- У него был сердитый вид?
- Не знаю. Я была сердита, потому что разругалась из-за него с Томом.
Так что я особенно не присматривалась. И то хорошо, что пришел. И я была
готова раскрывать книги. Но я не захватила ручек.
- Почему вы должны были их взять?
- Так водится. Некоторые писатели приходят без ручек - витают в
эмпиреях, куда им до таких земных мелочей! С Джайлсом другое дело - у него
свои специальные ручки с монограммами - вы-то знаете, и другими не
пользуется. Обычно я беру запасные ручки на всякий случай, но на этот раз
я подумала: пусть катится ко всем чертям! Хотелось как-то проявить свое
возмущение.
- Из-за этого вы повинны в его смерти?
- В каком-то смысле, - она уже не плакала. - Если бы я их захватила,
и он не был бы так раздражен, он бы...
- ...не помчался наверх принимать душ и не был бы так ослеплен
злобой, что не упал бы и не разбил голову?
- Возможно.
- Наверное, но дело в том, что я должен был занести ему запас его
ручек накануне вечером, а я забыл. Так что видите, я больше виноват, чем
вы. А теперь, пожалуйста, расскажите все по порядку и про шумиху, которую
он поднял.
- Не знаю, что сказать. Первые полчаса все шло нормально. Каждую
книгу, которую я ему подавала, он надписывал одинаково: с наилучшими
пожеланиями, фамилия, дата. Не произнес ни слова, ни разу не улыбнулся. Я
слышала, как тот, другой, как же его зовут? Ну, тот, который пишет все
книги на свете...
- Айзек Азимов?
- Да. Я слышала, как он без остановки что-то болтал, говорил с
каждым, флиртовал с девушками.
- Знаю.
- Людям это нравится. От него они переходили к Джайлсу, ожидая такого
же отношения, а их встречало гробовое молчание. Потом вдруг его ручка
перестала писать, и он молча откинулся на стуле. Я спросила, в чем дело, и
он как-то визгливо выкрикнул: "Кончилась паста", - и выпятил нижнюю губу.
Сидит и не двигается. Естественно, очередь остановилась. Азимов встал и
спрашивает, в чем дело. Меня как громом поразило. Потом Азимов предложил
свою ручку, и тот, кто первый стоял за автографом, тоже протянул свою
ручку Джайлсу, а сам взял пустую ручку Джайлса, наверное, как сувенир.
Джайлс начал писать новой ручкой, и минут пять казалось, что все в
порядке, но и эта ручка перестала писать. Настоящий кошмар!
- Что же вы сделали? - спросил я.
- Встала и пошла за ручками. Не могла придумать ничего лучше, как
спуститься на эскалаторе к портье. К тому времени, когда я вернулась, одна
девица из "Хэкьюлиз Букс" дала ему ручку, кажется, из-за нее тоже поднялся
шум, но, слава богу, эту неприятность я пропустила. Дальше надписывание
автографов продолжалось без происшествий до самого конца.
Я ушла. Не хотелось говорить с Джайлсом, даже смотреть на него.
Фактически я больше его не видела, и, когда узнала, что он умер, меня как
обухом по голове ударили. Ведь из-за этих ручек он был не в себе. Я ушла
домой с мигренью.
- Теперь вам получше?
- Немного, - сказала она грустно. - Слава богу, Том держится.
- Послушайте, Тереза, вы не заметили, может быть, Джайлс сделал
что-то, из чего можно сделать вывод, что его беспокоили не только ручки?
- Насколько мне известно, - сказала она твердо, - одни несносные
ручки.
- Мне сказали, что он жаловался на меня.
- Может быть, эта девица из "Хэкьюлиз Букс" слышала. Она стояла рядом
с ним, когда я уходила.
9. ГЕНРИЕТТА КОРВАСС. 15.15
Я позвонил в "Хэкьюлиз Букс", и мне сказали, что мисс Гризуолд на
съезде Эй-Би-Эй. Я ответил, что зайду туда, и отправился в отель,
продолжая размышлять. Два обстоятельства, нет, три беспокоили меня.
