научатся следить за собой сами. И это будет для них наилучшим выходом. Тут
у меня разногласия с мистером Мбеле. Он верит в исключения из правил, он
хочет, чтобы мы относились к колонистам лучше, чем к себе. Я этого не могу
принять.
- Должен признаться, Майлс, я научился торговать, наблюдая за тобой,
- заметил мистер Табмен.
- Спасибо, Генри. Но ты станешь плохим торговцем, если будешь
недооценивать людей, с которыми имеешь дело. И ты, Миа, допустишь ошибку,
если недооценишь такого человека, как мистер Мбеле. Его принципы светлы,
но часто он видит лишь один путь к цели.
Мистер Табмен через несколько минут отошел и подсел к игрокам в
карты. Я решила пойти наверх.
Я встала, и Папа, вынув изо рта трубку, взглянул на меня. Трубка
погасла, но он этого не замечал.
- Идешь послушать еще одну сказку?
- Не знаю... Может быть, - ответила я и, поднявшись в купол,
оставшуюся часть перелета провела с Джорджем.
Итак, я вернулась домой, в Гео-Куод. Обдумав со временем происшедшее,
я поняла, в чем заключались, по крайней мере, некоторые из моих ошибок. Но
не почувствовала стыда.
Я сидела в неудобной позе в большом и мягком кресле и ждала Джимми
Дентремонта. Я особенно не волновалась, испытывая лишь некоторую
неловкость. Гостиная инта Гео-Куода, в которой я сидела, была очень похожа
на гостиную моего собственного бывшего интерната. Сходство не раздражало,
но я была тут посторонней - и оттого чувствовала себя скованно. Если вы не
поняли этого до сих пор, то я должна сказать, вернее, напомнить, что
всегда предпочитаю быть хозяйкой положения.
Комната была обставлена неплохо, но как-то безлико. Индивидуальность
помещения возникает обычно вследствие личной привязанности к нему хозяина,
его заботы, его интереса, и в чем большей степени комната является общей,
тем менее она индивидуальна. Моя собственная комната у нас в доме гораздо
индивидуальней нашей гостиной, а та, в свою очередь, индивидуальней, чем
спальня в этом инте (я, правда, их не видела, но отлично помнила, как
выглядят спальни в интернате) и тем более чем комната, в которой я сидела
сейчас. А если вы находитесь в казенных до отвращения четырех стенах, в
которых к тому же присутствуют знакомые друг с другом, но совершенно
посторонние для вас люди, то чувство отчужденности усиливается во много
раз.
Войдя и оглядевшись, я остановила какую-то малолетку, девочку лет
восьми, из местных.
- Где тут Джимми Дентремонт?
- Должен быть наверху, - ответила она.
Неподалеку от двери находился щит связи - специально для посетителей,
вроде меня. Отыскав имя и фамилию Джимми в списке, я дала два длинных
звонка и один короткий.
Обычно именно Джимми заходил за мной по пути к мистеру Мбеле - ему
было почти по дороге. Но сегодня я сама зашла за ним - я хотела с ним кое
о чем поговорить.
- А, привет, Миа, - сказал Джимми, появившись на экране щита.
- Привет, - ответила я.
- Что ты здесь делаешь?
- Хочу с тобой поговорить. Давай одевайся и спускайся вниз.
- Ладно, только погоди немного, я что-нибудь на себя наброшу. -
Джимми отключился, и его изображение растаяло.
Вот тогда-то я выбрала кресло и стала ждать.
В инте Джимми жил недолго, всего год с чем-то. Его рождение было
спланировано Корабельным Евгеником - родители Джимми почти не знали друг
друга. Потом он жил с матерью - до одиннадцати лет, когда она вдруг решила
выйти замуж, и тогда Джимми по собственному желанию перебрался в интернат.
- Не хотел путаться под ногами, - объяснил он мне. - Я иногда захожу
туда по вечерам. И с отцом тоже вижусь, время от времени.
