где удостоверялось, что бык Василий имелся в колхозе пять дней назад. То
есть еще до встречи быка Мигуэля с Синтией.
Клавдия Петровна, естественно, достала приглашение и попала на
закрытый просмотр быка. Взволнованная Клавдия сообщила Данилову, что
взглянуть на быка явился самый свет. Клавдия перечислила, кто явился и что
на ком было.
- И как только эта стерва Драницына достала приглашение!.. Она куда
хочешь пролезет... И вся в бриллиантах...
- Ну а бык-то что? - спросил Данилов.
- Ну! Бык-то! Это потрясающе! Это бык!
- Там хоть давали что-нибудь задаром-то?
- Нет. И бутербродов не было. Да и пахло там, я тебе скажу... Но зато
бык! Как он стоял!
- Стоял? - удивился Данилов.
На закрытый просмотр Данилов не стал проникать из принципа. А вот на
выставочный ипподром он пошел с большим удовольствием. Его звали днем
сыграть в оркестре Козодоева, он отказался. Мороз был крепок, сияло
солнце. Данилов легким, но праздным шагом двинулся на Выставку. Идти-то
ему было пятнадцать минут. Уже у касс он увидел очереди. Данилов посчитал,
что в этих очередях можно замерзнуть, он решительно прошел к служебному
входу, вынул удостоверение театра, взмахнул им и прошел.
Возле ипподрома он увидел живопись масляными красками по жести.
Выставочный анималист изобразил панкратьевского быка. Цифрами были
помечены все стати быка - и холка, и подгузок, и бедра, и бабки, и
седалищные бугры, и маклок, и скакательный сустав, и это самое, и все,
все, а ниже шли данные в сантиметрах и килограммах. По всем статьям
выходило, что принсипскому быку куда до нашего панкратьевского. Однако
время шло, первый сеанс прогулки быка по большому кругу давно уж должен
был бы окончиться, публика волновалась, а быка все не было.
Данилова толкали, лица вокруг из любопытствующих становились нервными
и обиженными. Многие сокрушались, что шашлыки возле фонтана кончились, а
вот теперь еще задерживают и быка. Все громче слышалось бурление людей за
оградой и конницей. "И чего всех этот бык взволновал? - удивлялся Данилов.
- Ну пришло бы сюда человек десять любителей - и ладно... А тут Ходынка!"
Неспокойно стало у Данилова на душе. Вдруг крики утихли, все принялись
шептать: "Вон он! Вон он! Ведут!" Данилов вытянул шею, увидел - вели
Василия. Публика замерла. Бык был гигант и красавец. Девочка садовских лет
вскрикнула в восторге: "Мамонт! Мамонт! Саблезубый!" Но тут бык
остановился, лег на снег и, как понял Данилов, забылся в сне. Публика,
восхищенная им, стала подзадоривать быка, требовать от него обещанной
прогулки по большому кругу. Потом публике стало жалко быка - каково ему на
снегу-то! Потом прошла и жалость. Ропот возник в толпе. Животноводы
принялись толкать быка, но не растолкали. Усилия администрации к успеху не
привели. Публика стала стучать обувью по мерзлой земле. Недоеденные
продукты полетели в животное. Публика ревела: "Давайте прогулку! За что
платили! Халтура!"
Данилов почувствовал: если сейчас бык не встанет, будет
смертоубийство. Начнется здесь, а потом прорвется народ из-за ограды, смяв
конницу. Взволнованный Данилов стал пробираться к выходу на ипподромное
поле. Пуговицы отлетели от его пальто, шарф чуть не остался на одном из
зрителей, и все же Данилов вышел на быка. Тут его попридержали
милиционеры.
Данилов, расстроенный, отошел в сторонку, народ ревел, недалеко от
себя в толпе Данилов увидел неистовую Клавдию. "Да что же это я! Забылся,
что ли? - подумал Данилов. - Что же я действую таким дурацким способом!"
Он проник в помещение, где держали выставочную скотину, и там, за
углом, сдвинул пластинку браслета. Через секунду он был уже быком, ростом
даже и поболее быка Василия, но другой масти - шерсть его вышла зеленая с
белыми полосками, отчасти напоминавшая о тельняшке. Данилов четырьмя
ногами пошел прямо на лейтенанта, тот поглядел на него с уважением и
пропустил на поле.
