А оба мужлана забились в угол, бросив свою пассию и загораживаясь драными
пластиковыми стульями.
- Уматывай, тварь! Мент поганый! Падла! Сучара-аа!!! - визжала
разъяренная, припадочная Афродита и исходила уже хлопьями пены.
Но остановить Крузю теперь было нельзя. Он ненавидел их. Перед взором его
стояло истерзанное тело Хука Образины. Он шел прямо на мужланов, шел
медленно, тяжело.
- Не на-адо-о! - завизжал тот, первый.
Больше он не успел выкрикнуть ничего. Арман-Жофруа дер Крузербильд
Дзухмантовский, десантник с двадцатилетним стажем, вышиб орущему передние
зубы, бросил его под ноги и ударом каблука переломил хребет. Второму
мужлану Крузя свернул шею набок и оттолкнул обмякшее тело. С этими так,
иначе нельзя, только так!
Афродита заходилась в бешенном визге, она впала в полубезумное состояние,
на эту осатаневшую бабу невозможно было глядеть. Но и ее надо наказать. Ее
в первую очередь!
- Ты зря кричишь, - очень спокойно сказал Крузя, - напрасно.
Он с силой вырвал у нее из-под ног грязную, засаленную простыню, разорвал
по всей длине, свил жгут метра в два.
Афродита побледнела. И вдруг перестала визжать.
Она с ужасом поглядела на мертвые, неестественно выгнувшиеся тела. Потом
перевела взгляд на незваного гостя.
- Ну вот, ты всё поняла, - произнес тот, завязывая тугой узел на петле и
продергивая в нее конец жгута. - Иди сюда! Иди сама, паскуда. Я не хочу,
чтобы ты гнила в своей берлоге. Пускай на тебя посмотрят... посмотрят такие
же как и ты - и может, тогда они догадаются, что за все надо платить!
Он подошел к подоконнику, ударом ноги вышиб наружу грязную полуистлевшую
раму, заколоченную картоном. Привязал свободный конец жгута к батарее под
окном.
- Иди сюда!
- Нет, - Афродита была зеленее травы. Нижняя челюсть у нее отвисла.
Никакой пены больше не выбивалось из ее гнилозубого рта, зато текла слюна,
текла тоненькой желтой струйкой. - Нет, я не хочу!
- Иди!
Арман умел приказывать. И тон его был беспощаден.
- Нет!
Афродита, словно мышь, завороженная удавом пошла к окну, шаги ее были
неуклюжи и тяжелы. А в глазах уже стояла пустота. Она поняла - этот не
простит, молить, стенать, биться в истерике бесполезно. Он может дать ей
лишь одно - легкую смерть. А может и убивать долго и страшно.
- Быстрей!
Она приблизилась вплотную. И от нее уже веяло потусторонним холодком. В
лице не было жизни.
- Надевай! - Арман сунул ей в руки петлю. - Не заставляй меня ждать!
Афродита, неумело, тыча пальцами в лицо, будто слепая, набросила себе
петлю на шею, затянула ее. И встала на подоконник.
- Прыгай!
Команда запоздала - мгновением раньше Афродита сама сделала маленький
шажок вперед. И пропала. Жгут резко натянулся, затрещал.
Крузя посмотрел на узел у батареи - крепкий, выдержит. Эта стерва долго
будет висеть, здесь давно не работает похоронная команда, здесь почти
двадцать лет не убирают трупы умерших.
Две голые проститутки стояли на том же месте, что и прежде. Завидев
Армана, они начали трясти своими прелестями. Но он не соблазнился. Тогда
одна из проституток захихикала, ткнула пальцем вверх, делясь с незнакомцем
неожиданной радостью.
- Во, малый, гляди, повисла, сука! - утробно выдала она, не сводя глаз с
окошка на десятом этаже и мерно покачивающегося тела. - И кто б ее раньше
повесил!
- Да чего ты, - замахала рукой вторая, - она сама с перепою удавилась! И
не жалко, кому такое чучело нужно-то!
Обе зашлись в довольном и веселом смехе, обе скучали, а тут какое-никакое
развлечение. А у Крузи было погано на душе, впору стакан пропустить... но
нет, надо бежать к боту. Он задрал голову кверху и вспомнил: "У каждого
времени свои Афродиты!"
* * *
- Ну, так и что же мой закадычный друг Иван просил мне передать? -
спросил наконец Ребров, запахивая на груди красный шелковый халат, расшитый
желтыми и зелеными драконами и усаживаясь в лиловое, полупрозрачное кресло
на восьми коротеньких лапках с алыми ноготками. Кресло было самоходным и
все время топталось на месте, перебирая своими лапками, колыхалось,
укачивая сидящего в нем.
