смертельное место: ни в сердце, ни в глаза, ни в жрту. Иглы погружались в
мягкие ткани, пронзали руки, ноги, плечи - сотни, тысячи ран наносились
живым. Это было невыносимое зрелище!
Он не страдал так даже от вида пожираемых чудовищем женщин на проклятой
планете Навей. Но он, в отличие от всего бывшего там, не сделал ни шага
вперед, не шелохнулся. Любой из этих ублюдков мог быть жертвой. И каждый
был палачом. И по существу истязали сейчас не этих несчастных они убивали
остатки человека в себе. Да, это не обряд, это обучение, это вытравление
души из тела. Это школа убийц. Их дрессируют! Их готовят к более серьезному
жертвоприношению ... готовят, и не скрывают этого.
Крежень потел и дрожал рядом. Глаза его были безумны. В кулаке зажата
игла. Но Иван не отпускал руки. Нет!
Обойдутся!
А голос гремел в самом мозгу:
- Слышьте слышащие! Зрите зрящие! Идет эра наша - и отдает наш Господь в
руки наши для большого мщения жертвы наши, коим несть ни числа, ни счета,
кои порождены предсуществами и уйдут в ничто таковыми, напояя нас кровью
своей. Услышьте сердцами своими - час близок. Уже отверзаются врата
Мироздания! И идет время наше!
Ивану захотелось вдруг залезть на единственное в подземелье возвышение,
на плаху шестиконечную, прямо под ноги угрюмо-напыщенной Ливочке, вытащить
ручные лучеметы и жечь! жечь!! жечь весь этот гнусный сброд до последней
твари!!! Ведь надо хоть что-то делать!
Ведь нельзя же все время оставаться созерцателем, дьявол их всех забери!
Нервы. Сдают проклятые.
- Пойдем отсюда! - шепнул он Седому.
- Еще рано, - ответил тот, - не выпустят.
- Почему?
- Надо приобщиться, - Седой выразительно поглядел на свою иглу.
- Ну уж нет, - рассердился Иван.
- Здесь все просматривается. Чужаков уничтожают без всякой болтовни,
сразу!
Ивана передернуло. Этого еще не хватало - приобщиться! Быстрее он
приобщит всю эту вонючую шоблу, так приобщит, что никогда и нигде не
потребуется им уже никаких приобщений и посвящений.
- Ты можешь ткнуть, - сказал он Креженю, - а я покручусь рядом - никто не
заметит
- Заметят! Ты и меня погубишь.
- Мне тебя не жалко.
- Тогда себя пожалей!
Тела истязуемых на глазах превращались в трепещущее месиво, кожи не было
видно, лишь пузырящаяся каша покрывала несчастных. Но ни единой кровинке не
давали упасть на мрамор черных плит, густые капли подхватывали ладонями,
губами, к жалким струйкам припадали ртами. Сами истязатели тряслись в
вожделении и экстазе. Это было нечто невероятное. Но тела жили, вой и визг
не смолкали, зудящий гул толпы становился все сладострастней и неистовей, и
припадали к жертвам все новые и новые алчущие.
- На, держи! - Крежень сунул в руку Ивану иглу. Он ее вырвал у какого-то
обезумевшего, повалившегося на плиты юнца. Юнец корчился в судорогах
падучей. И это воины Сатаны! Иван скривился, поправил черную накидку,
натянул на глаза капюшон и с явной брезгливостью сжал в ладони протянутую
иглу.
- Только быстро! - процедил он сквозь зубы.
- Один миг! - обрадованно сказал Крежень.
И они пошли к извивающимся, полуобескровленным жертвам. Иван грубо
распихивал снующих рядом, толкал локтями, давил ногами ... большего он пока
не мог себе позволить. Иди! И да будь благословен! Он снова предает и себя
и пославших его. Это просто наказание какое-то заклятье! Он вдруг вспомнил
про страшное, черное заклятье, наложенное на него духом Пристанища,
ведьмой-призраком, что преследовала неотступно все те жуткие, невыносимые
годы. Заклятье! Он разорвет путы колдовства. Надо идти! Крежень не показал
еще и десятой части сокрытого во мраке! Надо идти.
Он увидал, как Седой с явным удовольствием ткнул своей иглой прямо в пах
жертве - кто это был, юноша или девушка, теперь различить было невозможно -
ткнул и затрясся в непонятном ознобе, заклацал зубами, изо рта прямо на
шрам потекла слюна, зрачки расширились, стали черными.
- Хватит! - не выдержал Иван.
Крежень выдернул иглу. Мотнул головой.
- Теперь ты! - прошипел он.
