волосы были тщательно зачесаны на лысину. Он сказал: "Мой
дорогой Дэвид, ты уже здесь? А я думал, что ты опаздываешь. Но
что случилось?"
Улыбка Дэвида оказалась короткоживущей. Он ответил: "Еще
один".
Доктор Хенри зашел за занавес, взглянул на мертвого и
пробормотал: "Вот те на!"
-- Можно и так сказать, -- заметил Дэвид.
-- Я думаю, -- сказал доктор Хенри, снимая очки и прочищая
их слабым силовым полем свого карманного очистителя, -- я
думаю, лучше закрыть ресторан.
Гаспер беззвучно открыл и закрыл рот, как рыба. Наконец он
сдавленно произнес: "Закрыть ресторан! Он открыт всего неделю.
Это катастрофа. Настоящая катастрофа!"
-- Всего лишь на час или около того. Нужно убрать тело и
осмотреть вашу кухню. Вы ведь хотите, чтобы мы раскрыли загадку
пищевого отравления, и для вас будет гораздо менее удобно, если
мы будем заниматься всем этим в присутствии обедающих.
-- Очень хорошо. Ресторан будет в вашем распоряжении, но
мне нужен час, чтобы все посетители кончили обедать. Надеюсь,
огласки не будет.
-- Никакой, уверяю вас. -- Морщинистое лицо доктора Хенри
было обеспокоено. -- Дэвид, позвони в Зал Совета и попроси
Конвея. У нас для таких случаев разработана процедура. Он
знает, что нужно делать.
-- А я должен оставаться? -- неожиданно вмешался Форестер.
-- Я болен.
-- Кто это, Дэвид? -- спросил доктор Хенри.
-- Он обедал вместе с мертвецом. Его зовут Форестер.
-- Ага. Боюсь, мистер Форестер, вам придется болеть здесь.
Ресторан был холоден и производил неприятное впечатление
своей пустотой. Пришли и ушли молчаливые оперативники. Они
эффективно атом за атомом проверили кухню. Теперь оставались
только доктор Хенри и Дэвид. Они сидели в пустом алькове. Света
не было, а кубики трехмерного телевидения на каждом столе
превратились в простые стекла.
Доктор Хенри покачал головой. "Мы ничего не выясним. Я это
знаю по опыту. Прости, Дэвид. Не так мы хотели отметить твой
выпуск".
-- Для этого будет еще время. Вы в своих письмах упоминали
случаи пищевого отравления, так что я был подготовлен. И все же
я не думал, что нужна такая абсолютная секретность. Если бы я
об этом знал, мог бы быть осторожнее.
-- Бесполезно. Нельзя вечно скрывать это дело. Мало-помалу
информация просачивается. Люди видят, как человек умирает за
едой, потом слышат об аналогичных случаях. И всегда за едой.
Плохо дело, а будет еще хуже. Ну, поговорим об этом подробнее
завтра, когда будешь у Конвея.
-- Подождите! -- Дэвид пристально посмотрел в глаза
старшему собеседнику. -- Что-то беспокоит вас больше, чем
смерть одного человека или даже смерть тысячи. Что-то, чего я
не знаю. Что это?
Доктор Хенри вздохнул. "Боюсь, Дэвид, что Земля в большой
опасности. Большинство Совета в это не верит, Конвей убежден
лишь наполовину, но я уверен, что это преднамеренное пищевое
отравление есть хитрая и жестокая попытка захватить контроль за
экономической жизню Земли и за парламентом. И до сих пор,
Дэвид, совершенно неизвестно, кто за этим стоит и как это
2. Житница в небе
Гектор Конвей, глава Совета Науки, стоял у окна своего
кабинета на последнем этаже Башни Науки, стройного сооружения,
возвышавшегося над северными пригородами Интернационального
Города. Город начал сверкать в ранних сумерках. Скоро вспыхнут
сплошные белые огни вдоль оживленных пешеходных дорог. Как
жемчуга, загорятся здания, когда оживут окна. Почти в самом
центре его окна виднелись отдаленные купола Залов Конгресса, и
среди них здание Исполнительной Власти.