Кеше кресло не понравилось, когда он покидал Землю, на ней эдакой гадости
не было... а может, и было, может, он по малолетству не ведал о том. Сам
Кеша сидел на роскошном кожаном диване какого-то супермодернистского вида и
не знал, куда деть свои огромные биомеханические руки-протезы, Хар, как и
подобает верному псу, лежал в ногах, зевал и облизывался.
- А передает тебе Иван большой привет, - начал обстоятельно и неспешно
Кеша. - Потому как сказал он на дорогу - Толик мне друг надежный и верный,
вся надежда только на него.
- Помощь нужна? - Ребров еле приметно улыбнулся. - Баки? Капсула?
- Нет, баки есть, и капсула есть, - продолжил в том же тоне Кеша, - и
ничего Ивану не надо кроме доброго расположения старого Друга!
Из пола вырос ослепительно-прекрасным грибом самонакрывающийся столик,
подполз одним краем к хозяину, другим к гостю. Кеша крякнул, выбрал среди
бутылок и графинчиков пузатый сосуд с освежающей водичкой, наполнил фужер
почти до краев и с явным удовольствием выпил. Вода, натуральная вода! На
поганой Гиргее было плохо с натуральной водой.
Хозяин не притронулся ни к питиям, ни к яствам. Он пристально глядел
прямо в глаза незваному гостю. Было заметно, что он начинает беспокоиться.
- Живет Иван неплохо, прямо скажем, хорошо живет Иван. И тебе того же
желает от всего сердца и ото всей души. Часто вспоминает, как вы ходили с
ним на новые, далекие планеты, как жизнью вместе рисковали... - Иннокентий
Булыгин говорил медленно и проникновенно, оглядывая полупустую большущую
гостиную с высоченным потолком. Он ждал, пока хозяин всей этой роскоши
созреет, он выглядывал - откуда можно ждать опасности, но разве тут
углядишь - кресло явно с психосенсорикой, вон - какой-то восьминогий кибер
появился ни с того ни с сего, затих в углу, зачем он его вызвал? Надо было
идти напролом, как там, на Гиргее. Но тут другой расклад, тут можно все
испортить. И потому Кеша тянул резину. - А еще Иван говорил, напомни, как
зимовали на Гадре, как из одной кружки, по-братски спирт пили, как
прикрывали друг друга и спасали от лютой смерти, все напомни моему верному,
старому другу Толику Реброву... и прослезится он, и будете вы весь вечер
сидеть у камина и вспоминать о преданьях старины глубокой да о подвигах
своих богатырских...
- Никуда мы с ним не ходили и жизнью вместе не рисковали, - неожиданно
резко прервал Кешино словоблудие хозяин, подкатил на своем кресле почти
вплотную, зло вытаращился. - И слезу я пускать не собираюсь, каминов тут
нет, и спирт мы с ним на Гадре не пили, потому что бывали там в разное
время, понял? Говори - чего надо?!
Кеша погладил оборотня по растрепанной голове, ухмыльнулся.
- Верно, не пили, - неожиданно покладисто согласился он и добавил: - А
могли бы пить, ежели б были настоящими друзьями!
- Короче!
- Короче, не твоему, а моему хорошему и верному другу Ивану надо было
пройти через триста тридцать три круга ада, чтобы понять, Толик, не друг ты
ему и не товарищ...
- Чего-о?! - от неожиданности хозяин побелел, вот это наглость. Да надо
было гнать нахала в три шеи, а он его принимает, потчует. Лапки у кресла
вдруг стали расти, вытягиваться - и сам Ребров, сидящий в своем лиловом
кресле, вдруг возвысился над гостем, воззрился на него сверху вниз.
Восьминогий подбежал ближе и застыл возле роскошного дивана, выражая полную
покорность.
- А того, - спокойно продолжил Иннокентий Булыгин, каторжник и
рецидивист, - понял Иван, что это ты, Толик, его путал, что это ты его
кружил, будто бес в заснеженном поле. Ведь куда бы бедный и простой Ваня не
тыркнулся, в какую бы дверцу ни ткнулся со своей и нашей общей большой
бедой, там уже знали - пришел спятивший десантничек, переутомившийся на
заданиях в Дальнем Поиске, дело-то привычное, обыденное - сорок процентов
погибают, тридцать калеками остаются и спиваются, а все остальные от
перегрузок с ума сходят, кто по-тихому, кто по-буйному. Так было?!
