занимаются, в Структуре?.. Наркотики, рэкет?.. Что они делают?.. Ты же
читал прохоровский очерк.
- Опять зацепило, - довольно искусственно обрадовался Степанов.- Хочешь
все знать? Никак не можешь без этого?.. Они занимаются торговлей.
Международной. Доставляют из Китая нитки с жемчугом, продают здесь. У них
даже есть небольшое совместное предприятие, советско-бразильское, а у того
счета в западных банках... Еще кое-что, разве все упомнишь...
- Давай так... - сказал я.
Степанов поднял голову, взялся за бутылку и принялся наливать в рюмки. Но
слишком старательно он это делал.
- Давай так. Ты думаешь до понедельника... А в понедельник идешь куда
надо снимать с себя грех.
- В церковь, что ли? - с напускной иронией спросил он.
- Мы знаем друг друга тысячу лет... Я когда-нибудь не держал свое слово?
Хоть раз кому-нибудь не отдал долг?
- Нет.
- Если не пойдешь ты, пойду я... Меня покатали,
Толя, горки. Деньги я еще мог пережить... Но не
смерть... Понимаешь?.. Это слишком... Ты же будешь
просыпаться ночами. Они же станут приходить к тебе.
- Достоевщина, - усмехнулся Степанов, тяжело и умно посмотрев на меня. -
Я подумаю... Хватит об этом. Давай дернем по последней.
Мне показалось, последняя пилась за помин моей души. Уж очень много и
очень откровенно он мне все поведал. Так трогательно со мной прощался. Как
с покойником. И сказал напоследок:
- Извини, Володя, если что не так было. Не таи на меня обиды... Ты сам
этого захотел.
- Да брось ты,- легко ответил я ему.- Не забудь про понедельник.
В коридоре мне опять встретились жена и Паша: Я не мог посмотреть им в
глаза. Хотел побыстрее уйти, чтобы не видеть никого из них.
Жена взглянула на нас с тревогой.. Ей казалось, мы повздорили.
- Приходите к нам еще, - сказала она, стоя в дверях, чтобы смягчить мой
молчаливый и, она чувбтводала это, враждебный уход.
Кире я позвонил с набережной. Хотелось шашлычков, хотелось выпить как
следует под это дело. Хотелось, чтобы она была. рядом. Пусть посмотрит на
меня, пьяного, может, я понравлюсь ей больше прежнего...
Мы договорились, что через час я подъеду к ней. От нее мы двинемся уже
вместе... Можно было встретиться и сейчас, но я хотел побыть один. Побиться
еще о каменную стену неразрешимого вопроса: почему мне так не везет и
кончится ли когда-нибудь эта вечная полоса?
В руках осталось две копейки, и я позвонил домой. Зачем я это сделал, не
понимал сам. Но одно ясно, интуиция была здесь ни при чем.
Трубку подняла, естественно, Маргарита Адольфовна.
- Ну? - сказала она подозрительно.- Вас слушают.
- Добрый день. Это я. Позвонил вот узнать, не разыскивал ли кто меня?
- Разыскивают. Как не разыскивают, - сказала она сварливо. - Еще как
разыскивают. Я тебе скажу: что все из-за твоей девки. Чуяло мое сердце. Не
по себе выбрал, не по своему ранжиру. Больно высоко взял.
- Так что случилось?
- Только выпроводила. Ты бы лучше сегодня домой не приходил, от греха. Я
их знаю, субчиков, такие от своего не отстанут. Мало тебе фингала под
глазом, теперь уж фингалом не отделаешься. Теперь уж и порешить могут, по
им видать... Смотри-ка, в квартире ждать захотели, засаду устроить. Я им
показала засаду...
Маргарита Адольфовна говорила возбужденно, в ней бушевал запал только что
пережитого сражения. И победы. Я по ее голосу чувствовал - она одержала
викторию, только не мог понять, как ей это удалось, семидесятипятилетней
старухе?
- Так что случилось? - переспросил Я.
- Как что?.. Явились-не запылились. Спросили тебя. Я, дура, дверь-то им
открыла, они ввалились толпой, пятеро. Меня к стенке: молчи, стерва, мы
твоего соседа ждать будем, чтобы не пикнула. Это я-то чтобы не пикнула?! Я
полжизни по лагерям провела, такого насмотрелась, этим молокососам в
страшном сне не привидится. Это меня стращать?! Ну я им и выдала. Все, что
про них думаю, на их языке поганом. Да с матерком народным... Как пошла на
них войной, да раскричалась погромче, да все по фене, по фене. Да про
каких-то корешей, да про лагеря сибирские!.. Мне жизнь-копейка, я свое
прожила, худо-бедно, поколесила по свету! А много ли им осталось, это
посмотреть! А у них уважение блатное, тоже ведь по законам живут. Только
мало кто их знает, эти их законы... Ну и убрались. Да еще извинились
напоследок. Один на кухне деньги оставил, рублей двести, я еще не считала.
