Центром, иначе откуда бы ему знать, что я участвую в охоте?
А он узнал и прислал мне записку. Уже вторую записку.
- Так это не Герострат? - до полковника, похоже, наконец
дошло.
- Конечно, не Герострат, - подтвердил я. - Да вы сами посмотрите.
У вас ведь есть его особые приметы. Вот здесь на
подбородке у настоящего Герострата должны быть шрамы, а у
этого... "письма" шрамов нет.
Полковник выхватил из папки, лежавшей у него на коленях,
машинописную страницу, быстро пробежал глазами текст.
- Вот блядь! - выругался он. - Скотина какая! Это ж надо!
- Что же теперь... - сразу растерялся Сифоров. - Как же это
теперь?.. А где же настоящий?
Двойник продолжал игнорировать все посторонние звуки. Он
разговаривал со мной и только со мной:...
- Но, вообще, ты как, Боренька? Еще в партейку есть
желание сразиться? Ты противник сильный, за что тебя и люблю,
и уважаю. Я тоже не из слабаков. Одно удовольствие на нас
посмотреть будет, когда мы с тобой за доску усядемся. Только
чур, я теперь играю белыми, а ты уж изволь - черными. Ну как,
есть желание?
Я молчал, а псевдо-Герострат ждал ответа.
- Говорите ему что-нибудь, - прошипел полковник из своего
кресла.
- Согласен, - сказал я. - Где мы встретимся?
- Вот это разговор, - затараторил двойник. - В самом деле,
бросай этих козлов и приезжай. Я все подготовлю: напитки, девочки,
шахматная доска - не какая-нибудь, из антиквариата,
князьям Трубецким принадлежала, большой ценности вещь. Так
что останешься довольным.
- Адрес? - спросил я, отметив, как одновременно застыли,
перестали дышать все присутствующие.
- Недалеко'. Загляни на Республиканскую. Дом 8, корпус 1.
Там во дворе такой домишка неприметный. В общем, найдешь. Смотри,
Боря, я тебя буду ждать. И, кстати, не забудь, я тебя буду
ждать одного и без оружия.
Едва успев закончить, двойник захрипел, побагровел и повалился
из кресла лицом в пол.
Один из контрразведчиков - я узнал Лузгина - наклонился
в полной тишине к нему и, взяв за запястье, поискал пульс.
- Мертв, - констатировал он.
Я был готов к подобному исходу, но все равно меня как
ожгло, и сразу внутри забурлило, сердце погнало кровь, а голова
вдруг прояснилась, заполнившись холодной иссушающей
яростью. Яростью схватки.
Герострат прислал мне не просто письмо, он прислал мне
вызов, по ходу убив еще одного человека. И я принял этот
вызов. Не мог не принять.
- Мертв, - эхом отозвался полковник и посмотрел на Сифорова. - Что
скажете, капитан?
- Это ловушка, западня, - отозвался Сифоров. - Судите сами.
Орлов что-то знает о Герострате; задача Герострата - убрать
Орлова.
- Это ниточка, - сказал я.
- А возможно, и то и другое, - Усманов пожевал губами. - Возможно,
там сидит человечек, активист Своры, и ждет, кто
туда придет. Если Орлов - смерть Орлову, если кто другой... - он
ткнул концом трости в распростертое на полу тело.
- Нужно попытаться, - сказал я. - Это ниточка, это шанс.
И вы рискуете упустить его!
- А вы, молодой человек, рискуете жизнью, - проблеял
Усманов. - Ваше рвение, конечно, похвально, но нужно и думать
время от времени.
- Мне плевать! - заявил я. - Я все равно это сделаю. С вами
или без вас!
Да, в тот момент я был настроен более чем решительно.
И полковник мою решительность оценил.
- Хорошо, - сказал он после секундного размышления. - Тогда
не будем тянуть. Отправляйтесь немедленно.
И мы побежали.
Через минуту я, Сифоров, Лузгин за рулем уже выезжали на
Литейный, за нами кавалькадой еще пять машин, набитых вооруженными
бойцами. Картинка из разряда: гангстеры едут на разборку
с конкурирующей группировкой. Чикаго, громовые двадцатые. Или
Петербург, унылые девяностые.
Сифоров быстро прикинул:
- Литейный, Невский, Александро-Невский, Шаумяна. Минут
двадцать-двадцать пять - не больше.
- Если. Не увязнем. В пробке, - вставил оптимист Лузгин. - Поразвели.
Личного. Транспорта.
