мальчишки
привязали к ее хвосту, дабы она была такой же красивой, как и кошка.
У самой парадной двери, в обитых кожей креслах с высокой спинкой и
такими же изогнутыми ножками, как у столов, сидит сам хозяин дома. Это
весьма пухлый старичок с большими круглыми глазами и огромным двойным
подбородком. Одет он так же, как и дети,- и я могу об этом более не
говорить. Вся разница в том, что трубка у него несколько больше и дым он
пускает обильнее. Как и у мальчиков, у него есть часы, но он их носит в
кармане. Говоря по правде, ему надо следить кое за чем поважнее часов,- а
за чем, я скоро объясню. Он сидит, положив правую ногу на левое колено,
облик его строг, и, по крайней мере, один его глаз всегда прикован к
некоей примечательной точке в центре долины.
Точка эта находится на башне городской ратуши. Советники ратуши - все
очень маленькие, кругленькие, масленые и смышленые человечки с большими,
как блюдца, глазами и толстыми двойными подбородками, а сюртуки у них
гораздо длиннее и пряжки на башмаках гораздо больше, нежели у обитателей
Школькофремена. За время моего пребывания в городе у них состоялось
несколько особых совещаний, и они приняли следующие три важных решения:
"Что изменять добрый старый порядок жизни нехорошо";
"Что вне Школькофремена нет ничего даже сносного" и
"Что мы будем держаться наших часов и нашей капусты".
Над залом ратуши высится башня, а на башне есть колокольня, на
которой находятся и находились с времен незапамятных гордость и диво этого
города - главные часы Школькофремена. Это и есть точка, к которой обращены
взоры старичков, сидящих в кожаных креслах.
У часов семь циферблатов - по одному на каждую из сторон колокольни,-
так что их легко увидеть отовсюду. Циферблаты большие, белые, а стрелки
тяжелые, черные. Есть специальный смотритель, единственной обязанностью
которого является надзор за часами; но эта обязанность - совершеннейший
вид синекуры, ибо со школькофременскими часами никогда еще ничего не
случалось. До недавнего времени даже предположение об этом считалось
ересью. В самые древние времена, о каких только есть упоминания в архивах,
большой колокол регулярно отбивал время. Да, впрочем, и все другие часы в
городе тоже. Нигде так не следили за точным временем, как в этом городе.
Когда большой колокол находил нужным сказать: "Двенадцать часов!" - все
его верные последователи одновременно разверзали глотки и откликались, как
само эхо. Короче говоря, добрые бюргеры любили кислую капусту, но своими
часами они гордились.
Всех, чья должность является синекурой, в той или иной степени
уважают, а так как у школькофременского смотрителя колокольни
совершеннейший вид синекуры, то и уважают его больше, нежели кого-нибудь
на свете. Он главный городской сановник, и даже свиньи взирают на него
снизу вверх с глубоким почтением. Фалды его сюртука гораздо длиннее,
трубка, пряжки на башмаках, глаза и живот гораздо больше, нежели у других
городских старцев. Что до его подбородка, то он не только двойной, а даже
тройной.
Вот я и описал счастливый уголок Школькофремен. Какая жалость, что
столь прекрасная картина должна была перемениться на обратную!
Давно уж мудрейшие обитатели его повторяли: "Из-за холмов добра не
жди",- и в этих словах оказалось нечто пророческое. Два дня назад, когда
до полудня оставалось пять минут, на вершине холмов с восточной стороны
появился предмет весьма необычного вида. Такое происшествие, конечно,
привлекло всеобщее внимание, и каждый старичок, сидевший в кожаных