Во-первых, есть ли какая-нибудь связь с наркотиками? Я не умею
проникать в душу человека, но Джайлс жил у меня, и я его неплохо знаю. Он
презирал кофе из-за кофеина, его волновали вещества, которые добавляют в
пищевые продукты, и он все время собирался перейти на натуральные
продукты. Но кто знает - каждая палка имеет два конца.
Во-вторых, его недовольство мной. Он испытывал муки, когда надписывал
автографы, и Сара слышала, как он с ненавистью бормотал мое имя. Мне надо
было получить подтверждение ее словам и, если удастся, дополнительные
подробности. И Нелли Гризуолд могла знать об этом.
И, наконец, вопрос о женщине, которая привела его в то утро. Неужели
ее никто не видел? Чем больше я над этим думал, тем более вероятным мне
представлялось, что она была с ним все утро и предшествующую ночь тоже и,
быть может, могла дать ключ к загадке. Мысль о неизвестной женщине так
захватила меня, что я решил на время отложить встречу с Нелли и поднялся
на пятый этаж.
В комнате пресс-конференций, как всегда, кипела бурная деятельность.
Я увидел Генриетту, но она, заметив меня, повернулась спиной и направилась
к двери. Я бросился ее догонять и крикнул:
- Подождите!
Она обернулась. Глаза ее превратились в щелочки, и взгляд был полон
горечи.
- Какого черта вам нужно?
Она явно жалела, что разоткровенничалась со мной накануне вечером.
- Ни слова о вчерашнем, - пообещал я.
- Что же тогда?
- Утро.
- Что именно?
- Вы сказали, что не заходили за Джайлсом вчера утром. Пожалуйста,
подумайте снова и не искажайте факты. Если вы все-таки заходили за ни м...
Она повернулась ко мне лицом, уперла руки в бока и гневно бросила:
- Вы, наверное, рехнулись!
- Вы не боялись, что он не придет вовремя надписывать автографы?
- Плевала я на эти автографы!
- Но кто-то привел его. Я знаю. Кто это был?
- Не знаю и знать не хочу.
- Вы не могли бы выяснить для меня?
- Нет. Выясняйте сами, - она повернулась и пошла.
Я смотрел ей вслед в замешательстве и потом вернулся на книжную
выставку.
10. НЕЛЛИ ГРИЗУОЛД. 15.55
Хотя я не был с ней знаком, но слышал от всех, что она "симпатичная",
поэтому, заглянув в киоск "Хэкьюлиз Букс", сразу понял, что это она. Носик
длинноват, и глазки, пожалуй, узковаты, в общем, далеко не красавица, но
добродушный, отрывистый взгляд с лихвой компенсировал эти недостатки.
- Мисс Гризуолд, - обратился я к ней.
Она посмотрела на значок съезда, который я прикрепил, чтобы войти на
книжную выставку, и возбужденно заговорила:
- Мистер Джаст! Мне очень нравятся ваши книги. - Вряд ли она могла
удачнее начать разговор. - Вы знаете, "Хэкьюлиз Букс" заинтересовано в
том, чтобы выпустить вашу новую книгу в мягкой обложке?
- Мне об этом неизвестно.
- Вэлиэры показывали нам отрывки из книги, и они произвели хорошее
впечатление на нашего главного редактора. Я тоже читала и просто в
восторге.
"И я от тебя тоже в восторге", - подумал я. Она мне показалась такой
симпатичной, что я готов был отдать свою пишущую машинку - не самую новую,
- лишь бы забыть о Джайлсе и пригласить Нелли пообедать. Но в тот момент
Джайлс был на первом месте, и "проект Нелли" пришлось отложить.
- Что ж, прекрасно, но все же цыплят по осени считают. Посмотрим,
понравится ли моя книга вам и вашему издательству, когда она будет
закончена. Пока же не согласитесь ли вы ответить на несколько вопросов?
- Какого рода?
- Вы вчера были в зале, когда Дивор и Азимов надписывали автографы...
- Да, Азимов - один из наших выдающихся авторов.
(Она не употребляла прилагательного. Очень характерно для Айзека, что
он сам его вставил.
Дэрайес Джаст.
Она очень часто употребляла его в разговорах со мной. Чрезмерный
буквализм - не самый лучший путь к истине.
Айзек Азимов.)
