тем, как пробить очередной час.
"Пожри меня Апоп, - раздраженно подумал он, - будем надеяться, я
ничего не сломал. Откуда такое падение нравов? Ведь помню же я еще
время, когда яги требовали в плату за свои услуги изысканные шахматы,
секстанты и телескопы. А что теперь? Чертовы игрушки. И к тому же, -
подумал он сокрушенно, - они никогда не отличались должным почтением, но
теперь и вовсе охамели".
Он встал и тряхнул головой. От дыма курившихся благовоний в палатке
царил полумрак; он поспешно подошел к выходу, откинул полог и зажмурился
от неожиданно яркого солнца, заливавшего вересковые луга Айлингтона.
Ведь это произошло совсем недалеко отсюда, припомнил он, когда восемь
лет назад бедняга Аменофис Фике отдался псоглавому богу Врат и, утратив
почти весь разум и магические способности - за исключением этого
проклятого дара переселения из тела в тело, - сбежал. С пистолетной
пулей в животе и отметиной Анубиса - шерстью, растущей по всему телу...
сбежал, чтобы начать сомнительную карьеру Джо - Песьей Морды, оборотня,
которым лондонские мамаши пугают непослушных детей. Сбежал, оставив
Ромени - ка, которому полагалось бы давно уже уйти на покой, -
ответственным за все Объединенное Королевство.
"Ну, - не без самодовольства подумал Ромени, - Мастер хорошо
постарался, ваяя этого ка. Не думаю, чтобы Фике - или даже Романелли! -
смогли бы лучше вести дела Мастера в Британии. Должно быть, он отзовет
меня, вернув в исходное небытие, вскоре после переворота - то есть уже
на этой неделе. Ничего, я уйду без сожаления. Восемь лет жизни - большой
срок для ка.
Хотелось бы мне только, - подумал он, хищно прищурив глаза, -
разгадать тайну тех опасно образованных чародеев, которые использовали
для своих путешествий по времени Врата, случайно открытые Фике. О черт,
это! Дойль, которого я отловил тогда, вполне мог бы расколоться, будь у
меня чуть больше времени поработать над ним. Откуда они все-таки
взялись?"
Он нахмурился. "Но это же совсем несложно узнать, - вдруг сообразил
он. - Для этого достаточно вычислить, какие еще Врата были открыты
одновременно с Кенсингтонскими. Судя по всему, они из тех, что
существуют парами, - большие, продолжительные здесь и довольно короткие
в другом времени. Они относительно редки, к тому же меня всегда
интересовали только продолжительные, и все же вычислить, из какого
времени они все появились, не так сложно, и эта информация сможет
пригодиться тому, кто придет за мной следом".
Отвернувшись от солнца, он снова сел за стол и начал рыться в своих
записях. Он нашел датированную первым сентября и, нахмурившись,
углубился в ее изучение.
Не прошло и нескольких минут, как он нетерпелива прикусил губу,
окунул перо в чернильницу и, зачеркну! старые вычисления, принялся
старательно считать все заново.
- Нельзя доверять математические расчеты ка, - пробормотал он себе
под нос. - Хорошо еще, что я внимательно замерил Кенсингтонские Врата...
Наконец он выписал ответ и замер в недоумении: новый результат не
отличался от того, что он зачеркнул. Он не сделал ошибки - в тот вечер
действительно было только одно окно. Сентябрьское окно во времени не
относилось к парным.
Тогда откуда же они? Ответ пришел к нему так быстро, что он
поморщился, как это он не додумался до этого раньше.
Разумеется, люди в каретах прыгнули из одного окна в другое - но с
чего он взял, что эти два окна должны существовать в одно время?
Дойль и все его приятели-чародеи попали в первое сентября тысяча
восемьсот десятого года из окна в другом времени.
