Милославских был другой способный человек, И. М. Милославский, падкий на
интригу, изворотливый и лишенный твердых нравственных понятий. За Иваном
Милославским стоял родовитый князь И. А. Хованский, который не столько
дружил с Милославскими, сколько не любил их противников. Но Хованский и
Голицын не были деятельными участниками той политической интриги, которая
была ведена в мае 1682 г. преимущественно Софьей и Милославскими против
Нарышкиных.
В последние дни царя Федора и в первые дни царствования Петра
московские стрельцы пришли в некоторое движение. Стрелецкое войско было
сформировано в полки, носившие название по фамилиям полковников. Жило оно
отдельно от прочего населения Москвы, в особых "стрелецких слободах" в
разных частях города. И сами стрельцы, и их семьи помимо службы занимались
промыслами и мелкой торговлей. Поэтому стрельцы, имея военную организацию, в
то же время не были замкнуто живущим военным сословием, а сохраняли живые
связи с остальным московским населением. В начале 1682 г. главным
начальником стрелецкого войска был князь Юрий Алексеевич Долгорукий,
"развалина от старости и паралича", как характеризует его С. М. Соловьев. Он
не мог поддержать должной дисциплины. Полковники стрелецкие начали
притеснять стрельцов, стрельцы на злоупотребления властью отвечали
нарушением порядка. В грубой форме заявляют они протест против притеснений,
подавая с ругательствами челобитья на начальников и употребляя силу для
освобождения наказанных товарищей. Это движение началось еще при Федоре, а
при новом правительстве выразилось довольно резко: сразу от 16 полков подана
была во дворец челобитная на полковников с угрозой, если не накажут
полковников, расправиться с ними самосудом. Правительство Натальи Кирилловны
сделало промах: вместо спокойного расследования дела оно с испуга уступило
стрельцам и, уволив полковников, взыскало с них все денежные к ним претензии
стрельцов. Уступка разнуздала стрельцов окончательно, дисциплины не стало,
самосудом расправлялись они со всеми неприятными им начальниками. Полный
беспорядок царил в слободах. С переменой правительства стрельцы
почувствовали, что они -- сила, которой боятся даже во дворце.
Всеми этими обстоятельствами воспользовалась партия Милославских, чтобы
направить движение в свою пользу, сообщить ему политический характер,
которого оно до сих пор не имело. Через преданных себе стрельцов эта партия
постаралась возбудить неудовольствие полков против правительства Петра,
перенести их внимание от своих стрелецких дел на политическое положение.
Стрельцы усердно рассказывали, что за малолетним Петром стоят бояре
"изменники", которые не хотят ему добра и государством управляют в свою
пользу, а другим во вред; эти изменники злоумышляют на царскую семью, т.е.
на царя Ивана и на Милославских. Стрельцы верили всем этим слухам и главными
изменниками считали (конечно, по наущению Милославских) Матвеева, Нарышкиных
и Языкова. Они явно грозили "свернуть шею" этим лицам и готовы были стать за
царя и за благополучие царской семьи. Милославским, таким образом, удалось
настроить стрельцов против своих политических противников. Между стрельцами
был распространен список изменников, которых следовало истребить, но
Милославские ждали еще приезда в Москву опаснейшего своего противника
Матвеева, чтобы истребить и его, и потому удерживали стрельцов от
решительных действий. Матвеев приехал 11 мая и хотя был предупрежден о
волнениях стрельцов, но не придал им большого значения и не принял
предосторожностей.