Он был один в кабинете, а автоматический замок настроен
только на отпечатки пальцев доктора Хенри. Конвей чувствовал,
как напряжение слегка отпускает его. Скоро здесь будет Дэвид
Старр, неожиданно и чудесным образом выросший и готовый к
исполнению свого первого поручения в качестве члена Совета.
Конвей чувствовал себя так, будто ждет собственного сына.
Впрочем, в некотором смысле так оно и было. Дэвид Старр - его
сыном, его и Огастаса Хенри.
Вначале их было трое: он сам, Гас Хенри и Лоренс Старр!
Они вместе учились, вместе поступили в Совет науки и вместе
проводили первые расследования; а затем Лоренс Старр получил
повышение. Этого следовало ожидать: из всех троих он был самым
талантливым.
Он получил должность на Венере, и впервые за все время они
взялись за новую работу не вместе. Лоренс улетел с женой и
сыном. Женой была Барбара. Прекрасная Барбара Старр! Ни Хенри,
ни сам Конвейтак и не женились: ни одна девушка не могла
сравниться с Барбарой в их памяти. Когда родился Дэвид, они
стали дядей Гасом и дядей Гектором, пока ребенок не начал
путаться и называть отца дядей Лоренсом.
А потом во время полета на Венеру на корабль напали
пираты. Произошло массовое убийство. Пираты не берут в космосе
пленных, и через два часа свыше ста человек были мертвы. Среди
них -- Лоренс и Барбара.
Конвей помнил день, помнил даже минуту, когда эта новость
достигла Башни Науки. Патрульные корабли ринулись в космос,
выслеживая пиратов; они атаковали пиратские логова в астероидах
с беспрецедентной яростью. Поймали ли они того самого пирата,
который взорвал идущий на Венеру корабль, так и осталось
неизвестным, но с этого года силы пиратов были окончательно
подорваны.
И патрульные корабли обнаружили кое-что еще: крошечную
спасательную шлюпку, летящую по опасной орбите между Венерой и
Землей и издающую по радио холодные автоматические призывы о
помощи. Внутри находился ребенок. Испуганный четырехлетний
мальчик, который много часов отказывался говорить,
повторяя только: "Мама сказала, чтобы я не плакал".
Это был Дэвид Старр. События, о которых он рассказал,
увидены детскими глазами, но истолковать их было нетрудно.
Конвей по-прежнему ясно представлял себе последние минуты в
погибавшем корабле: Лоренс Старр, умирающий в контрольной
рубке, куда врываются пираты; Барбара с бластером в руке с
отчаянной торопливостью усаживает Дэвида в шлюпку, стараясь как
можно лучше установить показания на приборах, и выпускает
шлюпку в космос. А потом?
У нее в руках было оружие. До последнего мгновения она
использовала его против врагов, а когда это стало невозможно,
против себя.
Конвею было больно думать об этом. Больно, и он хотел
сопровождать патрульные корабли, чтобы своими руками превращать
пиратские пещеры в пылающий океан атомного уничтожения. Но
члены Совета Науки, сказали ему, слишком ценны, чтобы рисковать
ими в полицейских акциях, поэтому он остался дома и читал
бюллетени новостей, как только они появлялись на ленте
телепроектора.
Вместе они с Огастасом Хенри усыновили Дэвида и посвятили
свои жизни тому, чтобы стереть ужасные воспоминания. Они стали
для Дэвида отцом и матерью; они лично присматривали за его
воспитанием; они растили его с одной мыслью: сделать его таким,
каким был Лоренс Старр.
Он превзошел их ожидания. Ростом с Лоренса, достигая
шести футов, длинноногий и жесткий, с холодными нервами и
быстрыми мышцами атлета, с резким, ясным умом первоклассного
ученого. И кроме того, в его каштановых чуть волнистых волосах,
в ясных, широко расставленных карих глазах, в ямочке на
подбородке, которая исчезала, когда он улыбался, -- во всем
этом было что-то, напоминавшее Барбару.
