- Гордыня - великий грех, Ваня, - сокрушенно произнес Авварон. - Но мне
плевать на твои слова. Мне нужен Кристалл. И все! И ничего больше! Мне не
нужна твоя мертвая красавица и твой сын, мне не нужен и ты сам, пропадите
вы все пропадом. Я даю тебе очень короткую отсрочку... но я и спрошу за
все! Иди!
- Прощай! - прошептал Иван. - Прощай, дух зла!
- До скорой встречи... - прошипело в ответ.
Он очнулся возле извивающегося, окровавленного тела. Отвел от пузырящейся
красной каши иглу. Поглядел на Креженя. И все понял - здесь, в подземелье
не прошло и мига. И все же он спросил:
- Так бывает с каждым?
- Да, - ответил Седой, - с каждым. Один проникает в мир подлинный на час,
другой на месяц, а есть и такие что уходят в него на годы. Но у каждого
свой мир. Миры дьявола бесчисленны!
- Это становится привычкой, наркотиком?
- Это сильней. Значительно сильней!
- И они взяли тебя именно на этом? Приобщили?!
- Да, - признался Седой, - восемь лет назад. Никто не сможет устоять. Ты
скоро сам захочешь туда...
Иван спрятал иглу в складках черного плащ"". И свысока, жалеючи поглядел
на Говарда Буковски по кличке Крежень. Насчет "никто" тот явно
перебарщивал.
- Пойдем отсюда. Мне неинтересно среди этих червей.
- Червей?
- Да, червей.
Иван обернулся... и встретился взглядом с черными пустыми глазницами
Ливадии Бэкфайер, жрицы смерти в этом сатанинском балагане. И он понял, что
она увидала его, мало того - узнала.
- Вот теперь надо бежать! - дернул его за локоть Крежень. - Давай-ка за
мной!
- Бежать? От Ливочки?! - Растерялся Иван.
Жрица смерти шла прямо на него. И это была не Ливадия Бэкфайер,
преступница, содержательница притона, беглая каторжница, это была
прислужница самого Вельзевула. В черных провалах глаз горели багряные
угольки, горели так, будто они были не под черепным сводом, а за тысячи
миль отсюда, в глубинах Космоса или самой Преисподней. В этих зрачках
горело адское пламя. Иван все понял сразу. Но его тело свело оцепенением.
Он уже не мог бежать, и напрасно Крежень орал ему прямо в лицо, напрасно
тянул за накидку и отчаянно матерился.
Жрица смерти шла на Ивана. И беснующиеся тени в черном безропотно
расступались перед своей черной богиней. Жемчуга и серебро тускло сияли в
прерывистом свете свечей, вились и разлетались черные шелка, ничуть не
прикрывающие прекрасного обнаженного тела, блестели ровные белые зубы в
бесстрастно-хищной улыбке, кривящей алый рот. Сама смерть надвигалась на
Ивана.
А он стоял и смотрел в бездну ее глаз. И видел в них окраину Вселенной,
смутную тень корабля и две фигурки, прикрученные к поручням, пожираемые
багряным пламенем. Все слилось в нечто целое, неразделимое - и явь, и
грезы, и наваждения памяти.
* * *
Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный ждал Ивана наверху и пил рюмку за рюмкой.
Гармозский урюговый самогон трехлетней выдержки! Огненное пойло! Его можно
принимать лишь микроскопическими дозами - каждая рюмашка по семь с
половиной капель, больше за один прием нельзя. Но каждая словно молотом
бьет по голове.
- Ну, родимая, поехали! - Гуг крякнул и вылил на язык еще одну.
Два головореза из его банды, Акула Гумберт и Сай Дубина, сидели за
стойкой по бокам от него и пили юка-колу, сладенькую тонизирующую водичку,
настоянную на корнях юку-рукку, доставляемых с планеты Багалая системы
Чандр. Гуг никогда не понимал, зачем эту хреновину везти в такую даль и
добавлять в воду. Он был абсолютно уверен, что вся эта "юка-рукка" выдумка
местных новосветских жуликов, дурящих публику. Зато в гармозский самогон он
верил свято.
Парни были крепкие, проверенные, малость туповатые, но последнее им в
вину не ставилось. Главное, исполнительные и надежные.
Кеша подошел, когда Гуг был уже хорош. Он снял кепку, поклонился
наигранно подобострастно. И спросил:
- Гуляем?
- Гуляем, - откликнулся эхом Гуг.
За спиной у Кеши стояла драная, мерзкая, мутноглазая собака с кривым и
обвислым носом. Гуг еще никогда не видывал таких омерзительных дворняг.