15 мая произошел так называемый стрелецкий бунт. Милославские дали
знать утром этого дня в стрелецкие слободы, что изменники задушили царя
Ивана. Стрельцов звал и в Кремль. В боевом порядке выступили стрелецкие
полки в Кремль, успели занять кремлевские ворота, прекратили сношения Кремля
с остальным городом и подошли ко дворцу. Во дворце собрались, услыша о
приближении стрельцов, бояре, бывшие в Кремле, и патриарх. Из криков
стрельцов они знали, зачем явилось стрелецкое войско, знали, что они считали
царя Ивана убитым. Поэтому на дворцовом совете было решено показать
стрельцам и Ивана, и Петра, чтобы сразу убедить их в полном отсутствии
всякой измены и смуты во дворце. Царица Наталья вывела обоих братьев на
Красное крыльцо, и стрельцы, вступив на разговор с самим Иваном, услышали от
него, что "его никто не изводит, и жаловаться ему не на кого". Эти слова
показали стрельцам, что они жертва чьего-то обмана, что изменников нет и
истреблять некого. Старик Матвеев умелой и сдержанной речью успел успокоить
стрельцов настолько, что они хотели разойтись. Но Михаил Юрьевич Долгорукий
испортил дело. Будучи, после отца своего Юрия, вторым начальником
Стрелецкого приказа и думая, что теперь стрельцы смирились совсем, он
отнесся к толпе с бранью и грубо приказывал ей расходиться. Стрельцы,
рассердясь и подстрекаемые людьми из партии Милослав-ских, бросились на
него, убили его и, опьяненные первым убийством, бросились во дворец искать
других "изменников". Матвеева они схватили на глазах царицы Натальи и Петра
(некоторые рассказывали, что даже выхватили из их рук) и рассекли на части;
за Матвеевым были схвачены и убиты бояре князь Ромодановский, Аф. Кир.
Нарышкин и другие лица. Особенно искали стрельцы ненавистного Милославским
Ив. Кир. Нарышкина, способнейшего брата царицы, но не нашли, хотя обыскали
весь дворец. Убийства совершались и вне дворца. В своем доме был убит князь
Юрий Долгорукий. На улице схвачен и потом убит Ив. Макс. Языков,
представитель третьей дворцовой партии. Над трупами убитых стрельцы ругались
до позднего вечера и, оставив караул в Кремле, разошлись по домам.
16 мая возобновились сцены убийства. Стрельцы истребили всех тех, кого
сторона Милославских считала изменниками. Но желаемого Ив. Кир. Нарышкина не
нашли и в этот день -- он искусно прятался во дворце. 17 мая утром стрельцы
настоятельно потребовали его выдачи, как последнего уцелевшего изменника.
Чтобы прекратить мятеж, во дворце нашли необходимым выдать Ивана
Кирилловича. Он причастился и предался стрельцам, его пытали и убили. Этим
окончился мятеж.
Петр и его мать были потрясены смертью родных, ужасами резни, которая
совершалась на их глазах, и оскорблениями, которые получали они от грубых
стрельцов. Около них не осталось ни одного помощника и советника: все их
сторонники были истреблены, а уцелевшие попрятались. У Милославских, таким
образом, исчезли их политические противники. Хозяевами дел становились
теперь они, Милославские;
представительницей власти стала Софья, потому что Наталья Кирилловна
удалилась от дел. В те дни ее грозили даже "выгнать из дворца". Вступление
во власть со стороны Милославских выразилось тотчас же после бунта тем, что
места, занятые прежде в высшей московской администрации людьми, близкими к
Нарышкиным, еще до окончания бунта перешли к сторонникам Софьи. Князь В. В.
Голицын получил начальство над Посольским приказом; князь Ив. Андр.
Хованский с сыном Андреем стали начальниками Стрелецкого приказа (т.е. всех
стрелецких войск). Иноземский и Рейтарский приказы подчинены были Ив. Мих.
Милославскому.
Но, завладев фактически властью, уничтожив одних и устранив отдел
других своих врагов, Софья и ее сторонники не заручились еще никаким
юридическим основанием своего господствующего положения. Таким юридическим
основанием могло быть воцарение царя Ивана и передача опеки над ним
какому-нибудь лицу его семьи. Этого Софья достигла помощью тех же стрельцов.