"И если это смогли сделать они, - восторженно подумал Ромени, - то и
мы сможем. Да, Фике, быть может, твоя жертва не так уж и напрасна! Ра и
Озирис! Что мы... что мы сможем сделать с этим умением? Прыгнуть в
прошлое и предотвратить взятие Каира англичанами? Или прыгнуть еще
раньше и подорвать могущество Англии настолько, чтобы к этому столетию
она не представляла собой какой-нибудь значительной силы! И подумать
только, для чего компания Дойля использовала все это могущество?! Для
того, чтобы послушать выступление какого-то поэта! Мы используем его
более... более эффективно", - подумал он, и губы его раздвинулись в
волчьей усмешке.
Но, подумал он, придвигая поближе магическую переговорную свечу, это
слишком серьезное дело, чтобы справиться с ним в одиночку. Он зажег
свечу от лампы на столе, и каплеобразный язычок пламени лампы затрепетал
и, казалось, отпрянул, когда на кончике фитиля волшебной свечи вспыхнул
круглый огонек.
***
Настолько, насколько этот улыбчивый молодой человек вообще мог
радоваться чему-либо, он был рад тому, что воздействие на него доктора
Ромени не только избавило его от неизменно сопутствующего свободе воли
груза ответственности, но и сделало относительным понятие физического
дискомфорта. Конечно, его слегка беспокоили голод или усталость в ногах,
а где-то еще глубже, в самых далеких закоулках сознания слышался
тревожный или даже ужасающийся голос, но огонь его сознания беспрестанно
поливался водой, так что образующийся пар только питал невообразимый
двигатель, а несколько еще тлевших углей не ощущали ничего, кроме
бездумного удовлетворения от того, что эта машина работает хорошо.
Подобно кебмену, которому приказали кружить вокруг квартала до тех
пор, пока заказавший кеб пассажир не соберется и не окликнет его от
дверей, улыбчивый молодой человек начал с заученной фразы.
- Доброе утро, дружище, - произнес он. - Я лорд Байрон. Не угостить
ли вас пинтой чего-нибудь? - Улыбчивый молодой человек вряд ли расслышал
ответ - тот звучал глухо, как из-за перегородки, - но какая-то часть его
мозга (или машины) опознала его и среагировала, согласно варианту номер
три: - Я действительно шестой барон Байрон из Рочдейла, друг мой; я
унаследовал титул в 1798 году, когда мне было десять лет. Если вы
удивляетесь тому, что настоящий пэр делает в месте, подобном этому,
распивая с простыми тружениками, я отвечу: потому, что уверен в том, что
истинная Англия - это простые труженики, а не лорды и прочая знать. Вот
я и говорю...
Тут следовало плавно переключиться на ответ по варианту номер один:
- Эй, трактирщик! Пинту того, чего пожелает этот джентльмен! - Рука
молодого человека с точностью хорошо отлаженной машины выудила из
жилетного кармана монету и выложила ее на ближайшую горизонтальную
плоскость, вслед за чем его рот продолжал ответ по варианту номер три с
того места, на котором остановился. - К черту всех тех, кто правит нами
только потому, что им посчастливилось уродиться из аристократической
утробы! Я заявляю: король, вы или я - ни один из нас не лучше другого,
так где же тут справедливость, если одни едят на серебре, не трудившись
ни дня за всю свою жизнь, а другие надрываются день-деньской, а мясо
едят дай Бог раз в неделю? Американцы смогли избавиться от этого
неестественного общественного устройства, и французы тоже пытались, так
что я считаю: мы тоже...
Тут он заметил, что человек, к которому он обращался, уже ушел. Когда
ушел? Впрочем, какая разница - не пройдет и минуты, как подсядет
кто-нибудь еще. Он снова сел, и на лице его появилась отсутствующая
улыбка.
Спустя пару минут он заметил, что рядом сидит кто-то еще, и он начал
снова:
- Доброе утро, дружище. Я лорд Байрон. Не угостить ли вас пинтой
чего-нибудь?
Ему ответили одной из тех фраз, о которых его предупреждали, и он с
неожиданным беспокойством ответил согласно варианту номер восемь:
- Да, друг мой, до недавнего времени я странствовал за границей. Мне
пришлось вернуться на родину из-за болезни, лихорадки, что до сих пор
затуманивает мой рассудок. Пожалуйста, простите меня за мою ослабшую
память... мы с вами знакомы?
