сказать чтобы дружелюбное.
- Это все колдовство вонючее, - услышал Дойль чей-то голос. - Их надо
арестовать.
Ромени тоже слез со стола и простер руки столь властным жестом, что
все невольно попятились.
- Взрыв, видите ли, - выдавил он из себя, стараясь говорить
убедительно и властно, хотя такое падение, надо сказать, с любого собьет
спесь. - Прочь с дороги, или я... - И тут-то он заметил Дойля.
При всем конфузе от падения в супницу Дойль поразился несказанно
больше, увидев, как побледнел чародей. Тот резко повернулся и неверными
шагами направился к ближайшей двери. Прежде чем раствориться в ночной
темноте, он обернулся и бросил на Дойля еще один полный ужаса взгляд.
- За ним, Сэмми, и приведи его сюда, - приказал спокойный голос
откуда-то из-за спины Дойля. Дойль повернулся и встретил подозрительный
взгляд дородного мужчины в фартуке, который поигрывал мясницким ножом с
небрежностью, выдающей профессионала. - Я не слышал никакого взрыва, -
сказал он Дойлю. Тем временем молодой толстяк устремился вдогонку
Ромени. - А вы погодите здесь, покуда мы не разберемся хотя бы с тем,
кому платить за испорченный обед.
- Нет, - ответил Дойль, стараясь, чтобы его новый голос звучал
убедительно. Это было не так просто, ибо он заметил, что некоторые из
окружавших его людей щеголяют ботфортами, сюртуками до колена и
короткими париками, говорят на практически непонятном диалекте, - в
общем, он начинал понимать, что с ним случилось. - Мне надо выйти
отсюда, поймите. Вы, конечно, можете попробовать помешать мне, но я так
напуган, что действительно постараюсь выйти отсюда, что, в свою очередь,
может весьма неблагоприятно сказаться на всех присутствующих, а сейчас,
как мне лично кажется, не самое подходящее время, чтобы я мог позволить
себя изувечить.
Для вящего эффекта он взял со стола пустую оловянную пивную кружку.
Ну, Беннер, подумал он, сдавливая ее в кулаке, будем надеяться, ты
способен на такие штуки. Он сжал кружку изо всех сил, аж пальцы побелели
- разговоры в комнате стихли, и все, даже хозяин заведения, с интересом
наблюдали за его действиями, - потом удвоил усилия. Все шероховатости
кружки впились в его ладонь и пальцы, руку до плеча свело... но кружка
не поддавалась.
В конце концов он ослабил хватку и осторожно поставил кружку на стол.
- Крепко сработано, - пробормотал он. Те, кто стоял ближе,
ухмылялись, а за дальними столами уже хохотали в открытую. Даже хмурый
трактирщик невольно улыбался. Дойль сделал несколько шагов к двери, чем
вызвал новый приступ всеобщего веселья. Вот так, сопровождаемый
насмешками и улюлюканьем, он вышел, сгорая от стыда, но зато никто не
пытался задержать его.
Едва он перешагнул порог, как лицо и руки обжег лютый мороз. Он
сделал вдох и чуть не задохнулся; показалось даже, что от холода пошла
носом кровь. Дверь за спиной захлопнулась. О Господи, да что же это
такое? Это не может быть Англия - этот сукин сын закинул нас на Огненную
Землю или еще куда-нибудь в этом роде.
Если бы все в трактире не смеялись над ним, он бы туда вернулся, но
теперь он сунул покрасневшие от холода руки в карманы тонкого - слишком
тонкого! - плаща и устремился по узкой, темной улице в надежде отловить
Ромени и силой заставить его найти хоть какое-то теплое место, где они
могли бы отогреться.
Он не нашел Ромени, зато это сделал Сэмми. Дойль наткнулся на
паренька, съежившегося у стены в квартале от трактира; в слабом лунном
свете Дойль не заметил его и прошел бы мимо, но услышал беспомощное
всхлипывание. Замерзшие слезы приклеили щеку Сэмми к кирпичной стене, и
когда Дойль нагнулся и осторожно поднял голову юноши, послышался слабый
хруст.
- Сэмми! - произнес Дойль громко, чтобы вывести парня из состояния
прострации. - Куда он пошел? - Не получив ответа, он встряхнул его за
плечи. - Скажи, куда? - Дыхание вырывалось у него изо рта клубами пара.
