ресницами даже не можешь пошевелить... А страх при этом
какой, можешь себе представить?.. Да куда тебе... А потом
меня били, чтобы зафиксировать реакции... Неделями держали
на одной воде... Электроды вживляли... И били, били, били...
А еще у меня сын был. Мой Володя. Родился, когда меня
в армию забирали. Вот ты тут за детишек заступился, а ему
знаешь, сколько было, когда они... Десять лет ему было...
А они бритвой... резали ему пальцы... пальчики ему резали...
чтобы реакции зафиксировать... резали... А он кричал! Если
бы ты только слышал, как он кричал!.. Они и через него переступили,
понимаешь ты или нет?! За что, скажи, мне их любить?
Простить им это, да? Простить?! Раскланяться вежливенько
и сказать: "Извините, ребята, х.... вышла"?.. Что прикажешь
мне после всего этого исповедовать? Смирение? Подставьте,
мол, вторую щеку? Да я взорвать готов, спалить все...
сволочей этих!..
- Я не знал, - забормотал я растерянно: меня ошеломили
неподдельные горе и боль этого (врага?) Человека, и на секунду
даже мне показалось, что все остальное - мелочь, прах
в тени его горя и боли.
- Ну и что? Не знал - теперь знаешь. Что, извинишься
передо мной? Выступишь на суде главным защитником? Как, после
сотни-то невинно убиенных? Переступишь ты, переступишь и ты.
Не первый и не последний. Переступишь, как все переступают.
Но сначала скажи ты, самый умный, самый великолепный мой враг,
скажи мне, неужели весь этот мир, где одни с легкостью переступают
через судьбы других, разве весь этот храм, где полили
алтарь кровью моего десятилетнего сына, разве не заслужил
он того, чтобы сжечь его, спалить дотла?!
Я молчал, я не мог ему ответить. Да и что можно ответить
человеку, которому волею судьбы пришлось стать игрушкой в чужих
грязных руках. Хотя о чем я? Какая тут, к черту, "воля
судюбы"... Его жизнь, его семья оказались размолоты в лязгающем
сцеплении двух систем ради победы в будущей умозрительной
войне, но только вот он не смирился, как смирилась со своей
потерей Марина; он попытался вырваться, и рывок к свободе
оказался сопряжен с большой кровью, потому что по-другому
он уже не умел. А система не сдалась, система не признает
поражений, и снова закрутились-завертелись колесики, закрутились
сифоровы, мартыновы, хватовы и лузгины, чтобы снова
достать его, снова переломать, приспособить к новым условиям.
И я в том тоже участвую, и значит, мой последний шаг тоже
предопределен: переступить, переступить через него, как многие
до меня переступали. Что я мог ему ответить?..
Герострат наконец замолчал, выговорился. В течении долгой
паузы лицо его размягчилось, снова потекли, сменяясь,
мимические состояния. Герострат стал прежним. А ко мне
вернулось прежнее к нему отношение. Подпорчено оно было
теперь слегка, но в целом...
- Вот так, Боренька, - подытожил Герострат. - Такие вот
дела. Но что это я все о себе, да о себе. Тебе, наверное,
тоже есть что вспомнить.
- Есть, - не стал возражать я. - Но тебе нет смысла об
этом рассказывать. Ты и так все обо мне знаешь.
Герострат задумался.
- Да, а ведь так оно и есть. Знаю, Борнька, а это очень
и очень жаль. Не получится, выходит, у нас с тобой опыта.
Не хватает чистоты эксперимента. Меченый ты мною, меченый...
У меня тревожно забилось сердце.
- Что ты хочешь этим сказать?
- А то хочу сказать, что почистить тебя надо бы. А то
переступить-то ты меня переступишь, а потом сам перед собой
оправдаешься: мол, не я виноват - программа Геростратова.
Так что готовься: чистить тебя буду. Тем более, если по
справедливости, ты этого заслужил, нет? Будешь потому первым,
кого Герострат отпускает из сетей своих на волю. Первым и
последним, - он усмехнулся. - Гордись!