Хотя было было что-то в этом поганом псе знакомое... нет, это мерещилось
после самогона.
- А где Иван? - спросил Кеша и присел на скрипящий ферралоговый стул.
- Там! - Гуг выразительно ткнул большим пальцем вниз, будто надравшийся
римский патриций, приговаривающий то. ли раба, то ли гладиатора к смерти.
- Ясненько, - заметил Кеша, хотя ему ни черта не было ясно.
Он вообще не должен был сюда приходить. Черный кубик леденил грудь сквозь
клапан. И временами Кеше мерещились голоса, в основном голос отпрыска
императорской фамилии карлика Цая ван Дау. Но он ничего не мог разобрать,
наверное вне ребровской дачи кубик работал хреново. Кеша сильно рисковал.
Риск был его ремеслом.
- Мне нутро набулькивает, - начал он тихо, - что надо идти к Ване,
слышишь. Гуг, твою мать! - Он выбил из руки окосевшего викинга рюмку. И тут
же его кисть перехватила рука слева - у Акулы была отменная реакция.
- Не шали, - процедил Гумберт.
Сай Дубина кивнул, подтверждая, что шалить в их присутствии не следует.
- Щяс, - заверил Гуг, - пропустим еще по парочке, а потом сразу пойдем к
Ване.
Он налил Иннокентию Булыгину, ветерану и рецидивисту. Но тот молча
отодвинул пойло.
- Не хочешь, не пей. А я выпью! - Он крякнул, охнул, налился багровой
краской. - Ты от Дила, что ли?
- Неважно, - Кеша поморщился. А пес за его спиной тихохонько и
противненько заскулил. - Пошли!
Они встали одновременно. Гуг махнул рукой малайцу И тот испуганно
согнулся в поклоне, закивал, засуетился.
Чтобы бармен не нервировал босса, Сай Дубина прихватил его ухо, скрутил и
пригнул малайца на полметра пониже, как раз на уровень своей опущенной
руки.
- Не обижай ублюдка, - проворчал Гуг. - Ну, обезьяна, говори, где
подъемник? - Он спрашивал из пьяного куражу, все четверо и так знали все
про подъемники и спусковики.
- Туда нельзя, - залебезил малаец, - там сейчас месса.
- Можно, - оборвал его Гуг. - Ты будешь с нами, пока не подымемся, усек,
обезьянья харя?
- Усек, усек, - сразу же согласился малаец.
Они прошли через четыре двери. Ткнулись в люковую с секретом.
- Туда с собаками нельзя, - дрожащим голосом предупредил бармен.
- Можно! - Кеша дал ему хорошего пинка, так, что малиец повалился на пол.
- Моя собака не кусается.
Через семь минут они были внизу. При выходе из подъемника Гуга вырвало.
- Ядреный самогон, - пробурчал он сквозь слезы.
Охранники поддерживали его под локотки, но Гуг все время их отпихивал. В
полумраке открывшегося за занавесом подземелья он совсем раскис, пустил
слезу - вспомнилась гиргейская подводная каторга. Гуг полез к Кеше
целоваться, плакаться в жилетку. Тот увернулся.
- С кем Иван? - спросил он.
- С этой су-уч-чарой... с Седым! - заикаясь ответил Гуг.
- Он погубит Ивана, - обозлился Кеша.
- Я сам его погублю! Он у меня в лапах! - Гуг растопырил свои ручищи
ладонями вверх. - Я его - в любой момент!
Какой-то трясущийся тип в балахоне подвернулся под ноги, Гуг сшиб его
одним ударом. Акула добавил ногой, обутой в черный литой сапог.
Рев и визги обрушились на них внезапно. Вонь наркотических свечей
заглушила все запахи на свете. Оба головореза потянулись за оружием.
- Рано, - остановил их Кеша, - не дергайтесь, щеглятки. Папа вам скажет,
когда доставать бананы.
Черная месса близилась к завершению. Большинство ее участников валялись
трупами у стен, на полу, прямо на мраморных плитах, ползало на
четвереньках, корчилось. Лишь немногие еще бесновались возле истерзанных,
чуть шевелящихся жертв. Ритмичная, одуряющая музыка еле улавливалась
настороженным ухом, но она проникала в мозг, подавляла волю. Меж рядами
корчащихся ходили черные в сутанах с красными капюшонами на головах и били
колючими плетьми приобщенных - кровь брызгами разлеталась по подземелью.
Это был просто дикий, безумный пир садистов и мазохистов, ублажающих свою
больную плоть и свой больной разум.
Феерия вырождения! Апофеоз дегенерации! Пляска смерти!
