отладчики. Пользователю остается только выбирать
готовые решения из предлагаемого списка. На подобном принципе
построены такие системы программирования, как Турбо-Паскаль,
Турбо-Си. Вот и мы реализуем в подсознании человека аналог
системы программирования, которая в конкретной ситуации при
запуске ее конкретным паролем срабатывает конкретным образом,
конструирует, скажем, из готовых образов ложные воспоминания
или искусственные побудительные мотивы для совершения
человеком тех или иных конкретных действий...
Ага! Это то, что мне нужно!...
- Но здесь-то и заключен корень проблемы, - продолжала
рассказывать Марина, - потому что разобраться в производных
деятельности такой системы программирования практически
невозможно, так как путь их реализации для каждого
человека индивидуален, и, не имея представления о первых
этапах адаптации системы в подсознании, можно неверным ходом
быстро и необратимо повредить психику реципиента. И это
без учета возможности встроенной защиты от несанкционированного
проникновения.
- Как же вы собираетесь работать с нашим "объектом"? - удивился
я. - Раз столь велика вероятность того, что первым
же шагом вы необратимо повредите его психику, наша затея
имеет мало шансов на успех.
- Все правильно, - Марина, не понятно чему улыбаясь, с
задумчивым видом уронила столбик нагоревшего пепла с сигареты
в пепельницу. - Только меня не интересует состояние ЕГО
психики.
Наверное, я опять не сумел сдержать своих чувств, и
что-то такое из винегрета неприязни и неподотчетного смутного
страха отразилось на моем лице, что заставило Марину
по-новому взглянуть на меня: внимательно и с нескрываемым
любопытством.
- Я думаю, у нас все получится, - сказала Марина с полунамеком,
не желая, видимо, затягивать паузу возникшего между
нами отчуждения. - Кстати, вот нам и первая возможность попробовать
свои силы.
Я услышал, как в дверном замке повернулся ключ и в прихожей
затопали.
Да, успел подумать я, поднимаясь навстречу долгожданным
гостям, вот такой вот познавательный у нас с тобой,
Марина, получился разговор. Очень познавательный. И интересный...
Глава двенадцатая
Сифоров оказался прав: "объект" я бы не сумел узнать при
всем желании. И фотографии, предложенные моему вниманию, тому
бы не помогли.
Теперь он и выглядел иначе: был коротко подстрижен, в
парадке курсанта и без очков, что его стесняло: он близоруко
щурился, часто моргал, выглядел неуверенным и словно обдумывал
предварительно каждый шаг, каждое свое движение. Более
того, воочию (мне напомнил Сифоров) я встречал этого парня
всего один раз, в мае, да и то мельком, а так как в то время
меня занимали отношения с другими личностями, то я его
просто-напросто не счел нужным запоминать.
А "объектом категории Би" оказался тот самый мальчиккурьер,
который принес мне в ходе майских событий радиотелефон
для поддержания постоянной связи с Геростратом. И он же,
этот мальчик, если верить Сифорову, был тем самым боевиком
Своры, что выполнял по приказу "нашего фокусника" запланированные
покушения: одно - не слишком удавшееся - на Мишку
Мартынова, и другое - удавшееся вполне - на преподавателя
сопромата из моего института.
Я разглядывал этого парня с непонятным мне самому чувством
или даже с очередной смесью чувств из привычно-отстраненного
любопытства, легковесной (по той, наверное, причине, что
я никак не мог представить себе этого щуплого парнишку в роли
киллера) недоброжелательности и в той же степени легковесного
сочувствия: я ведь догадывался, что ему сейчас предстоит пережить,
но видел в том лишь знак, подтверждение существованию
справедливости, возмездия, пусть и в такой грубой форме.
Хотя, к черту, какая тут справедливость? Вряд ли этот
близорукий "студентик" стал бы когда-нибудь хитрым профессиональным
убийцей, не попадись ему на жизненном пути Герострат
со своей Сворой, для которого он был такой же послушной
марионеткой, как и остальные активисты, разве что категорией
повыше...