- Я знаю. Но меня интересует Дивор. Мне известно, что вы дали ему
ручку.
- Да, там такое творилось! Вы тоже там были?
- Нет.
- Тогда позвольте мне рассказать вам, что произошло. - Она была
первой, кто сам пожелал говорить на эту тему.
- Пожалуйста.
- Я пришла туда главным образом ради Азимова, - начала она. -
Проследить, чтобы ему хватило экземпляров и чтобы все шло гладко. Случайно
я посмотрела на Дивора, и, боже мой, у него был совсем другой вид.
Казалось, что его что-то мучает. В его ручке кончилась паста, но по
какой-то причине Тереза Вэлиэр, которая помогала ему, не имела запасных.
Но потом он обменялся ручками с мужчиной, который стоял перед ним. Как
будто все было в порядке, и вдруг возник новый кризис - паста и во второй
ручке тоже кончилась.
Дивор был в полной прострации. Он сидел неподвижно, на лице -
страдание, а Тереза просто убежала. Очередь остановилась, и я видела, что
Азимов начал нервничать и встал с места. Я же за него отвечала! Поэтому я
подбежала к Дивору с ручкой - у меня их было полно.
Он взял ее автоматически, как будто мысли его витали неизвестно где,
и начал писать. Однако через пару секунд он остановился и тихо прошипел:
"Она красная".
Оказывается, я дала ему шариковую ручку с красной пастой. Это был уже
третий кризис. Я сказала: "Не беспокойтесь, поклонникам нравятся красные
автографы".
И он снова принялся писать.
К тому времени вернулась Тереза с ручкой, но она уже была не нужна.
Дивор продолжал писать красной. Но когда он закончил, то швырнул мою ручку
в стену и ушел, не сказав ни слова - так он был раздражен. Хорошо еще, что
он не швырнул мне ручку в лицо.
А через два часа он умер, и я... Постойте, ведь это вы его нашли?
- Да. Но не в этом дело. Что вы собирались сказать?
- Просто мне пришло в голову, не оттого ли он упал в ванне, что был
так взволнован и, может быть, моя красная ручка была последней каплей.
- Все считают себя виноватыми. Факт таков, что его ручки были у меня,
и я их ему не принес. Так что больше всех виноват я. Вот что, Нелли,
подумайте, не показалось ли вам, что его волновали не ручки, а что-то
другое?
Она подумала, потом печально покачала головой:
- Если и была другая причина мне она неизвестна.
- Ну ладно, еще один вопрос: вы не видели, кто привел его в зал?
- Я даже не видела, когда он вошел.
Я стоял нахмурившись. Никто не видел, что он вошел с женщиной. Кто же
мне сказал об этом? И вдруг я вспомнил. Совершенно внезапно. Я видел лицо,
я слышал голос. Мне сказала об этом гардеробщица. Когда Джайлс без номерка
пришел спросить ее о пакете, его торопила женщина, которая его
сопровождала. Я даже вспомнил, как ее назвала гардеробщица.
11. ДОРОТИ. 16.25
Я взглянул на часы - почти половина пятого - я помчался на второй
этаж, боясь, что уже упустил гардеробщицу, видевшую Джайлса с женщиной. Я
влетел в гардероб, растолкал несколько человек, стоявших у стойки, и, едва
переведя дух, спросил:
- А где гардеробщица?
- Я гардеробщица, - сказала пожилая, приятного вида женщина с
белоснежными волосами, в очках с металлической оправой. На пластинке,
приколотой у нее на груди, значилось "Дороти".
- Не вы, а другая. Крашенная блондинка с толстыми руками, в
подсвеченных очках, нос дергается, не помню, как ее зовут...
Дороти улыбнулась, без труда узнав оригинал нарисованного мною
портрета:
- Это Хильда. Она уходит в четыре.
- Вы знаете, где она живет?
- Нет, - ответила она неодобрительно.
- Подождите! - воскликнул я. - Мне надо задать вам один вопрос. Есть
ли здесь в отеле женщина, которую вы и Хильда называете Перчик?
Она снова улыбнулась:
- Конечно.. Это.. - Потом спохватилась и сказала: - Не знаю, о чем вы
говорите. Я занята.