- Она... это она, - вдруг пролепетал Гуг и побелел.
- Бредит, - предположил Сай.
Акула Гумберт насторожился. Кеша недоверчиво вглядывался во тьму. Он уже
видел Ивана. Видел Седого.
Иван стоял столбом почти у самой черной стены. Крежень суетился возле
него, нервничал, приплясывал, дергал за рукав - он никогда себя так не вел,
это было непохоже на Седого. А из центра зала прямо на Ивана надвигалась -
да она шла прямо на него - женщина ослепительной красоты, в развевающихся
одеждах, высокой трехрогой короне, усеянной алмазами, в сверкающих цепях на
шее, груди и бедрах. Кеша не сразу узнал Ливу - каторжницу Ливадию Бэкфайер
Лонг по кличке Стрекоза. И он понял, что Гуг Хлодрик не бредит.
- Отпустите меня! - взревел Гуг.
Он рвался к своей любимой, но два его же охранника держали своего босса
мертвой хваткой, им было не до сантиментов, они обязаны были уберечь его от
неприятностей. Гуг рвался, ругался, скрипел своим протезом и зубами, грозил
всем адскими карами... И внезапно успокоился, когда увидал суетящегося
Говарда Буковски, тот вертелся веретеном возле остолбеневшего Ивана. И это
кинуло Гуга из жара в холод.
Он резким движением сбросил с себя и Акулу и Сая.
Сжал с силой кулаки.
- Ну, Седой, вот и пришел твой смертный час, падла!
Кеша увидал, как суетящийся возле Ивана Крежень вдруг стал багровым, как
хлынула у него изо рта кровь, как он повалился наземь. Но Иван даже не
шелохнулся, он все стоял статуей.
И тогда Гуг Хлодрик Буйный бросился к своей любимой.
Он бежал к ней, пошатываясь, раскидывая в стороны руки, будто распахивая
объятия. Он столько ждал этого часа, этого мига. Он знал, что они
встретятся, непременно встретятся! И вот она, вот! Она не видит его, но
сейчас, через секунду увидит, и замрет, и заулыбается, захохочет, заплачет,
все разу вместе, и они обнимутся, сольются в одно целое, чтобы уже не
разъединяться, не терять друг друга.
- Ли-ива-а-а!!!
Он налетел на нее как на титановую стену... и отскочил, упал на спину,
прямо под ноги черному с плетью. Тот огрел Гуга через плечо, огрел с
размаху, с вытягом.
- У-у, сука-а! - захрипел Гуг.
Он уже был на ногах. Одной левой он переломил черному хребет и швырнул
обмякшее тело в толпу. Он даже не взглянул на него. Он смотрел на свою
Ливочку и ничего не понимал.
А она смотрела на него. Смотрела своими черными, пустыми глазницами. И
она шла уже не на Ивана. А на Гуга Хлодрика. И тот шел ей навстречу.
- Иван! Очнись! - Кеша влепил завороженному такую затрещину, едва голова
не отвалилась.
- Что? Что случилось?! - вяло спросил Иван, выходя из забытья.
- Это она тебя, да?! - быстро спросил Кеша, указывая на жрицу.
- Не знаю. Ничего не знаю!
- Смотри! Она сейчас загубит этого забулдыгу! Быстрей!
Кеша бросился к Гугу Хлодрику. За ним несся опрометью ошалелый странный
пес. Следом окаменело, просыпаясь от дурмана вышагивал Иван.
Акула опередил Кешу. Он встал между Гугом и жрицей. И уже через секунду
он лежал с оторванной головой.
Был только легкий взмах руки и более ничего. Нечеловеческая, сатанинская
сила! В подземелье перестали визжать и выть даже самые взвинченные. Стало
тихо. Мертвенно тихо.
- Лива-а... - сипел остолбеневший Гуг.
Только он нарушал эту чудовищную тишину, и оттого она была еще
чудовищней.
Сай Дубина не струсил, он заступил место убитого, он встал там, где
недавно был Акула. Но он уже не рассчитывал на мощь своих бицепсов. В обеих
руках Сай держал парализаторы сдвоенные с ручными сигмаметами. Его трясло,
желваки ходили на скулах, по спине, обнаженной и мускулистой, тек ледяной
пот.
А жрица шла, медленно шла прямо на Гуга. Судя по всему, ее устраивала и
эта жертва.
- Не смей... - еле слышно сипел Гуг в спину Саю. - не смей!
Он еще держался, только ноги отказали, все плыло в тумане, хмель как
рукой сняло, но зато мозг сковало оцепенением. Он не понимал, что с ним
происходит, он видел только свою любимую... и еще спину Дубины.