- Врешь ты всё! - Ребров облизывал пересохшие губы, Голос у него сразу
как-то сел, потерял начальственную непреклонность и жесткость,
снисходительность. - Где доказательства?
- А нигде, - очень просто ответил Кеша.
- Ага-а! - обрадовался хозяин, откидываясь в кресле на спину. - Нету
доказательств! Оклеветать хочешь!
- А зачем нам они? - поинтересовался Кеша. - Я знаю, что говорю правду. И
ты знаешь, что я говорю правду. Все очень просто, Толик. Здесь не суд
присяжных, здесь ни адвокатов, ни прокуроров нет. Только я да ты. Или,
может, будешь косить, что и впрямь считал Ванюшу за трехнутого? Ну чего ты
зенки пялишь, чего ты головою трясешь?
- Да как ты смеешь, мразь?! - Ребров поднял свою мускулистую волосатую
руку и погрозил Кеше скрюченным пальцем. - Вон отсюда!
- Я уйду, - вежливо и с достоинством отозвался Кеша, - но не раньше, чем
ты ответишь на все мои вопросы. И запомни, Толик, я не Иван, я не буду
предаваться размышлениям о природе добра и зла, меня на Аранане за тридцать
лет разучили размышлять на эти темы, ты понимаешь, о чем я говорю!
Ребров беззвучно рассмеялся, скрестил руки на груди.
- Дом заблокирован, - процедил он сквозь зубы. - И ты, мразь блатная,
отсюда никогда не выберешься. Я не люблю, когда со мною так разговаривают!
Кеша улыбаться не стал. Ему было и скучно, и противно. Он поглядел на
свой наручный сервохронометр, приобретенный в долг у Дила Бронкса, нахмурил
наведенные Таекой черные брови.
- Я уйду отсюда ровно через час, - сказал он твердо и без суеты. - А вот
выйдешь ли ты отсюда когда-нибудь, зависит только от тебя...
Он не успел договорить - восьминогий прыгнул на него внезапно, будто паук
на свою беспечную жертву. Но Кеша не был ни беспечным, ни тем более
жертвой. Он чуть взмахнул левой рукой - и тяжелое металлическое тело кибера
едва не придавило Хара, тот еле успел отскочить. Луч сигма-скальпеля прожег
обивку дорогого дивана. И Кеша, глядя на дыру, сокрушенно покачал головой.
- За ношение оружия повышенной... - прокурорским тоном начал хозяин,
приподнимаясь еще выше.
- Заткнись! - коротко оборвал его гость. И плюнул на останки восьминогого
- того уже не восстановишь, чего жалеть.
Лиловое кресло начало сворачиваться, укрывая в своих внутренностях
Реброва. Это была совершенно несерьезная, неуклюжая попытка к бегству.
- Я пропорю тебя вместе с броней твоего креслица! - предупредил Кеша и
поднял скальпель.
Одновременно из трех разных входов в гостиную ворвались два десятка
неживых тварей, от простого шестилапого кибера до биороба-уборщика с
зажатым в щупальцах парализатором. Кеша чуть не расхохотался. Это надо же,
какая самонадеянность! Этот негодяй был настолько уверен в своей
безопасности, неприкосновенности, что не держал на своей дачке даже
одного-единственного боевого кибера-охранника... впрочем, ведь это Земля,
тут свои законы, тут все давно размякли и изнежились!
- Не позорь себя, Толик, - проговорил Кеша со снисхождением, - не надо!
Может, ты будешь еще махать на меня веником или кропить святой водой? Убери
свою обслугу, пускай стригут клумбы и чистят сортиры.
Кеша бросил под ноги скальпель.
- Выходи!
Толик Ребров, обрюзгший и тяжелый, несмотря на постоянную муку в
тренажерах, заскрипел зубами, тихо замычал и вылез из своего кресла. Он был
достаточно силен, чтобы самолично расправиться с этим бандюгой, с этим
шантажистом и негодяем. Но он давно отвык делать такие вещи собственными
руками.
- И того, что стоит за моей спиной, тоже убери! - потребовал Кеша.
Ребров злорадно улыбнулся. Отпрянул к стене.
Боевой четверорукий кибер появился неизвестно откуда. У Кеши, наверное,
были глаза на затылке, а может, и какое-то особое чутье. И все же первый
удар он пропустил - клешня кибера ударила в скрытую под робой
титанопластиконовую кольчужку, сбила Кешу с ног. Следующий удар должен был