Публика опять притихла, а животноводы Кукушкин и Кулешов на всякий
случай отошли от воспитанного ими быка. Данилов приблизился к быку Василию
и рогом ткнул его в бок.
- Кармадон, это ты, что ли?
- Ну... - не сразу прохрипел бык Василий.
- Это я, Данилов. Вставай!
- Не хочу... - буркнул Кармадон. - Отстань...
- А я тебе говорю - вставай!
Данилов знал теперь точно, что это не самозванец. Он еще раз, уже
сильнее, ткнул Кармадона рогом.
- Отстань...
- Я говорю - вставай!
Бык Василий встал.
- Теперь иди за мной, - приказал Данилов. - И не зевай! Иди, иди, я
тебе говорю.
Сначала Данилов подталкивал Кармадона, потом тот пошел сам, и хорошо
пошел. Они с Даниловым сделали большой круг, вызвав аплодисменты. Данилов
искренне жалел, что принял такой гигантский вид с дурацкой шкурой, как бы
теперь и к нему не проявили интерес эксперты. В помещении он шепнул
Кармадону:
- У меня больше нет времени. Мне - в театр. Увидимся завтра. Ты
должен еще три раза пройтись по кругу. Еще три сеанса. Иначе с тебя
публика снимет шкуру... Понял?..
Бык Василий кивнул. Но и зевнул при этом. Данилов на всякий случай
сам запрограммировал ему еще три большие прогулки. Тут же он вышел в
пустынный коридор, превратился сам в себя и покинул Выставку достижений.
"А сон его уже не такой глубокий, - отметил Данилов. - Впрочем,
мне-то что? Бык этот мне порядком надоел".
Тем не менее ему и днем и вечером пришлось слушать про быка. И чем
дальше он находился от Выставки достижений, тем интереснее были новости.
Говорили, что уже сейчас на Выставку везут еще и мамонта, или саблезубого
тигра, или снежного человека, и их взяли. В троллейбусе дамы на инвалидных
местах были уверены, что синий бык явился не к добру. "Вот увидите, -
сокрушалась одна из дам, - сильное наводнение случится в Африке... Или у
нас творог подорожает..." И дама эта в троллейбусе раздражала Данилова, и
Кармадон - вот уж устроил цирк! Все это брожение вокруг быка было Данилову
противно. "Ну ладно там, в Испании, а у нас-то что голову терять из-за
быка, пусть и особенного!" - думал он как патриот.
В час ночи его разбудил звонок. "Наташа!" - опять подскочил Данилов.
Он обрадовался, но тут же и испугался. Кармадон был в Москве, в любое
мгновение мог явиться к Данилову на постой, Наташа не должна была знать о
нем, а он - о ней. Но звонила опять Клавдия.
- Данилов, - сказала она, - ты ведь небось не спишь. А я тебя видела.
Возле быка. А о чем это ты милиционера просил?
- Я искал туалет, - хмуро сказал Данилов.
- Это на тебя похоже... Ты хоть видел, как бык-то прошел?
- Нет! - Данилов готов был трубкой ударить по аппарату. - Я был в
туалете.
- Значит, ты главного не видел! Как наши подпустили к Василию
грамотного бычка, нарочно выкрашенного в зеленый цвет с белыми полосками,
чтобы Василий принял его за своего и послушался. И этот переодетый бычок,
жалкий довольно, взял и...
- Хватит. Прощай. У меня зуб болит! - резко сказал Данилов и повесил
трубку.
Зуб у него не болел, но от Клавдии мог заболеть.
"Действительно, зачем я выбрал какую-то идиотскую шкуру! - отругал
себя Данилов. - Но отчего же - бычок! Да еще жалкий..." Засыпая, он
вспомнил, что пройтись быком по заснеженному ипподрому ему было приятно...
18
Утром он пошел на Ярославский рынок за овощами и у ворот рынка увидел
бойкую торговлю леденцами на палочке. Данилов и сам с детства любил
прозрачные, тающие во рту петушки и слоники, но сейчас очередь была уж
больно длинная.
