Волынский никогда не был противником самодержавия. Волынский никогда не
был сторонником умаления монаршей власти. Авторы кондиций 1730 года в этом
смысле политически стояли гораздо выше его! Волынский - только патриот-рефор-
матор; он страдал за Россию, желая блага и просвещения народу своему, но поч-
вы под ногами не имел. Реформы его никогда осуществлены не были и остались на
бумаге, а сама бумага привела его на эшафот. Начиная борьбу за честь попран-
ного русского имени, Волынский желал опираться лишь на свое положение минист-
ра и борьбы не начал, пока не достиг высшей власти. У него не было никаких
связей с народом, не было связей даже со шляхетством. Он не был близок и с
гвардией! Елизавета оказалась в более выгодном положении - ее несли через
сугробы храбрые гренадеры, ее поддерживали версальские интриги и деньги. А
кто шел за Волынским?.. Лишь группа конфидентов, людей умных и толковых, но
раздавить эту "партию" первоначальной русской интеллигенции самодержавию было
легко. Никто даже не пикнул в их защиту, ибо в народе их вовсе не знали... В
этом глубокая трагедия Волынского - и личная, и общественная!
Елизавета Петровна сразу же сняла клеймо преступности с Волынского и кон-
фидентов, она обелила их потомство, но далее этого не пошла. Поминать прежние
злодейства монархов тогда не было принято, и о Волынском вообще помалкивали.
Это нарочитое замалчивание крупного политического процесса продолжалось
вплоть до воцарения на престоле Екатерины II, и вот здесь начинается очень
любопытный момент в истории русского самодержавия.
Подле Екатерины II находился один из умнейших людей России того времени -
дипломат и политик Никита Панин, тайком от правительства изучавший русскую
историю по архивным документам. Это был очень хитрый противник Екатерины,
считавший ее узурпатором, и ему же в 1764 году (в год убийства Иоанна) Екате-
рина поручила изучить процесс Волынского... Панин, мужчина холеный и полнок-
ровный, вдохнул в себя смрад застенков Ушакова, вчитался в стоны пытошные,
и-от ужаса его чуть было не разбил паралич! В дневнике педагога Семена Поро-
шина с протокольной точностью зарегистрированы изречения Панина о деле Во-
лынского, как о деле, сфабрикованном на пытках конфидентов. "Никита Иванович,
хотя и признавал, что Волынский был человек свирепой и жестокосердой в парти-
кулярной жизни, однако говорил при том, что имел многие достоинства в жизни
публичной, был разумен, в делах весьма знающ, расторопен, бескорыстен, верной
сын отечества..." Панин в назидание царице предложил Екатерине самой прочесть
дело Волынского!
Она прочла его. Вывод был совсем неожиданный - Екатерина составила полити-
ческое завещание. "Сыну моему и всем моим потомкам советую и поставляю (в
правило), - наказывала она, - читать сие дело Волынского от начала и до кон-
ца, дабы они видели и себя остерегали от такого беззаконного примера". Как
раз в этот период возле Екатерины находился консультантом адмирал Соймонов, -
этот человек, сам конфидент Волынского, вполне мог способствовать такому оди-
озному решению императрицы. Екатерина II писала далее, что "Волынский был
горд и дерзостен в своих поступках, однако не изменник, но, напротив того,
добрый и усердный патриот и ревнителен к полезным поправлениям своего оте-
чества!".
Наконец, что особенно важно, Екатерина в своем завещании коснулась насущ-
ного вопроса XVIII века - сказала о пытках:
"Еще из того дела видно, сколь мало положиться
можно на щеточных речей, ибо до пыток все сии несча-
стные утверждали невинность Волынского, а при пытке
говорили все, что злодеи их хотели. Странно, как роду
человеческому пришло на ум лучше утвердительно ве-
рить речи в горячке (т. е. в страданиях) бывшаго чело-
века, нежели с холодною кровью. Всякой пытанной
в горячке и сам уже не знает, что говорит".