Я не верил этому, я отказывался этому верить.
- Ты хочешь убрать психопрограммы, кодировки все и блоки?
- Ух ты какой у меня догадливый. Почти с первого раза.
Да, Боренька, именно этим мы сейчас с тобой и займемся.
Он не дал мне времени ни испугаться, ни как-то подготовиться.
Глядя мне в глаза, он произнес:
- ЛАО-ВА АСОРЦЫ МОСТ!
И, видимо, на пару часов я выключился, потому что когда
снова увидел Герострата, он находился уже не в проходе рядом
со мной, а стоял, тяжело дыша шагах в пяти, прислонившись к
подлокотнику другого кресла. Пистолет он держал в опущенной
руке, а на лице его я заметил крупные капли пота. Освещение
в салоне изменилось. За время моей отключки солнце успело
преодолеть по небосклону изрядный путь, и теперь свет проникал
в иллюминаторы совсем под другим углом. Я взглянул на
часы. Господи, уже шесть!
- Умотал ты меня, Боренька, - заявил Герострат устало. - Никогда
не думал, что декодирование на порядок сложнее...
Ну как, что чувствуешь?
Я широко открыл глаза.
Я ВСПОМНИЛ!
Я действительно вспомнил все, что было на самом деле.
И две лакуны, два белых пятна памяти моей рассеялись без
следа....
ОН ВОРВАЛСЯ, КАК ВИХРЬ. ОН ДВИГАЛСЯ НАСТОЛЬКО БЫСТРО,
ЧТО ЗА НИМ ТРУДНО БЫЛО УСЛЕДИТЬ. ЕСЛИ НЕ СТАРАТЬСЯ, ТО МОГЛО
ВОЗНИКНУТЬ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, ЧТО ОН НЕ ХОДИТ, А ПЕРЕМЕЩАЕТСЯ МОМЕНТАЛЬНЫМИ
СКАЧКАМИ ИЗ ОДНОГО ПРОСТРАНСТВЕННОГО ПОЛОЖЕНИЯ В
ДРУГОЕ.
- АГА! - ЗАКРИЧАЛ ОН С ПОРОГА. - А У НАС СЕГОДНЯ ШЕСТОЙ
ЛИШНИЙ!
Я НЕ УСПЕЛ ГЛАЗОМ МОРГНУТЬ, А ОН УЖЕ БЫЛ В КОМНАТЕ И,
УХВАТИВ ВЕНЬКУ СКОБЛИНА ПЯТЕРНЕЙ ЗА ВОЛОСЫ НА МАКУШКЕ ПРИТЯНУЛ
К СЕБЕ:
- ТЫ НОВИЧКА ПРИВЕЛ? МОЛОДЕЦ! ТЫ ВСЕГДА ХОРОШИХ РЕБЯТ
ПРИВОДИШЬ...
ОН ОТПУСТИЛ ВЕНЬКУ И ТУТ ЖЕ ОЧУТИЛСЯ РЯДОМ СО МНОЙ, ПРОТЯГИВАЯ
РУКУ, КОТОРУЮ Я НЕ БЕЗ ОПАСКИ ПОЖАЛ.
ЛАДОНЬ ЕГО БЫЛА СУХОЙ И ГОРЯЧЕЙ.
- ЗДРАВСТВУЙ, ЗДРАВСТВУЙ, СЫНОК. РАД ТЕБЯ ВИДЕТЬ В НАШЕЙ
ВЕСЕЛОЙ КОМПАНИИ, РАД. МЕНЯ ЗОВУТ ГЕРОСТРАТ, А ТЕБЯ?...
- КЛИЕНТ ГОТОВ, - СКАЗАЛ ШУРАВИ СЕМЕН.
ГЕРОСТРАТ СНОВА ПОВЕРНУЛСЯ КО МНЕ.