- Ничего, - подбодрил Сифоров. - Прорвемся.
Мы выезжали уже на площадь Восстания, когда запиликал
сигнал радиотелефона, закрепленного на панели перед водителем.
Сифоров снял трубку:
- Слушаю.
Я же наклонился вперед, чтобы видеть его лицо. Я не знал,
что должно сейчас произойти, но я догадался. Гораздо раньше
неистового капитана.
Лицо Сифорова изменилось. Азарт сменило недоумение, уголки
губ обиженно опустились, потом капитан откинулся в кресле
и устало сказал:
- Слушаюсь. Есть прекратить операцию... Да, возвращаемся.
Да, немедленно. Слушаюсь, товарищ полковник.
Он положил трубку на место и оглянулся на меня.
- Отбой, - сказал он. - Поворачиваем назад. Что-то у них
там случилось.
Он не хотел встречаться со мной взглядом, но сделать ему
это пришлось, и он мгновенно понял, о чем я думаю.
"Думайте что хотите. Но мы действуем правильно, и,
надеюсь, скоро вы постараетесь забрать свои слова назад. - Очень
надеюсь. Но как бы не получилось наоборот."
"Если надо стрелять, я буду стрелять. Если нужно убить,
я убью. Если понадобится взорвать этот мир, я взорву его. И
Владыки ценят меня, я не обману высокое доверие Владык."
- Что? Возвращаемся? - с разочарованием в голосе уточнил
Лузгин.
И вот тогда Сифоров решился на ПОСТУПОК. Может быть, на
первый и последний настоящий поступок в своей жизни. Или проступок,
как кому угодно трактовать его действия.
- Мы продолжаем, - сказал он Лузгину. - Попробуем втроем.
- Но, Кирилл, - спохватился боец. - Был. Приказ...
- Здесь приказываю я! Лейтенант, мы продолжаем операцию.
- Слушаюсь, капитан, - перешел на официальный тон Лузгин
и тут же добавил, на всякий случай подстраховавшись: - Под. Вашу.
Ответственность.
- Да! Да! Под мою. Заткнись только, ради бога.
Мне стало интересно. Сифоров не просто понял, он поддержал
меня! Впервые за все время нашего знакомства - так прямо
и без уверток поддержал. Может быть, потому, что вспомнил он,
как приходилось ему умирать на грязном заплеванном полу в темноте
под лестницей с пулей в животе, а я пришел ему на помощь.
А может быть, просто потому, что, в общем-то, неплохой он парень
и ему тоже не доставляет особой радости, когда кто-то,
пусть старший и по возрасту и по званию, пытается им управлять,
сыграть с ним "втемную".
Второй раз телефон зазвонил, когда мы свернули на проспект
Шаумяна, а кавалькада давно отстала.
- Что там опять? - Сифоров снял трубку. - Слушаю... Так
точно, говорит капитан Сифоров. Да, мы возвращаемся... Нет,
мы заедем еще в одно место. По просьбе Бориса Анатольевича...
Нет-нет, товарищ полковник, я же понимаю... Приказ есть приказ.
Операция отменена... Да-да, хорошо... Возвращаемся немедленно, - он
положил трубку и кивнул Лузгину. - Жми, лейтенант.
Мне не поверили.
- Ваши проблемы, - отвечал Лузгин, но газу прибавил.
Еще через минуту мы были на месте. Лузгин затормозил,
и сначала Сифоров, а за ним я выбрались, озираясь, из машины.
Двор был велик, по периметру его располагались восемь зданий,
и ближе к дальней его границе стояло приземистое двухэтажное
строение с некогда белыми, а ныне грязно-серыми стенами и
плоской крышей - хоть вертолет сажай. Окна строения - оба
этажа - кто-то додумался замазать до середины белой краской,
что придавало строению сходство с моргом, но моргом, очевидно,
не являлось, потому что даже отсюда была хорошо различима
вывеска над дверью: "Прием посуды", а на самой двери
висела табличка, вероятнее всего, с набившей оскомину надписью:
"Тары нет". Мне по ассоциации живо припомнилось наше
с Мишкой приключение у исполкома, но не в той тягостной аранжировке,
а почти с весельем. Я был на боевом взводе: напряжен,
собран, готов действовать.
- Я. Туда. Не пойду, - заявил Лузгин.
- Хрен с тобой, - не настаивал Сифоров. - Тогда давай сюда
удостоверение.
- Не собираетесь ли. Вы. Уволить. Меня. Со службы. Капитан?