Он пронесся сквозь годы обучения, оставляя за собой след
искр и пепла от прежних рекордов как на игровых полях, так и в
аудиториях.
Конвей был обеспокоен. "Это неестественно, Гас. Он
превосходит отца".
А Хенри, который не верил в ненужные речи, попыхивал
трубкой и гордо улыбался.
-- Мне не хочется этого говорить, -- продолжал Конвей, --
потому что ты будешь надо мной смеяться, но есть в этом что-то
не вполне нормальное. Вспомни, ребенок двое суток находился в
космосе, отсолнечной радиации его защищал лишь тонкий корпус
шлюпки. Он находился всего лишь в семидесяти миллионах миль от
Солнца в период максимальной активности.
-- По-твоему, что Дэвид должен был сгореть, -- сказал
Хенри.
-- Не знаю, -- пробормотал Конвей. -- Воздействие радиации
на живую ткань, на человеческую (п) живую ткань имеет свои
загадки.
-- Естественно. Эта не та область, в которой осуществим
эксперимент.
Дэвид окончил колледж с высочайшими баллами. На уровне
выпускника он умудрился выполнить оригинальную работу по
биофизике. Он оказался самым молодым полноправным членом Совета
Науки.
Для Конвея во всем этом заключалась и потеря. Четыре года
назад его избрали главой Совета Науки. За подобную честь он
отдал бы жизнь, но он знал, что если бы Лоренс Старр жил,
избран был бы более достойный.
И он утратил все контакты с Дэвидом, кроме редких и
случайных, потому что быть главой Совета Науки означает
посвятить себя проблемам всей Галактики. Даже на выпускных
экзаменах он видел Дэвида лишь на расстоянии. За последние
четыре года он разговаривал с ним едва ли четыре раза.
Поэтому его сердце забилось, когда он услышал, как
открывается дверь. Он повернулся и быстро пошел навстречу
вошедшим.
-- Гас, старина. -- Он протянул руку. -- Дэвид, мальчик!
Прошел час. Уже была ночь, когда они смогли перестать
говорить о себе и обратились к делам вселенной.
Начал Дэвид. Он сказал: "Я сегодня впервые был свидетелем
смерти от отравления, дядя Гектор. Я знал достаточно, чтобы
предотвратить панику. Но хотел бы знать больше, чтобы помешать
отравлению".
Конвей мрачно кивнул. "Столько не знает никто. Я полагаю,
Гас, это был опять марсианский продукт".
-- Невозможно сказать, Гектор. Но в деле фигурируют
марсианские сливы.
-- Предположим, -- сказал Дэвид Старр, -- вы расскажете
мне все, что мне дозволено знать.
-- Все очень просто, -- сказал Конвей. -- Ужасно просто.
За последние четыре месяца примерно двести человек умерли сразу
после того, как поели выращенные на Марсе продукты. Яд
неизвестен, и симптомы не принадлежат никакой болезни. Быстрый
полный паралич нервов, контролирующих работу диафрагмы и мышц
груди. Вследствие этого паралич легких и смерть через пять
минут.
Дело даже хуже. В нескольких случаях жертвы были захвачены
вовремя, мы применяли искусственное дыхание, как ты, и даже
искусственные легкие. Все равно смерть через пять минут.
Поражено и сердце. Вскрытие не показывает ничего, кроме
невероятно быстро развивающегося поражения нервов.
-- А отравленная пища? -- спросил Дэвид.
-- Тупик, -- ответил Конвей. -- Отравленный кусок или
порция полностью усваивается. Другие образцы того же сорта на
столе и в кухне абсолютно безвредны. Мы скармливали их животным
и даже добровольцам. Исследование содержание желудка
мертвых дает неопределенные результаты.
-- Откуда же вы тогда знаете, что пища отравлена?
-- Потому что смерть во всех случаях после марсианской еды
-- это не просто совпадение.
Дэвид сказал задумчиво: "И, по-видимому, болезнь не
заразна".
-- Нет. Хвала звездам за это. Но даже и так положение
тяжелое. Пока мы, как могли, сохраняли все в полной тайне, при