Надо было колоть. На Ивана смотрели тысячи глаз - явных и потаенных.
Надо! Он вытянул руку и чуть коснулся тела острием иглы. Он даже не
проткнул самого верхнего , исколотого слоя, но его вдруг словно разрядом
тока ударило, дернуло. В голове помутилось, сделалось как-то легко и
радостно, будто от первого стакана водки, выпитой после долгого и
изнурительного труда, по телу побежал живительный бодрый огонь, все
закружилось, завертелось ... смутный полумрак рассеялся, уступая место
изумрудно-зеленому свечению, и из глубины свечения неожиданно выплыла криво
ухмыляющаяся дьявольская рожа, вперила в Ивана огненные зрачки
зверино-рысьих глаз, оскалила острые клыки. Он не успел отпрянуть, когда
меж клыков мелькнул вдруг черный раздвоенный змеиный язык, вырвался наружу,
ударил в лицо, обвил шею смертным арканом. Но ужаса Иван не ощутил, его уже
несло на волнах теплого и быстрого потока, несло в блаженство, в осязаемую
и сладостную нирвану. Сверкали острия ледяных сосулек, сталактитов и
сталагмитов, совсем как на Хархане, неслись вверх и вниз сияющие водопады,
перемигивались друг с другом тысячами высверков рубиновые и янтарные
россыпи. И он уже не ощущал на шее языка-аркана. Он видел наплывающую тьму.
И из тьмы выявлялось нечто до боли и ужаса знакомое. Иван глазам своим не
верил. Авварон Зурр-бан Тург! Именно он в Шестом Воплощении Ога
Семирожденного! Карлик-исполин! Колдун-крысеныш!
Один из повелителей Тьмы и Мрака!
- Ну вот ты и сделал первый шаг мне навстречу! - гугниво и картаво
прошептал Авварон, кривя толстые губы в плотоядной усмешке. - Я ведь тебя
предупреждал - исхода не будет! Ты наш!
- Где я?! - завопил истошным голосом Иван. Его вынесло из блаженства,
вышвырнуло. Он вновь все видел и понимал. Но сон-наваждение не прервался.
- Ты там, где тебе и надлежит быть. Ты в Пристанище! - ответил Авварон,
не сводя своих бездонных глаз с Ивана. - А Пристанище в тебе. Пристанище
повсюду.
Ибо Земля лишь малая часть Пристанища, крохотный пузырек в его толще. А
ты проткнул этот пузырек... и вошел в мою обитель. Ты мой раб, Иван!
- Врешь, гадина!
- Нет, не вру. Это не я, это ты вонзил иглу проникновения в тело
беззащитной жертвы.
- Так было надо! - отрезал Иван.
Авварон глумливо осклабился. И промолчал. Он торжествовал. Но торжество
было тихое, спокойное, без истеричного ликования от одержанной победы над
непобедимым соперником, нет. И именно это убедило Ивана, что он совершил
нелепую ошибку. Разумеется, он никуда не переместился, он там, в
подземелье, это лишь его дух витает невесть где. Но они сумели возобладать
над ним, сумели отделить его дух от его тела.
- Ты - пустота! - сказал Иван, вглядываясь в бездну зрачков Авварона. -
Тебя нет. Я тебя убил! На планете Навей! Ты тогда не смог от меня ничего
добиться - тогда, когда я полностью был в твоих лапах. А теперь ты ничто! И
я не хочу тратить на тебя время!
Улыбка сошла с вислогубого синюшного лица Авварона Зурр-бан Турга.
- Да ты убил меня, Иван, это правда, - проговорил он почти без гугнивости
и сопения. - Но ты убил лишь одно из множества моих воплощений. У тебя нет
и никогда не будет такой силы, чтобы убить меня во всех ипостасях моих,
чтобы уничтожить мою сущность, понимаешь? Ты живешь один раз и в одном лишь
теле. Да, даже твои детские игры с переходами в разные тела не наделяют
тебя способностью жить сразу в двух, ты всегда живешь только в одном
смертном, жалком теле слизня. И я мог бы раздавить тебя словно червя
давимого походя, каблуком сапога. Ты даже не представляешь себе, что такое
жить одновременно во множестве измерений и времен, в разных телах и
нетелах. Потеря одной физической или метафизической оболочки ничего не
меняет для меня, Иван. Вот когда ты поймешь это, ты станешь стократ умнее,
вот тогда ты созреешь - и всякой нежити навроде хмыгов и хмагов не придется
вешать тебя на дозревание вниз головою на цепях, понимаешь меня, Ванюша,
милый ты мой простофиля, дурачина ты эдакий?!