- ТОГДА ПРИСТУПИМ. ТАК КАК ТЕБЯ НА САМОМ ДЕЛЕ ЗОВУТ,
СЫНОК?
- ОРЛОВ БОРИС АНАТОЛЬЕВИЧ, - ОТВЕЧАЛ Я ПОСЛУШНО, А ПОТОМ,
ГЛАЗОМ НЕ МОРГНУВ, ДОЛГО И ПОДРОБНО РАССКАЗЫВАЛ О ЗАМЫСЛЕ
МАРТЫНОВА И ВНЕШТАТНОГО КОНСУЛЬТАНТА ПО ПСИХОТРОНИКЕ ЛЕОНИДА
ВАСИЛЬЕВИЧА, О МОЕМ ЗАДАНИИ ПРОНИКНУТЬ В СВОРУ, О ГИБЕЛИ
ЭДИКА СМИРНОВА И ТРУДНОМ ПООЖЕНИИ, В КОТОРОМ ОКАЗАЛИСЬ СОТРУДНИКИ
МВД ПОСЛЕ ИЗЪЯТИЯ У НИХ ЭТОГО ДЕЛА.
С КАЖДЫМ МОИМ СЛОВОМ УЛЫБКА ГЕРОСТРАТА СТАНОВИЛАСЬ ВСЕ
ШИРЕ, А ЛИЦА ЧЛЕНОВ ПЯТЕРКИ СКОБЛИНА - ВСЕ БЛЕДНЕЕ. ВЕНЬКА
СКОБЛИН ТАК ПРОСТО ПОСЕРЕЛ, С ДРОЖАЩИМИ ГУБАМИ, МАХНУВ РУКОЙ,
ОТВЕРНУЛСЯ, ЧТОБЫ НЕ НАБЛЮДАТЬ СВОЕГО ПОЗОРА.
- ЧТО Ж, - СКАЗАЛ ГЕРОСТРАТ, ДОВОЛЬНО ОТКИНУВШИСЬ НА
СТУЛЕ. - ЭТО ТО, ЧТО НАМ НУЖНО!...
КОГДА ГЕРОСТРАТ УШЕЛ, НИКТО НЕ СТАЛ БОЛЕЕ ЗАДЕРЖИВАТЬСЯ.
БЛАГОДАРИЛИ ХОЗЯИНА, КИВАЛИ: "ДО ВСТРЕЧИ!" И ОТЧАЛИВАЛИ. ВЫПИВКА
И ЗАКУСКА ПОЧТИ НЕТРОНУТЫМИ ОСТАЛИСЬ НА СТОЛЕ......
КАПИТАН "ШУРШАЛ" СПРАВА: ЗВЕНЕЛ ОСКОЛКАМИ, ОТВОЛАКИВАЛ
В СТОРОНУ СТОЛИК. ОДИН ИЗ ГЕНЕРАЛОВ - УЖ НЕ ЗНАЮ КТО - ВПОЛГОЛОСА
МАТЕРИЛСЯ. ВИДИМО, ВСЕ-ТАКИ НАПУГАЛ Я ИХ ЗДОРОВО.
- ДА ПЕРЕСТАНЬТЕ ВЫ, ВЛАДИМИР МИРОНОВИЧ, - ОБОРВАЛ ЕГО
ПРОСКУРИН. - НУЖНО РЕШАТЬ, ЧТО С ЭТИМ НАГЛЕЦОМ ДЕЛАТЬ.
- ЧТО ДЕЛАТЬ, ЧТО ДЕЛАТЬ, - ОТОЗВАЛСЯ МАТЕРИВШИЙСЯ. - ПРИДАВИТЬ
СУКУ И ДЕЛО С КОНЦОМ.
- ЛЕГКО СКАЗАТЬ, - СНОВА ПРОСКУРИН. - А ЕСЛИ МЫ УЖЕ ПОД
КОЛПАКОМ? А ОН - ПОДСАДНОЙ?...