Да, выглядел этот парень сегодня неважнецки. Разбитые,
опухшие губы, ссадина над левой бровью, темные засохшие пятна
на курсантской форме. Кроме того был он в наручниках, а
справа и слева, приотстав на полшага, сопровождали его двое
угрюмых "бойцов невидимого фронта". Они провели его в кабинет,
где на стене в окружении застекленных книжных полок с
энциклопедическими словарями и справочниками единственной,
пожалуй, приметой того, что здесь не апартаменты уважаемого
академика и лауреата, а именно "явка номер раз", принадлежащая
безраздельно силовой структуре, висела огромная и очень
подробная карта Санкт-Петербурга.
Парня усадили в глубокое кресло спиной к окну; по бокам
сразу встали бойцы, что живо напомнило мне собственное положение
на допросе у Герострата. Наручники снять с парня никто
не удосужился: видимо, так и предполагалось, что разговор будет
проходить в их присутствии.
Сифоров взял за спинку свободный стул, перенес его на
середину кабинета и уселся лицом к "объекту"; мы с Мариной
устроились в стороне, ближе к массивному письменному столу,
сработанному в мебельной традиции середины XIX века и, по
сути, главному украшению кабинета.
Сифоров повел допрос:
- Имя? Фамилия? Отчество? Род занятий?
Парнишка скривил разбитые губы.
- Кому это нужно? - глухо произнес он.
- Отвечайте не поставленные вопросы! - рявкнул капитан:
не слишком-то он обходителен.
- Катись ты!..
Сифоров подался вперед, вытянув руку, ухватил парня за
воротник. Я ожидал вспышки показной ярости, но капитан продолжил
почти дружелюбным тоном, что не совсем соответствовало напору,
с которым он начал.
- Ты что же думаешь, - ласково спросил Сифоров парнишку, - я
с тобой тут в бирюльки буду играть? На тебе три убийства
висят, - (ого, уже ТРИ!), - на вышку тянет без вопросов. И я
обещаю, что лично позабочусь о том, чтобы ты ее получил. И
пересмотров, отсрочек не жди: не будет ни пересмотров, ни отсрочек.
Так что самым разумным на твоем месте будет раскаяться
и помогать следствию, то есть отвечать на все мои вопросы
прямо и без утайки, понятно?
Парень промолчал.
- Понял, я спрашиваю?!
- Нихт ферштеен, моя твоя не понимай, начальник, - оскалился
парень и тут же получил по зубам от Сифорова.
Голова его мотнулась, от разбитых губ по подбородку покатились
новые ярко-алые капли.
Я старался выглядеть равнодушным, но парня мне теперь
было по-настоящему жаль. Видно, никто в этой компании никогда
не слыхал о правах человека. Неудивительно в нашито
бесцеремонно-вольные времена. И не посоветуешь здесь им
ничего: Сифорову виднее, КАК вести себя в подобных ситуациях.
- Будешь теперь отвечать? Будешь?
Я перехватил взгляд одного из бойцов невидимого фронта,
того, что стоял правее кресла. Взгляд этот не выражал ничего,
кроме скуки. Скучно ему, видите ли. Ну-ну, скучай себе дальше...
- Вы не имеете права так со мной обращаться, - раздельно
произнес парнишка. - Я гражданин Российской Федерации, я защищен
Конституцией Российской Федерации. Я знаю закон. Вы не
имеете права...
- Сейчас я покажу тебе свои права! - взъярился Сифоров
или умело сымитировал, что взъярился. - Сейчас ты у меня увидишь...
- Перестаньте, - вмешалась Марина. - Ваши методы в данном
случае ничего не дадут. В конце концов, он легко может вам
соврать.
- Пусть только попробует: я так же легко могу проверить.
Хотя ладно. Что вы предлагаете? - опустив руки, Сифоров отступил
от допрашиваемого, с интересом взглянул на Марину.
- А зачем я здесь? - прищурилась Марина.
- Не рано? - усомнился Сифоров.
- Самое время.
- Тогда прошу, - Сифоров сделал рукой широкий приглашающий
жест.
- Через минуту вернусь.
Марина вышла и действительно через минуту вернулась, принесла
с собой блестящий металлический чемоданчик, очень похожий
на те, которые показывают в гангстерских боевиках в качестве
емкости для переноса героина или не указанной в налоговой
декларации наличности.
- Буду вам признательна, - обратилась Марина к Сифорову, - если
вы принесете из гостиной один из тех столиков.