Конечно, по наущению ее сторонников, стрельцы били челом о том, чтобы
царствовал не один Петр, а оба брата. Боярская дума и высшее духовенство,
боясь повторения стрелецкого бунта, 26 мая провозгласили первым царем Ивана,
а Петра -- вторым. Немедленно затем стрельцы били челом о том, чтобы
правление поручено было, по молодости царей, Софье. 29 мая Софья согласилась
править. Мятежных, но верных ей стрельцов Софья угощала во дворце. Таким
образом, партия Софьи достигла официального признания своего политического
главенства.
Однако все население Москвы и сами стрельцы сознавали, что стрелецкое
движение, хотя и вознаграждалось правительством, было все-таки незаконным
делом, бунтом. Сами стрельцы поэтому боялись наказания в будущем, когда
правительство усилится и найдет помимо них опору в обществе и внешнюю силу.
Стараясь избежать этого, стрельцы требуют гарантий своей безопасности,
официального признания своей правоты. Правительство не отказывает и в этом.
Оно признает, что стрельцы не бунтовали, а только искореняли измену. Такое
признание и было засвидетельствовано всенародно в виде особых надписей на
каменном столбе, который стрельцы соорудили на Красной площади в память
майских событий.
Постройка такого памятника, прославлявшего мятежные подвиги, еще более
показала народу, что положение дел в Москве ненормально и что стрельцы, до
поры до времени, единственная сила, внушающая боязнь даже дворцу. Этой
грозной силой задумали воспользоваться некоторые расколоучители. Находясь
под церковным проклятием (церковный собор 1666--1667 г. изрек анафему на
раскольников), раскольники задумали избавиться от проклятия и восстановить
"старое благочестие" в русской церкви тем же путем, каким Милославские
достигли власти, т.е. [с] помощью стрельцов. Расколоучители повели в
стрелецких слободах деятельную и успешную агитацию для этой цели.
Результатом ее было новое волнение значительной части только что
успокоившихся стрельцов. Через своего начальника И. Д. Хованского стрельцы
требовали пересмотра вероисповедного вопроса. Хованский, несколько
сочувствовавший раскольникам, дал ход этому требованию, и правительство,
опасаясь отказом раздражить стрельцов, назначило на 5 июля в Грановитой
палате дворца диспут между православной иерархией и расколоучителями. Этот
диспут вызвал уличные беспорядки, на самом диспуте спорили долго и благодаря
отсутствию определенного плана прений не пришли ни к какому результату. Тем
не менее раскольники провозгласили победу. Масса московского населения, с
напряженным вниманием ожидавшая исхода диспута, была введена в немалый
соблазн рядом скандалов и отсутствием твердой власти, не смогшей поддержать
порядка, и неизвестностью -- где же церковная истина? Правительство же было
смущено тем, что в этот день ясно увидело, как ненадежно стрелецкое войско;
стрельцы оскорбляли Софью, когда она вмешивалась в диспут, поддерживали
раскольников ("променяли государство на шестерых чернецов", как выразилась
Софья) и слушались обожаемого ими Хованского гораздо более, чем повиновались
правительству. После диспута у Софьи стало две заботы: лишить раскольников
стрелецкой поддержки и обуздать Хованского. который мог злоупотреблять
привязанностью стрельцов. Первого Софья скоро достигла. Увещаниями и
подачками она склонила стрельцов отстать от расколоучителей. Одного из них
казнила (Никиту Пустосвята), других сослала. Не так легко было свести счеты
с Хованским.
Прямо сместить Хованского Софья боялась, потому что это могло
раздражать стрельцов и повести к новым беспорядкам. Терпеть же его во главе
военной силы казалось невозможным. Помимо того бестактного поведения, каким
он отличался во время раскольничьего движения, Хованский вел себя дурно и в
последующее время: он льстил стрельцам, уронил дисциплину; ходили слухи, что