- Он... - всхлипнул юноша, - он показал мне... змей во мне. Он
сказал: посмотри на себя, - и я послушался, и увидел, как они все
извиваются. - Сэмми снова заплакал. - Я не могу вернуться и домой тоже
не могу - они тогда заберутся во всех.
- Они исчезли, - твердо заявил Дойль. - Ты понял? Исчезли. Они не
выносят холода. Я сам видел, как все они - слышишь, все! - выползли и
умерли. А теперь скажи, куда пошел этот ублюдок? Сэмми шмыгнул носом.
- Правда исчезли? И умерли? Правда? - Он осторожно оглядел себя.
- Правда, черт возьми. Так ты видел, куда он пошел? Осмотрев себя еще
раз и ощупав одежду, юноша начал дрожать.
- М-мне надо вернуться, - сказал он, неуверенно поднимаясь на ноги. -
Чертовски холодно. И... да, вы хотели узнать, куда он пошел?
- Да! - Дойль приплясывал на мостовой от холода. Правой лодыжки он
почти не ощущал и начинал всерьез опасаться, что цепь намертво примерзла
к коже.
Сэмми опять шмыгнул носом.
- Он перепрыгнул через вон тот дом на соседнюю улицу.
- Что? - переспросил Дойль, решив, что он ослышался.
- Он прыгнул через тот дом, как кузнечик. У него на подошвах пружины
железные, - пояснил Сэмми.
- Ах, да. Ну... спасибо. - Ромени загипнотизировал паренька на всю
катушку, решил Дойль. И это всего за пару секунд! Пожалуй, не стоит
слишком обнадеживаться, что он меня боится... - Да, кстати, -
спохватился он, когда Сэмми уже собрался идти, - где мы? Я заблудился.
- Боро-Хай-стрит. Саутварк. Дойль поднял брови:
- Лондон?
- Само собой, Лондон, - буркнул парень, начиная пританцовывать на
месте.
- Ага, а год какой? И число?
- Боже, мистер, откуда мне знать? Вот зима, это точно. - Он
повернулся и, не в силах больше стоять на месте, побежал обратно в
трактир.
- А король сейчас какой? - крикнул Дойль ему вслед.
- Карл! - донеслось в ответ. Угу, Карл Энный, подумал Дойль.
- А до него кто правил? Сэмми предпочел не расслышать, но над головой
Дойля со стуком распахнулось окно.
- Оливер Блаженный, - прорычал мужской голос, - и при нем никто не
позволял себе горланить по ночам под окнами!
- Прошу прощения, сэр, - спохватился Дойль, поднимая слезящиеся от
холода глаза и пытаясь разглядеть, какое из дюжины маленьких окошек
приоткрыто. - Я страдаю от... - а почему бы и нет, подумал он, - от
мозговой лихорадки и лишился памяти. Мне некуда идти. Не пустите ли вы
меня переночевать на кухню или не одолжите ли мне одежду потеплее? Я...
Он услышал стук закрывающегося окна - он так и не разглядел, какого
именно. Чертовски типично для эпохи Кромвеля, подумал он и вздохнул,
выпустив изо рта облачко пара. "Выходит, - прикидывал он, двинувшись
дальше, - я попал куда-то между 1660-м и... когда там умер Карл?
Кажется, около 1690-го. Час от часу не легче. В 1810-м у меня по крайней
мере имелся шанс найти людей Дерроу и вернуться с ними домой или - в
противном случае - принять то, что суждено мне судьбой в девятнадцатом
веке, и без особых проблем прожить остаток дней как Вильям Эшблес...
черт, холодрыга какая!.. Ну что ты за идиот такой, куда тебя занесло? И
зачем? Написал бы по памяти стихи Эшблеса, съездил бы в Египет,
пользовался бы умеренной популярностью и пристойным состоянием... что
еще? Ах, да: красавица жена. Но нет, угораздило же тебя приставать к
чародеям, и вот результат: история утратила Вильяма Эшблеса, а сам ты
торчишь в Богом проклятом столетии, где не чистят зубов и не принимают
ванны, а человек в тридцать лет, можно сказать, старик".
Совершенно случайно он поднял взгляд, и как раз в это мгновение
узенькую полоску неба в просвете между крышами пересекла причудливая
фигура, и он вжался в стену, так как это был никто иной, как доктор
Ромени, - лысый череп, развевающийся плащ и пружины на подошвах не
оставляли ни малейших сомнений.