Читали ли цари кровавое дело Волынского? Исполнялся ли ими политический
завет Екатерины? На подлиннике пытошного дела сохранились пометы царских рук
в череде романовских поколений. Вот как складывалось отношение к делу Волынс-
кого в семье Романовых:
Павел I (1796-1801) - убит буквально за изучением дела Волынского, весь
его кабинет был завален пытошными листами;
Александр I (1801-1825) - не читал;
Николай I (1825-1854) - читал в 1833 году;
Александр II (1854-1881) - не читал;
Александр III (188 1-1894) - не читал;
Николай II (1894-1917) - в 1900 году, как раз на грани XX века, исполнил
завет своей прапрапрабабки - ознакомился с делом Волынского, но никаких выво-
дов для себя, кажется, не сделал...
Так-то вот дело Артемия Волынского, начавшееся при Бироне, дотянулось поч-
ти до дней революции и косвенно сыграло даже положительную роль. Но, оправдав
Волынского в глазах самодержавия, Екатерина II ничего не сделала, чтобы реа-
билитировать Волынского всенародно. Робкая историческая наука того времени не
простиралась далее изучения времен Годунова и Лжедмитрия. А народ сохранил о
Волынском только сказки - как о колдуне и лошаднике: будто Волынский умел
проходить сквозь стены, умел повелевать собаками, которые считали его своим
собачьим царем; в народе считалось, что на эшафоте 1740 года топоры палачей
рубили поддельную тряпичную куклу, а сам Волынский сумел исчезнуть в Сибири-
Народу он запомнился как кудесник!
Самодержавие, легализировав для себя Волынского, хранило его дело, как
тайну, за семью печатями в имперских архивах. Слово теперь за писателями! Но
как Волынский прорвется теперь через царскую цензуру? Каким он предстанет пе-
ред читателем?..
Волынского стали поднимать декабристы.
КОНФИДЕНТ ДЕКАБРИСТОВ
Волынский не был для них далек по отошедшему времени - они разделены исто-
рически кратким промежутком всего в 80 лет.
Он стал очень близок декабристам по духу. Сами заговорщики, они и полюбили
в Волынском заговорщика, борца против тирании. Кондратий Рылеев - образец че-
ловека, в котором гражданин стоял выше поэта. Он и был первым писателем в
России, поднявшим имя Волынского на щит борьбы за свободу. Рылеев обрел себе
славу на писании "дум", в которых воспевал патриотизм предков... Святослав,
Дмитрий Донской, Курбский, Марфа-Посадница, Ермак, Иван Сусанин, Богдан
Хмельницкий, Яков Долгорукий, Наташа Долгорукая, Державин! Но такого высокого
накала, такой звонкой страсти, как в "Думе о Волынском", Рылеев нигде еще не
достигал. Там, где перо декабриста касалось Волынского, поэт становился неуз-
наваем...
Декабристы всегда пристально вглядывались в героику прошлого. В самые тра-
гические моменты истории вдруг распрямлялись гигантские силы русской нации.
Порождались ратоборцы и страстотерпцы, увлекая за собой народ мечом или сло-
вом. Вся передовая литература декабристского периода была литературой истори-
ческой. Рылеев шел в этой же фаланге... Его думу о Ермаке запел народ: "Реве-
ла буря, дождь шумел; во мраке молнии блистали; и беспрерывно..."
Волынский! Рылеев поднял его "до уровня высокого революционного символа
эпохи декабристского движения. Волынский в его изображении прежде всего обра-
зец любви к отечеству священной, борец против тирании, пламенный патриот, сын
России, символ политического мученичества". Рылеев в горниле вдохновения вы-
ковывал Волынского таким, каким Волынский никогда не был, но какой был нужен
декабристам в целях пропаганды восстания. Изобличая самодержавие, Рылеев про-
тивопоставил ему образ Волынского:
Вражда к тиранству закипит
Неукротимая в потомках -
И Русь священная узрит
Власть чужеземную в обломках.
Так, сидя в крепости, в депях,
Волынский думал...