За мои труды... С паршивой овцы хоть шерсти клок.
- Деньги? - переспросил я недоуменно.
- Из уважения к моему лагерному прошлому,- гордо сказала Маргарита
Адольфовна. - Чистые тимуровцы...
- Совсем ушли?
Я хихикнул ненароком, хотя было, если честно, не до смеха.
- Такие совсем не уходят, если им чего-нибудь нужно... Во дворе торчат, я
в окно подсмотрела. Точно говорю, ждать будут. Так что ты дома бы не
ночевал.
- Спасибо, Маргарита Адольфовна, с меня причитается,- пошутил я.
- Звони, звони, не пропадай. Эх,..веселая у тебя жизнь. Мне бы скинуть
годков пятьдесят, я бы дала тогда шороху. Времена-то начинаются самые те...
Эх, Степанов, Степанов! Что же ты творишь?..
Я побродил вокруг будки, размышляя. Потом все же решил рискнуть.
Николай оказался на месте, его рабочее время еще не вышло. Оказывается, и
по субботам он воспитывал детишек, делая из них бесстрашных восточных
бойцов, готовых к всевозможным единоборствам.
- Привет,- сказал я.- Володя Филимонов тебя беспокоит. Не забыл меня?
- Как тебя забудешь? - коротко сказал он. Видно было, мой звонок не
доставил ему особой радости. Но я приготовился к подобному приему. Я даже
готов был извиниться перед ним за то, что мог невзначай обидеть его.
- Слушай,- сказал я.- Здесь у меня закручивается маленькая заварушка.
Знаешь, по чьей милости?
- По чьей? -спросил он без энтузиазма.
- Немного по твоей. Но в общем-то по милости Валентина. Так что по вашей
общей.
- Мы же договорились...
- Я думал, тебе будет интересно. Понимаешь, твой приятель не сам
выпрыгнул из окна, ему помогли.
- Как это? - не поверил Николай.
- Говоря по-простому, из окна его выбросили,- не стал я растекаться
мыслью по древу. - Я знаю, за что... Хочешь отыскать виновных? У меня все
нитки в руках. Тяну изо всех сил.
Он долго молчал, так что я стал опасаться, что ему от благородной ярости
стало плохо.
- Что тебе от меня нужно? - наконец спросил он.
Мне не понравился его тон.
- Вы же друзья, - сказал я. - С одного двора, воспитывались вместе. Вы же
с ним почти одно целое. Были... Сам говорил... Его убили. Ты понимаешь? Мне
нужна помощь. Такого вот друга Валентина, как ты. Его убили, я почти знаю
кто... Мы с тобой узнаем точно. Посмотрим в глаза негодяю.
- Я не верю тебе,- сказал он жестко.- Больше не звони. Хватит.
С этим прекрасным словом он и повесил трубку. Я еще раз поразился, как
легко найти оправдание чему угодно. Если захотеть... РАДИ СПОКОЙСТВИЯ СЕМЬИ
И ДЕТИШЕК. НЕ РАДИ СЕБЯ.
Дела-то получались паршивые.
Но я дал Степанову слово подождать до понедельника.
И не собирался менять его.
Все-таки он был мой друг и однокурсник. На самом деле, и у него жена и
ребенок. А здесь такое... Конечно, можно по горячке наломать дров.
Утро вечера мудренее. До понедельника еще половина субботы и целое
воскресенье. Два утра, два момента мудрости. Два шанса сохранить душу. Я не
собирался отнимать у Степанова ни один из них.
Кира открыла дверь сразу же.
- Если бы это была моя квартира, - сказала она,- я бы дала тебе ключи,
чтобы ты никогда не звонил.
Воистину, что-то такое существует на Земле, ради чего стоит жить.
Несмотря ни на что.
- Дядя Тихон,-сказала она.-Это я... Мы через полчаса выезжаем.
Я присвистнул: дача с телефоном-это высший шик, к которому я усиленно
приобщался.
- Мы с ночевкой? - спросил я.
- Если захочешь.
- Захочу. До утра понедельника... Надышаться бабьим летом. Это лучшее
время в году.
