мраке призрак "Бисмарка". Страх (иначе не назовешь!) был, приведен в
действие.
БЛЕСТЯЩИЙ МАНЕВР АНГЛИИ
В нефтяных "ямах" крейсеров ближнего прикрытия оставалось топлива еще на
целые сутки движения по курсу PQ-17, после чего подразумевался их отход:
дальше караван поведут эсминцы Брума и суда эскорта, а в секретной точке
рандеву советские корабли подхватят эстафету охраны.
Караван теперь представлял великолепное зрелище: после торпедной атаки с
воздуха и гибели кораблей транспорта опять сплотились в порядке походного
ордера, хотя некоторые из них еще горели. Но они - шли. Они шли к цели.
И они пойдут к гибели, когда их настигнут слова:
"КОМАНДИРУ ЭСКОРТА,
КОМАНДУЮЩЕМУ ФЛОТОМ МЕТРОПОЛИИ ОТ АДМИРАЛТЕЙСТВА. ВВИДУ УГРОЗЫ СО СТОРОНЫ
НАДВОДНЫХ КОРАБЛЕЙ ПРОТИВНИКА НЕОБХОДИМО РАССРЕДОТОЧИТЬСЯ..."
* * *
На мостике крейсера - голос из репродуктора:
- Радиорубка - мостику: у нас квитанция в коде.
- О черт! - Вахтенный офицер, скользя по решеткам пудовыми от сырости
сапожищами, срывает ледяной микрофон: - Мостик - радиорубке: квитанцию в
кают-компанию... Что? Я не слышу, здесь ревет вентиляция, как в аду... Да,
адмирал там!
Соленая пена хлещет через трубы дальномеров, над которыми в три погибели
согнулись матросы. Вахтенный офицер, уцепившись за нактоуз, роняет
микрофон, раздается треск: эбонитовый колпаквдребезги. Хватаясь замерзшими
пальцами за поручни, офицер встает наконец на свое место - к визиру. Его
лицо, мокрое и красное, надолго погружается в обойму резиновой оправы
оптики. Обозрев горизонт (особенно в той части, где светит солнце),
вахтенный выпрямляется. Под крылом мостика неустанно кипят водяные смерчи.
- Окейли,- говорит он штурману,- нами принята кодированная из
Уайтхолла... Что бы это могло быть? Не догадываетесь?
- Догадываюсь,-отвечает штурман. - Всем нам дают по две недели отпуска
начиная с того момента, как вы меня об этом спросили... Вы не верите?
В отдалении - через разрывы тумана - проскальзывают американские крейсера
сизо-голубиной окраски. Сейчас они, как послушные ученики, ретиво
повинуются решениям англичан, боевой опыт которых на море смонтирован на
прочном фундаменте многих столетий.
Под ногами рассыльного матроса - вихри воды и ветра. Он бережливо загнул
края брюк. Яркие носки на его ногах как-то плохо вяжутся с этим фоном
брони, пробитой заклепками. От границы пакового льда несет извечным холодом
Арктики...
Контр-адмирал Хамильтон наспех закусывает бутербродом у стойки. В руке
его, украшенной тоненьким колечком, дрожит в бокале подогретая к ужину
мадера. Репитер лага, выведенный в салон, показывает устойчивую скорость в
12 узлов.. Через раздраенный иллюминатор, пузырем вздувая бархат штор,
рвется упругий ветер полярного океана, от которого молодеют даже старики
адмиралы...
- Что у вас там? - спрашивает Хамильтон рассыльного.
- Из Уайтхолла, сэр... от первого лорда, сэр!
Крейсер под брейд-вымпелом Хамильтона круто ложится на борт в
противолодочном зигзаге: со стола летят тарелки, море брызжет почти
радостно внутрь корабля, словно ликует... Вот и текст на розовой бумаге
радиоквитанции: "СЕКРЕТНО. ВЕСЬМА СРОЧНО. КРЕЙСЕРАМ НА ПОЛНОЙ СКОРОСТИ
ОТОЙТИ..."
На лице Хамильтона недоумение.
- Не понимаю, - говорит он офицерам. - Дадли наш очумел: он приказывает
нам бросить корабли каравана и, не трясясь над топливом, срочно
разворачиваться на вест... Такое категорическое решение может быть вызвано
только одним: "Тирпиц" вылез в океан и назревает побоище вроде Ютландской
битвы.
Но, кажется, Хамильтон решил помедлить. Более того, чувствуется, что
адмирал не склонен исполнять этот приказ.