Капитан ФСК Сифоров счел ниже своего достоинства таскать
какие-то там столики, поэтому он со значением взглянул на бойцов,
и тот, что стоял по правую руку от парнишки, послушно затопал
в гостиную.
Столик поставили слева от "объекта"; тот наблюдал наши
приготовления без страха, а с каким-то даже гордым презрением,
чуть выпятив нижнюю распухшую губу. Кровь остановилась и
теперь подсыхала корочкой на его подбородке.
Марина положила свой чемодан на столик, набрала известный
ей шифр на замке, и чемодан открылся. Там обнаружилось некое
устройство, занимавшее практически все внутреннее пространство
чемодана и напомнившее мне громоздкий тридцатого года
выпуска амперметр, который бесценным реликтом гордо стоял в
лаборатории кафедры электротехники нашего института. Так же,
как и древний амперметр, устройство было снабжено стрелочными
шкалами, переключателями, верньерами. Одно из немногочисленных
отличий - огромные наушники, длинным толстым кабелем подсоединенные
к круглому разъему на торцевой стороне устройства.
- Посмотрим, посмотрим, - пробормотал Сифоров, вытягивая
шею и с почти что мальчишеским любопытством разглядывая устройство:
вот оно - чудо американского военно-промышленного
комплекса!
Марина взяла в руки наушники и, обойдя кресло с допрашиваемым,
аккуратно надела ему их на голову. Парнишка не сопротивлялся,
всем своим видом выражая крайнюю степень скепсиса.
Впрочем, сопротивляться ему было бы бесполезно: двое
бойцов находились в состоянии полной готовности подавить любой
позыв к сопротивлению.
Марина вернулась к чемодану, переключила там что-то;
шкалы осветились, и стрелки на них дрогнули. Да, это тебе
все-таки не дудочка Гамельнского крысолова, это кое-что посовременнее.
- Можно начинать? - спросила Марина, взглянув на Сифорова.
- Пожалуйста, - не стал возражать тот.
Марина кивнула, повернула один из верньеров с хорошо
слышным щелчком, затем пальцем откинула неприметный металлический
колпачок на устройстве, под ним обнаружилась кнопка.
Помедлив, она вдавила ее, и кнопка засветилась красным
под ее пальцами.
Парнишку в кресле выгнуло дугой. Бойцы едва успели среагировать
и ухватить его за плечи. Парнишка засучил ногами по
ковру, но через секунду так же резко обмяк, осел под давлением
сильных рук.
- Это что, разновидность электрического стула? - беспристрастно
поинтересовался Сифоров.
- Похоже? - Марина улыбнулась. - Это только начало.
Пожалуй, в этой комнате я один сочувствовал парнишке,
его боли. Всем остальным было наплевать. А особенно - моему
"напарнику, более чем располагающему к интересному общению",
Марине Кэйбот.
Как она тогда сказала: "меня не интересует состояние
ЕГО психики"? И действительно, если вдуматься: кто он ей?
"Объект" и не более. Даже не соотечественник.
Марина положила пальцы на тот же верньер и медленно, наблюдая
с полным вниманием за шкалами, начала поворачивать его
по часовой стрелке.
Парнишка, сидевший до того молча с закрытыми глазами,
вдруг запел. Хрипловатым низким голосом, совсем не похожим
на тот, которым он отказывался отвечать на вопросы, - какую-то
белиберду на незнакомый мне мотив. Изо рта у него потекла
розовая слюна. Это было настолько жутко, что я непроизвольно
отпрянул. И перехватил на себе изучающий взгляд Кирилла Сифорова.
Сифоров тут же подмигнул мне и снова повернулся к Марине:
- Нам еще долго ждать?
- Покурите пока.
Сифоров полез в карман за пачкой "Мальборо", предложил
сигареты мне. Я машинально взял, прикурил от чиркнувшей зажигалки.
Сифоров с довольным видом уселся на край письменного
стола и придвинул к себе пепельницу.
Парнишка приподнялся в кресле и начал раскачиваться.
Вправо-влево, вправо-влево. Совсем не в такт напеваемому
мотиву.
- Гольгульди ло, овела то, мартума цо, беволи ло, - шептал
