бедный брат отчаянно влюбился. По странной иронии судьбы, предмет его
воздыханий тоже звали Вика, и эта девушка была старше моего Гришеньки.
Он посылал ей цветы, воровал у меня стихи, простаивал целые ночи под
окнами чужого дома, но увы! Ничто не могло растопить айсберг шестилетней
возрастной разницы. Дома начались бесконечные скандалы. Гришка совсем
поник, а я обозлилась на весь свет.
Это случилось четырнадцатого декабря. Никого не было дома, и я
наслаждалась одиноким зимним вечером. Горячий шоколад, тёплое одеяло,
загадочное томление свечей и Ирвин Шоу. Что ещё надо для
чревоугоднических удовольствий? Вдруг в мой тихий мирок резко ворвалась
трель телефона.
-Катя? Позови-ка Гришу к телефону, - от куда-то издалека донёсся мамин
голос. <Чёрт! Ему же было велено сидеть дома,> - пронеслось у меня в
голове. <На носу сессия, а он, видите ли, страдает! Так и вылететь не долго!>
-Мам! Он в ванной, - бодро соврала я, - как выйдет, я скажу, чтоб он
перезвонил тебе на трубку.
-Я сама перезвоню, - решительно ответила мама, видимо, почувство-
вав неладное, и исчезла за чередой тревожных гудков.
<Так! Надо что-то делать! А то они его совсем заклюют,> - сообража-
ла я , на ходу влезая в дублёнку. <Где он может быть?> Скоро я уже неслась
по улице, теряясь в тусклом свете фонарей и липких хлопьях снега. Я обегала
все окрестные закоулки, где могла бы искать уеди-
нения очарованная душа моего влюблённого брата, но мои старания не
увенчались успехом. Смирившись с тем, что от скандала никуда не деться, я
потащилась домой, придумывая, что бы ещё такое ска-
зать маме, когда она перезвонит. Вот чёрт! Ещё и лифт сломался! И я,
содрогаясь от омерзения, побрела к чёрной лестнице. Что случи-
лось там, мне трудно рассказывать. Я просто не помню. Моя избира-
-40-
тельная память вытесняет всё ненужное. Помню нож и дикий ужас,
панический страх перед смертью. Если бы это произошло теперь, наверное, я
бы вела себя по-другому. Возможно, сейчас я предпочла бы умереть, но
тогда я ещё смутно представляла себе, что такое жизнь. Существуя в
собственных радужных фантазиях, я не замечала реальности. И потом мне
было, что терять. У меня был Гришка, добрый, понимающий, обожающий
меня. У меня была Ярослава, Ясенька - моя двоюродная сестра, в лучистых
глазах которой я ловила строки будущих стихов. У меня были довольно
терпеливые, осторожные в воспитательных крайностях родители, и какое-то
необъяснимо острое чувство, переполняющее меня - я ждала счастья.
Казалось, оно вот-вот обрушится на меня... Но всё получилось не так. К
моему горлу просто приставили нож, обсыпали отборнейшим матом и
изнасиловали. А я даже не сопротивлялась, даже не кричала. Я только ждала,
когда это кончится. Не знаю, сколько времени я просидела на этой грязной
лестнице. Видимо, это не совсем нормально, но в стрессовых ситуациях я
совершенно теряюсь. Меня охватывает какое-то непреодолимое оцепенение,
и ничто уже не может вывести меня из него. Нашёл меня Витька. Он сам всё
понял, повёл меня домой, стал куда-то звонить.
-Кать! Ну ты хоть заплачь! Менты приедут, не поверят ведь, - гово-
рил он, испуганно заглядывая мне в глаза. Плакать? Нет, я не могла плакать.
-Никаких ментов! - наконец, очнулась я. -Ничего не было! Слы-
шишь? Ты никому ничего не скажешь!
-Да ты что?! - оторопел Витька.
-Всё! Оставь меня!
-Ты в своём уме? Ты что сможешь спать спокойно, зная, что этот маньяк на
свободе? А если он ещё кого-нибудь трахнет?
-Мне плевать на кого-нибудь! Я ничего не буду рассказывать! - взор-
валась я. -Я не буду жертвой! Не буду потерпевшей!
-Ты вообще соображаешь что-нибудь? Тебе же к врачу надо, может, он
заразный! - не унимался Витька.
-Уходи! Слышишь, убирайся от сюда! Я ненавижу тебя! Только поп-
робуй что-нибудь рассказать! - я буквально вытолкнула его за дверь.