Наверное, только потому, что Джимми мог вернуться к матери, если бы
захотел, он и не находил жизнь в интернате угнетающей. На интернат он
смотрел как на временное пристанище, в котором можно пожить, пока не
вернешься с Испытания и не поселишься в собственной квартире. Но в
разговорах с ним я старалась не углубляться в эту тему - не потому, что
боялась задеть его, а потому, что это было неприятно мне самой.
Дети в гостиной играли в какую-то настольную игру, а я сидела в своем
кресле и наблюдала за теми, кто играл, и за теми, кто следил за игрой, и
за теми, кто просто проходил мимо. Но за мной не наблюдал никто.
Джимми спустился через несколько минут, и я встала с кресла, готовая
сразу отсюда исчезнуть. И уже на ходу спросила:
- Джимми, не хочешь ли ты отправиться со мной в пятницу? Это очень
важно.
- Куда отправиться?
- Что значит "куда"?
- Миа, ты же знаешь, - сказал Джимми, - я поеду с тобой, куда бы ты
ни предложила. Просто назови место и скажи, как туда добраться.
- Счастье твое, - ответила я, - что я слабее тебя. Было б у меня сил
побольше, я бы тебе врезала. Нечего умничать.
- Ладно. Так куда ты все-таки собираешься?
- Ты разве не знаешь, о чем я говорю?
- Нет. - Джимми покачал головой.
Достав пришедшую вчера повестку, я развернула ее и протянула ему. В
повестке значилось, что в среду мне предстоит медосмотр, а в пятницу -
надлежит вместе с другими ребятами явиться на первую встречу класса
выживания у Пятых Ворот, Третий Уровень.
Эта первая встреча моего класса выживания приходилась на 3 июня 2198
года. Физическая подготовка продлится ровно полтора года, и только потом
нас высадят на какую-нибудь из планет-колоний на Испытание. Ни в одном
законе не говорится, что ребенок обязан посещать занятия в классе
выживания, но практически все пользуются преимуществом, даваемым
тренировкой. В жизни очень редко удается выбрать наилучший курс - и это
один из тех случаев, когда сомнения излишни. Вас не просто выбрасывают
погибать на планете, сначала вас полтора года муштруют, и Испытание лишь
показывает, какую пользу принесла вам эта муштра.
Новые классы формируются каждые три-четыре месяца, последний
образовался в марте, так что повестка не была для меня неожиданностью.
Поскольку Джимми тоже родился в ноябре, как он поспешно сообщил мне при
первой нашей встрече, то я ожидала, что мы с ним окажемся в одном классе
выживания. И, если уж до конца быть честной, мне не хотелось идти туда в
пятницу одной.
- Я ничего не знал, - удивился Джимми. - Мне, значит, тоже должна
была прийти повестка. Когда ты ее получила?
- Вчера. Я думала, что ты позвонишь мне насчет своей, но ты не
позвонил.
- Подожди здесь, я сейчас все узнаю, - сказал он и пошел искать
воспитательницу.
Он вернулся через несколько минут, держа в руке повестку - точную
копию моей.
- Вот. Я просто ее не искал, а воспитательница и не подумала мне
сказать.
Было в Джимми одно качество, которое меня ужасно раздражало, но
которым я одновременно восхищалась. По крайней мере дважды я звонила
Джимми и оставляла ему сообщения. Один раз я просила его позвонить мне,
когда он вернется, в другой - чтобы он передал мистеру Мбеле, что я не
смогу прийти на встречу. Но ни разу Джимми не выполнил моих просьб, он
просто не поинтересовался - есть ли для него что-нибудь. Это возмутительно
и вместе с тем странно привлекательно - как беззаботно человек может
относиться к чужим просьбам: Джимми просто заявил, что был занят, и
недосуг ему было утруждать себя подобными вещами.
Моя идея отправиться в пятницу вместе на Третий Уровень Джимми
понравилась. К этому времени мы еще не стали близкими друзьями - был
элемент антагонизма, - но мы уже хорошо знали друг друга, учились у одного
наставника, мистера Мбеле, и я не имела ничего против, чтобы мы с Джимми
встретили новую ситуацию вместе.
- Ты помнишь, как после Грайнау я рассказывала вам с мистером Мбеле о
том мальчике и его сестре? - спросила я, когда мы шли по коридору к
квартире мистера Мбеле.