Любовью к родине дыша,
Да все для ней он переносит
И, благородная душа,
Пусть личность всякую отбросит.
Грамотный читатель понимал, в кого запущены рылеевские стрелы. Здесь каж-
дое слово сигнализировало о предстоящей схватке с царизмом. Каждая строфа
взрывала бурю гражданских чувств в читателе. Рылеев достиг того, что имя Во-
лынского стало знаменем... Думу о нем он напечатал в 1822 году. И тогда же
садится за новые стихи о Волынском. На этот раз "слова-сигналы" отброшены -
декабрист бросает обвинения прямо к престолу. Рождаются стихи "Голова Волынс-
кого (Видение императрицы Анны)", и здесь Анна Кровавая предстает как главный
виновник всех преступлений...
Однажды пир шумел в дворце,
Гремела музыка на хорах;
У всех веселье на лице
И упоение во взорах...
Царица в Тронную одна
Ушла украдкою от шума...
Да, словно полуночный сыч, она любила блуждать по темным комнатам, прислу-
шиваясь ко всему, приглядываясь...
"Я здесь! - внезапно зазвучал
По сводам Тронной страшный голос...
Она взглянула - перед ней
Глава Волынского лежала
И на нее из-под бровей
С укором очи устремляла...
Кровь! Всюду кровь. Весь престол залит кровью.
"Посинелые уста" Волынского вопрошают ее:
Что медлишь ты? Давно я жду
Тебя к творцу на суд священный;
Там каждый восприемлет мзду;
Равны там царь и раб презренный!
Конечно, такое цензура пропустить не могла. А вскоре поэт вышел на Сенатс-
кую площадь... Его постигла казнь - такая же жестокая, как и казнь его люби-
мого героя. Когда декабристы строились в каре на площади, они подлинного Во-
лынского не знали. Их вдохновлял идеальный образ гражданина-патриота, и пото-
му в день восстания Волынскому было суждено как бы незримо воспарить над де-
кабристским каре...
От рылеевского образа Волынского, служившего целям революционной пропаган-
ды, Волынский уже самостоятельно шагнул в русское искусство! Консерваторы его
обходили стороной, Карамзин его полностью игнорировал. Но Александр Пушкин и
Николай Тургенев изучали процесс Волынского. Декабрист Сергей Глинка написал
историю Волынского, а драматург Владислав Озеров еще раньше разработал план
трагедии о нем. Это было время, когда "декабристы разбудили Герцена"; Огарев
вспоминал:
Везде шегггалися; тетради
Ходили в списках по рукам;
Мы, дети, с робостью во взгляде,
Звучащий стих, свободы ради,
Таясь, твердили по ночам...
Волынский скоро появился в театре, драма о нем долго не сходила с импера-
торской и провинциальной сцены. Писемский написал о Волынском пьесу, Волынс-
кий ожил в исторической повести Булкина "Сыщики", в романе Зарина-Несвицкого
"Тайна поповского сына". Хочу напомнить читателю о больших живописных полот-
нах академика живописи, гарибальдийца Валерия Якоби; художник почт с докумен-
тальной точностью воспроизвел эпоху Анны Кровавой, а Волынский на картинах
Якоби - как струна, дрожащая в напряжении ярости... Наконец, в 1900 году была
поставлена опера Арсения Корещенко "Ледяной дом", где кабинет Волынского для
первого акта был расписан знаменитым А. Я. Головиным, а партию герцога Бирона
пропел молодой тогда и красивый Федор Шаляпин...
Но меня сейчас волнует другое. Стихотворения Рылеева о Волынском оказались
вдруг на столе квартиры директора училищ Тверской губернии. Здесь, в тенистой
тишине старинных лип и вязов, за простым рабочим столом, писался роман "Ледя-
ной дом". Тоща был 1833 год. Автору исполнилось сорок лет.
ДОМ ЛЕДЯНОЙ
И УВАЖЕНИЕ К ТРЕДИАКОВСКОМУ
Ивана Лажечникова называли русским Вальтером Скоттом, и Волынскому под его