Последовала долгая пауза, на протяжении которой все еще продолжавший
улыбаться молодой человек почему-то ощущал себя все более неуютно, но в
конце концов его собеседник ответил отрицательно, так что он смог с
облегчением продолжать:
- Если вы удивляетесь тому, что настоящий пэр делает в месте,
подобном этому, распивая с простыми...
Собеседник оборвал его вопросом, прозвучавшим не приглушенно, но
пугающе отчетливо.
- Как продвигается ваша работа над "Паломничеством Чайлд-Гарольда"? -
спросил незнакомец. - Простите, вы ведь работаете сейчас над
"Чайлд-Гарольдом"? Как там... "Жил в Альбионе юноша. Свой век он
посвящал лишь развлечениям праздным..." Что там дальше?
Эти слова почему-то подействовали на молодого человека как ледяной
душ, волшебным образом прояснив его слух и зрение, - его окружение из
приятно-размытого сделалось ужасающе отчетливым, и в первый раз за
четыре дня он увидел лицо собеседника.
И лицо это оказалось из тех, что не могут не привлечь внимания:
покоящееся на внушительно широких плечах и мускулистой шее, обрамленное
пышными золотыми гривой и бородой, оно казалось изможденным, морщинистым
и несколько безумным, словно хранило ужасные, сверхъестественные тайны.
Молодой человек - теперь он уже не улыбался - был проинструктирован и
на случай такой ситуации. "Если беседа вдруг приобретет опасный оборот,
- не раз повторял ему Ромени, - и вы утратите защитную завесу, что дает
вам мое покровительство, немедленно возвращайтесь сюда, в лагерь, пока
люди на улице не разорвали вас на части, как крысы - увечную собаку..."
Однако слова этого бородача пробуждали в нем что-то еще, что-то более
важное, чем наставления Ромени.
"Распутством не гнушаясь безобразным, душою предан низменным
соблазнам..." - услышал Байрон собственный голос. Эти непонятно почему
столь знакомые слова, казалось, разбудили и выпустили на свободу целый
рой воспоминаний, разом нахлынувших на него. Вот он стоит с Флетчером и
Хобхаузом на борту брига "Спайдер"... албанцы в Тепелене в белых юбках и
расшитых золотом шапках, на поясах - украшенные дорогими самоцветами
пистолеты и кинжалы... выжженные солнцем желтые холмы под синим небом
Морей... что-то связанное с лихорадкой и... и врач? Мозг его с почти
наяву слышным стуком захлопнулся, отгораживаясь от этих воспоминаний, но
голос продолжал нараспев: "Но чужд равно и чести и стыду, он в мире
возлюбил многообразном, увы! лишь кратких связей череду да собутыльников
веселую среду..."
Ему показалось - чья-то рука перехватила ему горло, и он знал, что
это доктор Ромени. В голове его прозвучал приказ лысого доктора:
"Немедленно возвращайтесь в лагерь!"
Он встал, в замешательстве оглядывая остальных посетителей низенькой,
задымленной залы, и, на ходу бормоча извинения, устремился к двери.
***
Дойль тоже вскочил, но голова его закружилась от непривычного роста,
и ему пришлось схватиться за стол, чтобы устоять на ногах. Боже мой,
подумал он, бросаясь в погоню за молодым человеком, это ведь в самом
деле Байрон - он знает "Чайлд-Гарольда", которого никто в Британии не
узнает еще целых два года! Но что с ним? И почему так ошибается его
биография? Как он мог оказаться здесь?
Шатаясь, подбежал он к двери и остановился, привалившись к косяку.
Где-то справа в толпе виднелась курчавая голова Байрона, и он неуверенно
двинулся в ту сторону, отчаянно желая научиться носить это весьма и
весьма неплохое тело с тем же изяществом, что в свое время Бреннер.
Люди поспешно расступались, пропуская шатающегося великана с безумным
взглядом и львиной гривой, и он нагнал Байрона уже у следующего кабака.
Схватив его за локоть, он бесцеремонно втолкнул его внутрь.
- Пива мне и моему другу! - по возможности внятно произнес он тетке