- Это у которых дурацкие о нас представления?
- Да. Он, например, утверждал, что мы на Корабле все время
разгуливаем голыми. Я возражала, конечно. Я вообще на все возражала... Но
что бы сказала, если бы они оказались здесь и увидели бы тебя по видику
даже без носок?..
- Тогда они, наверное, подумали бы, что совершенно правы, -
рассудительно заметил Джимми.
- Но они же не правы!
- Не знаю. Я же был голым.
- Ну и что! Ты был в своей комнате. Я дома тоже хожу голая. Но они-то
говорили, что мы вообще не носим одежды.
- Так ведь, - Джимми усмехнулся, - если нам хочется ходить голыми,
почему нам этого не делать? - Он начал стаскивать через голову рубашку. -
Я считаю, что мы можем себе позволить быть такими, какими нам хочется
быть. И от того, что они о нас думают, мы не становимся хуже. Разве не
так?
- Не извращай, - сказала я.
- Ходить голым - это извращение?
- Дурацкое твое упрямство! Ты собираешься есть землю только потому,
что они думают, будто мы ее едим? Зря я вообще завела с тобой этот
разговор. Просто мне показалось, что тут есть какое-то несоответствие.
- Несоответствие, - поправил Джимми, ставя ударение на тот слог, где
ему полагалось быть.
- Какая разница, - огрызнулась я.
Иногда я действительно по-глупому ошибаюсь, употребляя слова, которые
где-то читала, но никогда не слышала, как правильно их произносить. Так
бывает еще и потому, что разговаривать приходится не с теми людьми - и не
о том. И наверное, вернувшись домой с Грайнау, я сделала очередную ошибку,
сразу же рассказав Джимми и мистеру Мбеле, что я на самом деле думаю о
грязеедах.
- Они действительно воняют? - спросил мистер Мбеле.
Мы с Джимми сидели на кушетке в его квартире. В руках у меня была
записная книжка с пометками о темах и книгах, которые я хотела бы
обсудить. Сообразив, что вряд ли я смогу по-настоящему доказать правоту
своих слов, я дала задний ход:
- Не знаю. Но все говорят, что они воняют. И мне не понравилось то,
что я там увидела.
- Почему же? - спросил Джимми.
- Это серьезный вопрос или ты просто меня подначиваешь?
- Мне тоже интересно, Миа, - сказал мистер Мбеле. Тут-то я точно
знала, что вопрос задан всерьез. Мистер Мбеле никогда не натравливал нас
друг на друга.
- Не знаю, - сказала я. - Мы просто не поладили. У меня должна быть
более веская причина для неприязни?
- Конечно, - заявил Джимми.
- Ну, если ты так считаешь, - сказала я, - то давай назови мне хоть
одну такую вескую причину. А я послушаю.
Джимми пожал плечами, вид у него был смущенный.
- У тебя их нет, - заявила я. - Просто я сказала то, что ты не
приемлешь. А я просто не переношу грязеедов. И если я захочу, то мне никто
не запретит сказать, что от них смердит.
- Может, ты и права, - неохотно согласился Джимми.
- Гм-м, - произнес мистер Мбеле. - Миа, а что, если в твоих словах
истины нет? Что, если твои слова причиняют боль другому человеку? Что,
если ты просто возвеличиваешь себя, унижая других?
Я промолчала.
- Ты согласна, что это было бы не лучшей политикой?
- Надо полагать.
- Так вот, запомни, - сказал мистер Мбеле. - Заявлять, что колонисты
воняют, - просто самооправдательный миф, изобретенный для того, чтобы дать
нам возможность чувствовать моральное превосходство и свою абсолютную
правоту. Коей нет. Твое заявление помешает мне теперь выслушать
действительно веские аргументы, которые ты могла бы привести. И это не
принесет тебе пользы.
Джимми следил за нашим спором.
- Понятно, - сказал он. - Я могу не любить людей, но зачем же их
оскорблять?.. Я не обязан оправдывать свою неприязнь к ним, но обязан
оправдывать свою сварливость. Так?