- Синий бык на палочке! Синий бык на палочке! - по привычке повторял
мужик с мешком, хотя зазывать кого-либо и не было нужды. - Синий бык
кончился! - услышал Данилов. - Остались петушки и пришельцы в скафандрах!
"Мистика какая-то!" - подумал Данилов.
Днем, чуть где рядом возникали разговоры о быке, Данилов отходил
подальше. Флейтист Садовников признался, что был вчера на Выставке и
теперь чувствует себя одураченным. "Подумаешь, показали какого-то... А
я-то ждал!" Скрипач Земский заметил, что следовало на ипподроме просто
выставить слова: "Прогулка гигантского синего быка". В мозгу каждого из
зрителей возник бы бык и его прогулка, и это было бы настоящее искусство,
а не шарлатанство, как теперь. Многие сходились на том, что сейчас в
Москве, - видимо, в связи с синим быком - ощущается явный подъем мужской
силы. В антракте "Спящей" Данилов попал к телевизору на программу "Время"
и после показа семян, готовых к весне, увидел на экране известного
комментатора Евгения Синицына. Он сказал, что наш панкратьевский бык
вызвал интерес и за рубежом, сегодня не один автобус привозил к его
вольеру туристов. Прибыл в Москву взглянуть на быка и популярный
странствующий рыцарь Резниковьес на кобыле Конкордии и с официантом.
("Пусть взглянет", - подумал Данилов.) И это не удивительно, отметил
Синицын, дружба сближает континенты, и вот сегодня ночью наш бык Василий
посланцем сотрудничества улетит в Канаду. Данилов вперед подался. "Да, -
сказал Синицын, - сегодня бык Василий подарен известному представителю
деловых кругов Канады Андре Ришару".
О канадском миллионере Ришаре из Принс-Руперта Данилов слышал. Ришар
не раз прилетал в Москву. Он был знаменит и как собиратель, имел
прославленные коллекции животных, фарфора и мебели шестнадцатого века. В
честь сделки он подарил Торговой палате маньеристское кресло работы
ломбардских мастеров с часами над спинкой. Теперь в ответ ему преподнесли
Василия. "И правильно сделали!" - сказал Данилов и пошел доигрывать
"Спящую".
Он знал, что Ришар человек деловой, поэтому завтра к утру бык Василий
будет в Канаде. А там пусть спит себе до конца каникул. И все же вечером
Данилов Наташе звонить не стал. Мало ли что.
Он опять взял ноты Переслегина. Переслегин мог уже и получить его
открытку, однако пока не откликнулся. И опять симфония Данилову
понравилась. Теперь она ему не только понравилась, но и взволновала его.
Ему показалось, что жизнь альта в этой симфонии - отражение его, Данилова,
жизни. И изгибы чувств альта - это изгибы его чувств. Будто себя он ощутил
в нервном движении альта по страницам партитуры, свои мучения и свои
надежды, свою любовь и свои долги. В четвертой части он обнаружил даже
летучее место, где альт, или он, Данилов, останавливается возле химчистки
с намерением получить брюки, но сейчас же набежавшая волна жизни
подхватывает его и несет дальше, оставив брюки висеть. Лишь изредка альту,
как и ему, Данилову, выпадали мгновения для раздумий или просто для тихих
чувств, но мгновения эти были недолгие, они тут же срывались в бурю или в
суету. Впрочем, все это были мысли литературные. Подобного рода мысли
возникали у Данилова обычно лишь при чтении нот. Когда же он играл или
слушал чужое исполнение, ему было уже не до видений и слов, тут жила
музыка, она значила для Данилова больше, нежели видения, слова, а порой -
и сама жизнь. "Нет, это можно сыграть! - воодушевлялся Данилов. - Я сыграю
это!" Однако тут же он обдавал себя холодной водой - где он сыграет? С
кем? "Неважно, где, с кем, а симфонию я приготовлю", - решил Данилов. При
этом альт в его душе уже вел тему из пятой части партитуры Переслегина.
Хотя Данилов и положил себе о Кармадоне не думать, он думал о нем. И
по привычке, и просто из беспокойства. И еще - он все же рассчитывал на
один серьезный разговор с Кармадоном. Надо было рассказать ему о времени
"Ч" и посоветоваться. А может, кое о чем и попросить... О Кармадоне он