Хамильтон неуверенно говорит в телефон:
- Пост расшифровки? Старшина Форстер, если он там, пусть зайдет прямо в
третий буфет... Да, без церемоний!
Появляется пожилой моряк службы корабельной пехоты. Под его рыжими
бутсами квасится ворс офицерского ковра. Он разглядывает старинные пищали,
митральезы и мушкеты, развешанные на переборках, что отделаны под "птичий
глаз".
- Старшина Форстер, вы опытный дешифровщик...
"Что это - вопрoc адмирала или утверждение?"
- Про меня все так говорят, сэр,- отвечает Форстер.
- И вы никогда не ошибались, дружище?
- Не имею такой дурной привычки,, сэр.
- И даже в этом... тоже нет ошибки?
Форстер смотрит на квитанцию шифровки, подсунутую к самому его носу.
Палуба крейсера летит изпод ног влево - старшина животом упирается в Стол,
Затем палуба отлетает вправо-старшина наваливается спиной на пиллерс. Нет,
такого парня не свалить ни на допросе, ни в качке.
- Я не ошибся, сэр,- упрямо заявляет он, глядя в лицо адмирала, и
Хамильтон отпускает его.
- Иначе и быть не могло, Форстер... Напомните мне после похода, чтобы я
поблагодарил вас.
Дешифровщик ушел, почти обиженный.
Королевская мадера еще стыла в бокале.
Адмирал посмотрел на часы - поздновато.
- Может, Дадли в Лондоне, глядя на ночь, выпил как следует?
Крейсер еще лежит на зигзаге. Волна кладет его на борт, и стрелки
кренометров отдыхают у конца градусной шкалы. Ровно в 21.23 по Гринвичу
радиорубка конвойного лидера стала принимать вторую шифровку от Д. Паунда.
В ней было сказано: "Конвою строй рассеять... транспортам самостоятельно
плыть к русским портам". Отходящим на запад кораблям охранения было
приказано развить максимальную скорость.
- Не понимаю,- бормотал Хамильтон,- я не понимаю... Неужели возникшая
угроза столь велика?..
Через 10 минут Дадли Паунд снова возник над караваном PQ-17 - как
незримый, но требовательный дух. Лорд напомнил: "С четвертого июля конвой
должен быть раздроблен". Если сэр Хамильтон и другие высшие офицеры еще
могли связать этот поспешный отход на запад с предстоящим сражением с
"Тирпицем", то младшие офицеры были просто ошарашены. Они рассуждали так:
- Обычно нам, конвойным, всегда дается возможность для любой, самой
смелой интерпретации высших приказов. Мы, конвойные, выполняя волю первого
лорда, все-таки имеем право делать отклонения от приказов... В данном же
случае Уайтхолл выразился столь непререкаемо, что никак нельзя уклониться
от исполнения)
Роковое решение Уайтхолла входило в силу, и сэр Хамильтон велел на
крейсера - к повороту. Крейсерское прикрытие, словно гарцуя в королевском
манеже, исполнительно отвернуло на 180°. Но этим дело не кончилось...
Брум считал, что если крейсера спешат в битву, то его эсминцам
сопровождения ничего не остается, как рвануть следом за ними, ибо линкоры и
крейсера, конечно, хороши, но эсминцы в бою с "Тирпицем" тоже не подкачают.
К английским эсминцам примкнули и американские, как младшие братья, не
желавшие в драке отставать от старших. Британский офицер наблюдения оставил
нам запись: "Уэйнрайт" приближается к нам на очень высокой скорости
суверенным и щеголеватым видом (это похоже на американцев!). Вода буквально
закипает под его форштевнем".
С палуб транспортов за всей этой судорогой поспешного отхода наблюдали
вконец обалделые люди"
- Куда удираете?! - доносило оттуда выкрики. - Дезертиры... сволочи...
лунатики... Или затряслись ваши шкуры на поганых скелетах? Вернитесь... Где
ваша доблесть?
Брум с чистой совестью оповестил караван, что, судя по всему, ожидается
хорошая потасовка с противником, а вы должны извинить нас за то, что
покидаем вас в такой неприятный момент. На кораблях боевого эскорта уже
поверили в необходимость отхода: Уайтхоллу, конечно же, лучше известна
обстановка... Нервное напряжение офицеров передалось и матросам - без
приказа они готовили оружие к битве. Корабли шли форсированным ходом,
безжалостно пережигая в котлах многие тонны горючего. Крейсера, не жалея
своих форштевней, дробили перед собой массу серых неряшливых льдов. Верткие
эсминцы мчались за ними, как гончие по следу крупного зверя, и Хамильтон
стал даже побаиваться столкновения. "Не наваливайтесь нам на корму",-
передал он Бруму.