- Уволит тебя Усманов, не беспокойся. Удостоверение мне
нужно для Орлова. И лучше отдай его по-хорошему, ты меня понял?
Лузгин, что-то неразборчиво ворча себе под нос - Сифоров
не спускал с него внимательных глаз - вытащил удостоверение
и отдал в приоткрытое окно. Капитан сунул удостоверение мне:
- Возьми. Мало ли пригодится.
- Ну что, мы идем? - спросил я нетерпеливо. - Или дожидаемся
"помощи".
- Идем, конечно, - Сифоров искоса взглянул на меня. - Надеюсь,
ты сегодня в форме?
- Я тоже надеюсь.
Мы почти бегом пересекли двор, и я с ходу стал ломиться
в дверь. Плана, как себя вести дальше, у нас по вполне понятной
причине не было, но я здраво рассудил, что кривая вывезет,
и вновь, как привык уже в подобных ситуациях, положился на
свои способности к импровизации.
Ломился я минуты две и решил было, что пора, пожалуй,
выносить дверь, как с той стороны услышал щелчок поворачиваемого
в замке ключа, и на пороге появился здоровенный лохматый
парень, одетый в замызганную спецовку: на голову меня
выше и на две ладони шире в плечах - громила еще тот.
- Что надо? - осведомился он без оттенка вежливости в
голосе.
- Я - Борис Орлов. Мне назначена здесь встреча.
- Не знаю никакого Орлова, - заявил парень. - Прием посуды
на сегодня закончен. Свободной тары нет.
- Это я уже понял, - сказал я и, подозревая, что мой визави
наслышан о традиционных приемах восточных единоборств, проделал
трюк из набора тех личных армейских нововведений, которые
мы в полку называли "школой пьяного таракана".
Трюк тоже имел свое название: "Таракан, падающий после
двухдневной попойки влево". Я резко наклонил корпус влево и,
без сомнения, упал бы, если выставленной правой ногой не наступил
бы моему громиле на поношенные ботинки, одновременно
перехватывая его взмахнувшуюся правую руку. После чего провел
удар уже из стандартного набора, и хотя левой я бью гораздо
слабее, чем правой, мне удалось почти сбить парня с ног
и уж точно на какое-то время дезориентировать.
Сзади подскочил Сифоров, с веселым азартом мне подмигивая,
а впереди перед нами открылся коридор - необыкновенно чистый
для заведений подобного рода, и мы энергично затопали вперед,
и в этот самый момент я заметил боковой проход и в нем - фигуру
в знакомом комбинезоне и со знакомым шлемом: зеркальное
забрало вместо лица.
Они допустили ошибку. Мое имя, несмотря на заверения
парня в спецовке, который корчился теперь, обняв дверной косяк,
было здесь хорошо известно, и они решили взглянуть, что
я собираюсь делать, вместо того, чтобы сразу приласкать нас
психотронным ударчиком. Но ошибка их мне ничего бы не дала,
не успей я должным образом среагировать. Я мгновенно изменил
направление бега и прыгнул, выгибаясь в прыжке, сбив человека
в шлеме. Мы загремели на пол, и тот, не будь дураком, попытался
лягнуть меня в пах, но я ощутимо ткнул его в солнечное
сплетение и принялся сдирать шлем. Я опасался, что шлем крепится
на системе застежек, но ничего такого не нашел - шлем
снялся легко, как мотоциклетный. Я понимал - хотя что я мог
понимать при настолько сумасшедшем темпе развития событий? - чувствовал,
что нужно действовать быстро, поэтому немедленно
попытался надеть шлем себе на голову. И тут же меня настиг
психотронный удар. Я услышал крик рядом, и сам, наверное,
закричал от ворвавшейся без предупреждения в тело боли,
но движение, которое я начал, уже нельзя, поздно было остановить,
и шлем сам собой наделся мне на голову.
Боль как отрезало. Я огляделся, сидя на полу.
Внутри забрало шлема свободно пропускало свет. Я увидел
Сифорова, беспомощно ворочающегося на полу; мычащего, закатив
глаза, владельца шлема, благородного представителя "третьей"
силы. Мне показалось, что я где-то видел его уже, но, верно,
видел мельком и давно, потому что я так и не смог вспомнить,
где и когда. Тем более подумать хорошенько мне не дали.
Хук справа был проведен мастерски, и меня спасло только то,
что я успел краем глаза уловить движение и на голом рефлексе
уйти в сторону. Я вскочил, я развернулся. В двух шагах замер