- У МЕНЯ ДРУГОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ, - ПРОСКУРИН ПОМОЛЧАЛ. - ОН
ПРОХОДИЛ ОБРАБОТКУ И ДОЛЖЕН ОТЗЫВАТЬСЯ НА НУЖНЫЙ КОД. НУ-КА, - ШЕЛЕСТ
СТРАНИЦ. - ВОТ ЗДЕСЬ. ЛАО-ВА ШАТОК ГРАН-ТУ ОФТОК.
ВСТАНЬ!
Я ВСТАЮ.
ГЕНЕРАЛЫ, ВСЕ ТРОЕ, СМОТРЯТ НА МЕНЯ С ЛЮБОПЫТСТВОМ. КАПИТАН
ТАК ВООБЩЕ ЗАСТЫЛ СО СВОИМ СТОЛИКОМ, РАСКРЫВ РОТ.
В РУКАХ У ПРОСКУРИНА КНИГА. ТОЛСТЫЙ ТОМ В ПРОСТОЙ КАРТОННОЙ
ОБЛОЖКЕ. НА ТИТУЛЕ - РАЗМЫТЫЙ ФИОЛЕТОВЫЙ ШТАМП "СОВЕРШЕННО
СЕКРЕТНО" И НАДПИСЬ: "ТЕХНИЧЕСКАЯ ДОКУМЕНТАЦИЯ. N 154--6-8."
ПРОСКУРИН ПЕРЕЛИСТЫВАЕТ СТРАНИЦЫ.
ПРОСКУРИН ЧИТАЕТ:
- АНЛОВОК МАРОТА ИЗИЛО ОДЕССА ПЕТЕРБУРГ МОС. ГЕРОСТРАТ
АТОНА НОТ.
ПЕРЕД ГЛАЗАМИ ПЕЛЕНА, В ВИСКАХ ПРОСКАКИВАЮТ ДВЕ ЖГУЧИЕ
ИСКРЫ БОЛИ. НО ВСЕ ПРОХОДИТ. Я ПО-ПРЕЖНЕМУ СТОЮ, КАК ИСТУКАН.
- ГОТОВ! - ОБЪЯВЛЯЕТ ПРОСКУРИН, ЗАХЛОПЫВАЯ ТОМ. - ТЕПЕРЬ
ОН БУДЕТ ПОЛАГАТЬ СЕБЯ ПОБЕДИТЕЛЕМ, А ГЕРОСТРАТА - МЕРТВЫМ.
И РАССКАЖЕТ, ЕСЛИ ЕГО СПРОСЯТ.
- БЛЕСТЯЩЕ, - ГОВОРИТ ВЛАДИМИР МИРОНОВИЧ. - СКОЛЬКО НЕ
СМОТРЮ, ВСЕ УДИВЛЯЮСЬ. КАКАЯ СИЛА!..
ПРОСКУРИН С УЛЫБКОЙ КИВАЕТ. ПОТОМ ХЛОПАЕТ СЕБЯ ПО ЛБУ
С ТАКИМ ВИДОМ, БУДТО ЕМУ ТОЛЬКО ЧТО В ГОЛОВУ ПРИШЛА ЕЩЕ БОЛЕЕ
БЛЕСТЯЩАЯ ИДЕЯ. ОН ОТКЛАДЫВАЕТ ТОМ, ИДЕТ К ДЕРЕВЯННОЙ ЭТАЖЕРКЕ
В ДАЛЬНЕМ УГЛУ КОМНАТЫ, БЕРЕТ В РУКИ СТАРУЮ ШАХМАТНУЮ ДОСКУ
И, ВЫСЫПАВ ФИГУРЫ НА ДИВАН, ВЫБИРАЕТ БЕЛОГО ФЕРЗЯ, ЗАТЕМ
СУЕТ ЕГО МНЕ В КАРМАН.
- А ЭТО ЕМУ НА ДОЛГУЮ ПАМЯТЬ, - СМЕЯСЬ, ГОВОРИТ ОН.
И ГЕНЕРАЛЫ-ЗАГОВОРЩИКИ ПОДХВАТЫВАЮТ ЕГО СМЕХ...