<Ничего не было. Ничего не случилось,> - успокаивала я себя.
Я не плакала, не просыпалась от ночных кошмаров, не боялась тём-
ных улиц. Наверное, моя память заблокировала это инцидент. Не знаю, я не
сильна в психологии. Всё шло, как и раньше. Родители терроризировали
Гришку, он стыдился себя, но не мог с собой спра-
-41-
виться. Ночами он плакал, положив голову ко мне на колени, а утром садился
за учебники. Мозги у него работали превосходно, и сессию он сдал блестяще.
Наверное, всё бы и успокоилось, началась бы белая полоса, как говорит
Алиса, тем более, что Вика, увидев по-
трясающий BMW Гришки ( тогда иномарок было ещё не так много),
заинтересовалась им. И мой брат уже не ходил, а порхал, засыпая нас
анекдотами, подарками, сюрпризами.Мама даже забеспокоилась,
как бы наша семья не увеличилась в размерах. Но тут произошло что-то
невероятное! Оказалось, что я беременна! Этого не могло быть. Так не
бывает. Я не верила в это, но врачи упрямо констатиро-
вали факт наличия в моём теле другого существа, которое жаждало увидеть
жизнь.
-Но меня же не тошнит, - робко возражала я, а мне молча выписыва-
ли какие-то направления. Медсестра бесстрастно задавала вопросы.
-Возраст?
-Пятнадцать, - механически отвечала я.
-Партнёра?
-Какого партнёра? - не поняла я.
-Ты что в куклы сюда играть пришла? - она скучно посмотрела на меня. -
Отцу сколько лет?
Нужно было назвать кого-то, и я назвала Витьку. Он был первым, кто
пришёл мне в голову. Чёрт! Из-за какой-то статистики пришлось возвести на
парня напраслину. Дальше пошло легче. Не смотря на свои скудные знания о
половой жизни, я умело создала легенду для врачей. Хуже было с
родителями. Как это получилось, я до сих пор сама не понимаю, но мама
вдруг сама огорошила меня вопросом.
-Катя, ты беременна?
-Да.
-Кто? - я уже знала, что означает это восклицание. Но врать про Витьку я не
могла. Он-то не виноват, а тут явно пахнет крупной разборкой.
-Меня изнасиловали, - не придумав ничего лучшего, я сказала прав-
ду. И вот здесь жизнь размазала меня по стенке. Такого удара я не ожидала.
Мне просто-напросто не поверили! Ещё бы! Я же ничего не сказала! Я вела
себя абсолютно нормально! Но назвать отца я не могла, даже если бы хотела
- я его просто не знала. Так я и ответила после долгого допроса с
пристрастием. Что тут было! Никогда я ещё не слышала о себе столько слов!
Моя интеллигентная мама оказа-
лась весьма сведущей в нецензурной лексике. И всегда-то я была порочна до
мозга костей, подстилка, шлюха, сука дворовая... И я во-
обще перестала с ней разговаривать. Мне больше ни с кем не хоте-
-42-
лось общаться. И только под сердцем тихо, ласково шелестел неж-
ный голосок крепнущей души моего ребёнка. Это было так удиви-
тельно, так потрясающе! Я судорожно соображала, как мне устроить свою
жизнь теперь. Ведь надо как-то закончить школу, куда-то уехать, подальше
от этих упрёков и обвинений, где-то достать денег.
По-новому я теперь смотрела на Витьку. Он ходил со мной по вра-
чам, предупредительно приносил всякие кулинарные изыски, забот-
ливо оберегал в общественном транспорте от напора толпы.
-Катя! Я люблю тебя и буду любить твоего ребёнка! - в его словах мне
слышалась такая искренность, такая нежность, что я не могла не принять его
помощь, не могла не впустить его в свою новую жизнь.
И мы уже вместе, два безмозглых идиота, выбирали имя для моего сына! Я
была уверена, что дам жизнь мальчику и обязательно назову его Миша. Нет,
я ещё не знала Коляковцева! Я просто представляла себе своего карапуза,
кареглазого, кудрявого, как Гриша,и понимала, что его могут звать только
Миша и никак иначе. Гриша терпеливо выслушивал мои бредни, ласково
гладил по голове, целовал мне ру-
ки и молчал... Но я не хотела видеть правду в его глазах... Я боро-
лась до конца. Как тигрица, я защищала жизнь своего сына, пока врачи не
сказали мне, что здоровым он не родится. Я принимала слишком сильные
антибиотики против обнаруженной половой ин-
фекции. Ведь никто и не предполагал, что я вздумаю рожать! Надо было
предупреждать, тогда бы мне их не выписывали. И я решилась. Родиться
убогим или не родиться вообще? Я не Бог, но я убила того, кто зависел от
меня, кто не мог без меня жить. Убила того, ради кого действительно
свернула бы горы и была бы счастлива. С тех пор я боялась заснуть. Мне
снился маленький мальчик, выброшенный в урну, заплёванный окурками. Я
боялась проснуться в крови... Чёрт возьми! Да вы знаете, что такое аборт?!