Они покидали караван на скорости в 25 узлов. А это такая приличная
скорость, которая хороша в двух случаях: когда надо кого-либо догнать или
надо от кого-то поскорей смыться.
С борта американской "Тускалузы" наивно запрашивали своих земляков:
"Интересно, за что мы будем получать ордена?" Резкими и точными вспышками
прожектора "Уиччита" дала честный ответ: "А черт его знает!.."
Внезапно появясь из тумана, немецкая подлодка едва успела принять балласт
для ныряния, и над ней, ошалевшей от испуга, с ревом и грохотом, словно она
попала под виадук с проходящим экспрессом, стремительно прокатил на запад
длиннющий киль флагманского крейсера "Лондон"...
Этот лихой отход крейсеров и эсминцев тактически был проделан блестяще!
Но этим никого не удивишь: англичане всегда умели маневрировать на морях и
океанах...
Главное заключалось не в этом.
Великолепная и четкая организация конвоя PQ-17 была разрушена из Лондона
в считанные минуты.
Распадение конвоя PQ-17 закончилось к 22.00 (по Гринвичу) в точке 76°00"
северной широты и 28°00" восточной долготы.
Иначе говоря, немного к юго-востоку от Шпицбергена!
От этой точки до берегов Новой Земли было около 600 миль, а до
Архангельска 800... Морские же мили - это не сухопутные километры: каждая
миля содержит в себе 1852 метра.
Корабли нехотя расползались в стороны, и один очевидец пишет, что сейчас
они больше всего напоминали побитых собак с поджатыми между ног хвостами.
СПАСАЙСЯ, КТО МОЖЕТ!
Это было настолько дико и невероятно, что покинутые сначала даже не могли
полностью осознать того, что случилось. Одни в океане! И слышались наивные
вопросы, которые могут задавать только вконец растерянные люди:
- А как же мы? Что же будет теперь с нами?..
Тревогу команд легко понять. Эскорт бросил их ко всем чертям как раз в
том районе, откуда начиналась традиционная полоса всех несчастий: именно
здесь начинали всегда активно действовать авиация и подлодки противника.
Приказ плыть самим, одиночным порядком, без охранения, самостоятельными
курсами, - этот приказ был расшифрован матросами коротко и до предела ясно:
- Спасайся каждый как может...
Идти в одиночку... Но, спрашивается, как идти? На многих судах не было
гирокомпасов, а стояли только магнитные, которые в полярных широтах очень
точно показывают, в каком году бабушка капитана вышла замуж. Кое у кого
сдали нервы: они начали спускать шлюпки, ибо им казалось, что в шлюпках
немцы их не тронут... Один американский сухогруз вдруг сильно задымил,
набирая скорость, и стал разворачиваться назад. Он прошел мимо судов
каравана.
- Эй! - Куда торопитесь?-окликнули его с палуб.
- Обратно... в Исландию!
На его мачте, словно поганое помело, развевалось полотнище флага, которое
по Международному своду означало: "Признаю безоговорочную капитуляцию". Ну,
эти струсили. Даже денег за риск не пожелали. Дней через пять, если не
нарвутся на мину, они будут сидеть в пивных Рейкьявика и тискать баб. Черт
с ними. Но как остальные?..
Стройность походного ордера была уже потеряна. Каждый шел как его душе
угодно. Устремлялись по трем направлениям сразу-на Мурманск, к Новой Земле
и в Горло, чтобы выйти к Архангельску. Одни сразу набирали обороты, чтобы -
поскорее, поскорее, поскорее! А другие экономничали на топливе с самого
начала. В действиях кораблей проявлялся характер людей, плывущих на них...
В руках многих уже раскрылись Евангелия.
- Ну что ж! Нас бросили, предав, и предали нас, бросив. Теперь осталось
уповать только на волю божию...
А на кораблях каравана, чтобы увеличить скорость, уже сбивали стопора с
клапанов аварийности. Если раньше считалось, что корабль может дать
максимум 13 узлов, то теперь, сорвав заводские пломбы на стопорах, механики
выжимали из машин 15 узлов. Это был активный расчет человеческой психики:
лучше взлететь на своих котлах, нежели ждать, когда в борт тебе немцы
засобачат торпеду.
Неразбериха продолжалась... Им приказали рассредоточиться, но корабли по