Я ВСПОМНИЛ!
- Да, я помню. Теперь я все помню.
- Можешь себя поздравить, - Герострат искривил губы в
вымученной усмешке. - Кстати, у твоих друзей уже шарики за
ролики заехали, как бы тебя из плена моего вызволить. Беспокоятся
чего-то, суетятся. Работать тут мне мешают, отвлекают
все время - зануды. Не понять народу, что декодирование - процесс
тонкий, сродни микрохирургической операции.
Пришил бы я тебе какую-нибудь извилину не туда - то-то было
бы смеху...
- Спасибо тебе, - сказал я честно.
- Какие могут быть благодарности? - махнул рукой Герострат,
поглядел с тоской в ближайший иллюминатор. - Идти надо,
Боря, - прошептал он. - Пора, - и отбросил пистолет в сторону.
Теперь он был безоружен - третья удобная возможность,
но, в конце концом, это могла быть и новая провокация. Все
мои подозрения на счет того, что Герострат задумал очередной
фокус, вернулись. Я снова не верил ему.
- Я сдаюсь! - крикнул Герострат в открытый люк.
- Выпусти Орлова, - загремел над полем усиленный мегафоном
голос Хватова.
- Да здесь ваш Орлов. Чего ему сделается? Выйди, Боря,
покапись друзьям.
И Герострат пропустил меня вперед. Я вышел, щурясь от
яркого солнца.
- Иди!
Я двинулся вниз по трапу.
Они все еще стояли там: Хватов, Мартынов и двое чинов
в гражданском.
Они меня ждали. И вот то, что они меня все-таки ждали,
показалось мне самым невероятным из всего случившегося за
этот день.
- Я сдаюсь! - закричал Герострат. - Гарантируйте мне безопасность!
- Выходи без оружия, с поднятыми руками! - Хватов тоже
не верил Герострату, ждал подвоха.
Но Герострат стал спускаться вслед за мной, подняв
раскрытые пустые ладони.
Мишка бросился ко мне, обнял за плечи:
- Борька, черт! - в глазах его стояли слезы. - Я уж
не чаял.
- Ничего, ничего, - я аккуратно высвободился.
Со стороны аэропорта, газуя, подлетела волга. Бравые
ребята выскочили из нее; один немедленно схватил Герострата
за руку и ловко приковал ее к своей руке. Двое встали сзади
и по бокам.
- Дело сделано, - широко улыбаясь, к нам шел Хватов. - Спасибо
вам, Борис Анатольевич!
Я наблюдал, как Герострата уводят к машине. И вдруг
волна черного панического ужаса перед ним самим, перед его
могуществом, перед его способностью хладнокровно убивать
разом вытеснила из меня все остальное: и мысль о том, что
он добровольно сдался, и сочувствие к его боли, к его изломанной
судьбе, и даже некие проблески благодарности за
то, что он освободил меня от проклятья, от предателя, поселившегося
у меня в голове.
- Мишка! - закричал я, срывая голос. - Ты же обещал,
Мишка!
Мартынов обернулся, глядя на меня непонимающе.
Но зато прекрасно все понял за него Герострат. Он остановился
у приоткрытой дверцы и сказал, посмотрев мне в
глаза:
- НЕ ТОЛЬКО Я, НО ТЫ! - и добавил, обращаясь уже к подталкивающему
его в спину конвоиру:
- ШАТОСТ ОЛИВА МОСТ!
Волна ужаса схлынула, передо мной снова был обыкновенный
человек. Но жить этому человеку осталось чуть более секунды.
Лицо конвоира затвердело, глаза остекленели.
- Стойте! - успел только крикнуть я. - Остановите его!
Но конвоир быстрым движением вытащил пистолет и выстрелил
Герострату в затылок. Герострата швырнуло на автомобиль;
его кровь залила пыльные плиты аэродрома.
Николай Федорович Лаговский, предводитель Своры, был