Сначала они прокалывают оболочку, в которой плавает беззащитный плод, а
потом щипцами разрывают невинное тельце на куски, выдирают его из тела
матери! И я позволила сотворить такое с собственным ребёнком! Нет ничего
страшнее, чем убийство своего сына. Мои руки в крови младенца, и никогда
мне не замолить это грех. Ведь я даже не знаю, может ли его не родившаяся
душа, не окрещённая в церкви попасть в рай, могу ли я молиться за упокой
моего Мишеньки!
Я вернулась домой. Я вернулась в прежнюю жизнь, но я почти пе-
рестала разговаривать. Тогда, на лестнице, меня как будто заморози-
ли, и теперь я оттаивала, согретая тёплой кровью своего сына. Чем меньше я
говорила, тем больше я писала. Писала ему, моему само-
му-самому, не смея молить о прощении...
-43-
Ты не родишься, не умрёшь,
Ты улетаешь в никуда...
В пустыне скорби ты мираж,
На небе смерти ты звезда...
Проходило время. Боль не утихала, но я жила, чтобы молить Бога приютить
невинную душу младенца. И чтобы он не отверг мою
просьбу, я пыталась идти праведным путём. Нет, время не лечит. Это
глупости. Одну боль может вытеснить лишь другая, более ост-
рая, а разве может быть что-нибудь страшнее, чем смерть ребёнка?
Я ни с кем не говорила, не делилась. Это касалось лишь Мишеньки, Христа и
меня. Проходили дни, недели, месяцы...год. Никто не вспо-
минал о моём преступлении, никто не попрекал меня, и снова всё
возвращалось на круги своя... Как вдруг Вика опять дала отпор мое-
му брату. Она познакомилась с кем-то, и вот они уже искали себе квартиру.
Гришка сломался. Он просто рассыпался. Видимо, их отношения зашли
предельно далеко, и теперь он не понимал, не мог понять своим неопытным,
полным романтики, сердцем, как можно всё это перечеркнуть. Но долго
мучиться ему не пришлось. Мои руки опять обагрила кровь.
Однажды совершенно невменяемый он попросил меня вытащить из
маминого плаща ключи от его машины. Их уже неделю как конфис-
ковали за пьяное безобразие.
-Катя! Я должен поехать к ней! Да пойми же ты! - не сводил он с меня
горящих умоляющих глаз.
-А на метро нельзя что ли? - сопротивлялась я.
-Катенька! Ну куда я её тогда дену?
-Она только на машинах разъезжает? - недоверчиво смотрела я не брата. -Ну,
прости, прости меня. Господи! Да мне ли ещё осуждать кого-то? Пусть
делают, что хотят. Гришке уже девятнадцать, он сам знает, как быть. Я дала
ключи... А утром нам сообщили, что BMW с номерными знаками <Е415ВМ>
разбилось всмятку. Всё, что оста-
лось - дурацкая фотография: Я на фоне только что купленной Гри-
шеньке машины.
Я потеряла сына. Я вручила брату ключи от смерти. И вот теперь я сидела
перед Боренькой, который боялся сделать мне больно. Да мне просто нельзя
уже было причинить боль! За три года у меня вы-
работался стойкий иммунитет. Мне было всё равно. С усмешкой вспоминаю
я сейчас, как когда-то Витьке успешно удавалось шан-
тажировать меня украденными стихами, посвящёнными сыну. Какой
беспросветный кретинизм!
-44-
В тот день я уволилась с работы и уехала в Володарку. Мне вдруг
показалось, что, если я перечту <Нетерпение сердца>, если начну пить
любимое пиво Бори и курить, как он, , я пойму, что происходит в
моей жизни. Ведь не может же всё это быть беспри-
чинно, просто так?! Должно быть какое-то объяснение! Или жизнь
бессмысленна? Так не может быть! Я обязательно всё пойму! Вот-