***
Когда инерция прыжка иссякла и хватка земного притяжения начала
отклонять его вниз, увеличивая на глазах мелькавшие внизу крыши высоких
строений Лондонского моста и неподвижную белую ленту замерзшей реки,
доктор Ромени заметил, что прыжки его уже не так высоки, как всего
несколько минут назад, а его оболочка из активизированного воздуха дает
брешь, пропуская внутрь ледяной холод. "Значит, это вовсе не означало
удвоения моих сил, - подумал он. - Просто обычная сила моей магии
распространяется шире в более архаичной и, следовательно, более
восприимчивой к волшебству среде, а теперь эффект понемногу начинает
сходить на нет, - думал он, отталкиваясь обеими ногами от выступающего
конька крыши и изящным сальто приземляясь на булыжную мостовую. - Так
человеку, некоторое время сражавшемуся чужим, более тяжелым мечом, свой
кажется еще легче, чем он есть на самом деле, хотя это ощущение новой
силы довольно быстро проходит. Вряд ли оно сохранится у меня даже до
утра... а окно во времени, расположенное в разгромленной нами гостинице,
закроется еще до рассвета.
Как бы то ни было, - решил он, зацепившись рукой за вывеску трактира,
изображавшую пляшущего мавра, - мне необходимо как можно быстрее
связаться с Фике и Мастером и рассказать им, кто я и как здесь
оказался".
***
Ну, уж этот обед должен удаться на славу, - подумал Эзра Лонгвелл,
вообще любивший наслаждаться изысканными яствами, коими Братство Антея
обыкновенно потчевало своих членов. Он долил в свой стакан портвейна из
бутыли, стоявшей у камина, - в эту лютую зиму даже шампанское
приходилось отогревать у огня полчаса, а уж клареты и крепленые вина и
все полтора. Отхлебнув все еще ледяного вина, он подошел к маленькому
тюдоровскому окошку - только оно не замерзло из-за близости печи. Он
стер со стекла иней и выглянул на улицу.
Западнее моста мерцали в ночи огоньки лавок и палаток ледовой
ярмарки, протянувшейся по скованной льдом Темзе от Темпл-стейрз до
набережной Суррея. По льду ракетами или метеорами проносились
конькобежцы с фонарями в руках, но Лонгвелл предпочитал оставаться в
теплом доме в ожидании вкусного обеда.
Он отошел от окна и, окинув нежным взглядом кипевшие на плите
кастрюльки (Повнимательнее с этими восхитительными сосисками, миссис!),
вернулся через холл в столовую; завязанная вокруг его правой лодыжки
цепь негромко позвякивала при ходьбе.
Оуэн Бургхард поднял взгляд и улыбнулся ему:
- Ну и каково тебе таскать свой вес, Эзра? Лонгвелл покраснел под
взглядами остальных членов Братства.
- Не так плохо, - сказал он, опускаясь в крякнувшее под его тяжестью
кресло. - Хотя все равно чертовски холодно.
- Ничего, это тебе полезно, Эзра: бодрит, - заявил Бургхард, вновь
переводя взгляд на разостланную на столе карту. Он постучал по правому
верхнему углу черенком своей глиняной трубки и обычным для него деловым
тоном продолжал:
- Итак, вы видите, джентльмены, что возросшая активность Фике и его
шайки цыган...
Его слова были прерваны громким стуком в дверь.
В мгновение ока все оказались на ногах, схватив мечи и пистолеты;
каждый, вскакивая, высвободил цепь из-за отворота ботфортов, словно
жизнь его зависела от этой цепи не меньше, чем от оружия.
Бургхард подошел к двери, отодвинул засов и отступил на шаг. - Не
заперто! - крикнул он.
Дверь распахнулась, и брови всех присутствующих удивленно поползли
вверх: в комнату ввалился некто, очень напоминающий героя скандинавских
мифов. Он был невероятно высок - выше даже короля, а уж в том было
добрых два ярда росту, - и его странного покроя, не по сезону тонкий
плащ не мог скрыть размаха его плеч и крепости рук. Покрытая льдом и
инеем борода делала его похожим на старика.
- Если у вас есть огонь, - прохрипел он, с трудом ворочая замерзшими