Внимай дядяюшке Авварону. И верь каждому слову его.
Верь!
Иван нервно рассмеялся. С ним обращались вновь как с глуповатым и
непослушным ребенком. Сколько же можно!
- Чтобы ты ни болтал, мой лучший друг и брат, тебя нет! Тебя нет здесь,
на Земле! Ты забыл, как сам плакался мне, что, дескать закрыты
пути-дороженьки на Землю, дескать, все дверцы заперты... Или ты лгал? Нет,
ты не лгал, нечисть! Земля для тебя - запечатанный сосуд!
И не тебе дано снять эти печати! Может, ты скажешь, что нашел Кристалл?!
- Нет, я не нашел его! - злобно выкрикнул Авварон. - И ты прав, Земля
закрыта для нас как и прежде.
Ни один из обитателей Преисподней не может выйти на Землю. Но наши слуги
правят Землей, ты сам все видел, ты сам все понял. И не надо выставлять
себя более глупым, чем ты есть! Ты заладил одно, как попугай, закрыты,
запечатаны... Ну и что?! Я знаю о Земле и людях в тысячи, в миллионы раз
больше, чем ты узнаешь за всю свою короткую жизнь. И я могу показать тебе
кое-что.
Смотри, Иван!
Невидимый липкий язык петлей сдавил горло, кольнуло в висках. Ивана
против его воли развернуло в направлении вытянутой руки Авварона, туда,
куда тянулся скрюченный палец колдуна. И сразу рассеялись алмазноянтарные
блики, сразу затихли водопады и истаяли огромные каменные сосульки.
- Смотри, мой друг и брат, это не Пристанище Навей. Это часть Пристанища
- твоя Земля.
И он увидел.
Многоярусные, тысячеэтажные маталлопластиконовые соты пропарывали недра
планеты - и не было никаких экранов, он видед все воочию, наяву - миллионы,
миллионы прозрачных ячей, в которых в скрюченных позах эмбрионов лежали
миллионы тщедушных и головастых тел. Черепа с птичьими клювами, огромные
глазницы с выкаченными даже под прикрытыми веками глазищами, шесть
многосуставчатых восьмипалых, скрюченных лапок... и гудящие генераторы,
через каждую тысячу ячей - вверх, вниз, во все стороны. Кого же здесь
выращивают? Зачем?! Это не люди и даже не воины Системы... но кто же это?!
- Новая раса, - ответил Авварон, - да, это новая раса, которая придет на
смену выродившемуся человечеству. И ты знаешь, кто ее выращивает?
- Кто?
- Сами же люди. Лучшие из вас. Они поняли еще тысячелетия назад, что
человечество обречено, что ему приходит конец, что оно вымрет само собой,
без всяких Вторжений. И они начали многотрудную работу, они пошли навстречу
судьбе...
- Это не люди! - зжрал Иван. - Это ваши слуги, выродки дьявола!
- Да, это наши слуги! И они - одни из немногих, кто выживет после
Вторжения.
- Значит, Вторжение все же будет?
- Конечно будет. Кончать с колонией больных, разлагающихся слизней надо
одним махом, одним ударом.
Кроме того.., - Авварон захихикал совсем как в прежние времена, когда был
карликом-крысенышем, - кроме того это доставит кое-кому большое
удовольствие. Они даже опасаются, что вы, слизни-людишки, вымрете раньше
срока, что вы не доставите им удовольствия убивать вас, давить. Впрочем,
это дело десятое...
- Я догадываюсь, о ком ты говоришь, нечисть! - вставил Иван.
- Ну и догадывайся себе на здоровье. Для нас, обитаталей миров Тьмы, все
вы одинаковы. И всем вам придет конец. И выйдут во Вселенную эти - не
имеющие души, безжалостные и умные, живучие и убивающие свет. Но еще
прежде, чем они выйдут, на Землю придем мы - придем в своем обличий, Иван.
Ты смотри получше, вглядывайся, ты ведь страшно любопытный, Ваня, я все про
тебя знаю.
- Заткнись!
Ивана трясло от ненависти. Он все видел. И не нуждался в пояснениях. Он
даже знал, где все это находится - материковая толща Антарктиды, полтора,
от силы два километра от торосов и льдов, всего два километра под
беспечным, ползающим по поверхности человечеством. И еще под свинцовыми
водами Арктики, это там в гранитно-базальтовых толщах пять веков назад
начали закладывать термоядерные суперэлектростанции, это туда сгоняли
каторжников со всех уголков планеты но строили там не только станции. И еще
- Экваториальная Африка, там копали глубже, там зарывались на семь-восемь