Две раздутые сумки стояли у порога. Я так понял - нести их предстояло
мне.
- Ты хозяйственная, - похвалил я ее. - Давай вызовем до вокзала такси? А
то я запарюсь.
- До какого вокзала? Мы поедем на машине.
- На какой такой машине?
- Дядя оставил "Москвич".
- Извини, а кто из нас будет водитель?
- Я.
- Да, - вспомнил я, - у вас же там каждый с детского сада умеет водить
автомобиль... Какой марки твоя личная машина? Дома?
- "Тойота".
- Ты не патриотка, - только и сказал я.
Затрезвонил телефон. Кира подняла трубку.
- Его нет дома,- сказала она.- Звоните послезавтра с утра.
- Чем занимается твой дядя? - спросил я. - Откуда у него такое изобилие
всего? В наши-то Богом обиженные времена?
- Не знаю, - пожала Кира плечами. - У нас не принято задавать подобных
вопросов. Это считается бестактностью. Даже больше - порочным.
- Ничего себе! - восхитился я. - А у нас это самый популярный вопрос.
Можно сказать, другого и не бывает. Как увидят лишний рубль, тут же
начинают считать, сколько он зарабатывает и каким обходным путем... Он не
директор базы?
- Нет, - рассмеялась Кира. - Он занимается наукой. Это я знаю точно. Но
не филологией.
- Оно и понятно,- согласился я.- Утечка наших мозгов, я чувствую, скоро
приобретет вселенские масштабы.
Я благополучно спустил на лифте обе сумки и погрузил их в багажник
"Москвича". В них была посуда, ложки, соковыжималка и много другой дачной
ерунды.
В машине я сел сзади.
- Хочу остаться в живых,- сказал я.- Если врежемся в столб, у меня больше
шансов выжить.
- Не бойся, - сказала она. - Я даже участвовала в автогонках. Правда, не
заняла никакого места.
Тронулись мы плавно и вписались в дорожку перед домом, не покорежив ни
одного бордюра. Замерли на секунду перед поворотом на улицу. Хорошенько
так, без внутреннего напряжения, повернули. Я озирался, пытаясь определить
уровень ее мастерства, и поэтому сразу увидел, как одновременно с нами,
метрах в ста, выруливает из-за поворота черная "Волга"...
Мало ли черных "Волг" на свете?.. Но мне почему-то все последние дни
попадается одна и та же. Можно подумать, мир зациклился на ней одной.
Мы покатили вперед. Между нами и "Волгой" выстроилось несколько машин, но
я был больше чем уверен, они так же неплохо различают нас, как и я их.
Я мгновенно вспотел - от неожиданной их оперативности. Когда это они
успели выследить меня? Подтянул к себе сумку и повел молнию.
- Я хлеб купил, - сказал я. - Мне тоже не занимать хозяйственности.
- Молодец,-похвалила меня Кира.
Под буханками лежал газетный сверток. Плотненький такой и тяжелый. Я
достал его и оборвал газету, засовывая обрыбки в сумку. В руках оказался
небольшой пистолет, последний подарок "Предателя". Я осматривал его дома и
понял устройство, понял, куда нужно нажимать, куда вставлять обойму и как
целиться.
В моем распоряжении имелось семь выстрелов... В их, я так думал, немного
больше. Но все равно не с пустыми руками.
- Кира,- сказал я.- Ты не пошутила насчет гонок?
- Таким не шутят. Это гордость юности.
- Не сможешь ты продемонстрировать кое-что из достигнутого?.. Вообрази, к
примеру, что мы снова на трассе. Я буду твой штурман.
- А милиция?
- Да ну ее... Лишь бы ни в кого не врезаться. Вот поверни сюда, после
светофора. Получится? Машина заскрипела тормозами, меня качнуло в сторону,
и вот мы уже мчимся по узкому переулку.
- Отлично,- похвалил я.
Оглядываюсь. Далеко-далеко появляется черная машина.
- Теперь налево,- говорю я как бы между прочим,- вот на ту улицу.
Снова звук тормозов. Мы опять одни.
- Где наша дача?-интересуюсь я.
- За Шереметьево, международным аэропортом. Оттуда - минут пятнадцать.
У меня мелькает сумасшедшая мысль: вместо дачки попасть бы на самолет.
Чтобы вознестись над землей и поплевать сверху на весь этот маразм,
отхлебывая из фирменной банки "кока-колу". У них, надеюсь, перехватчиков
нет... Но времени на мечтания не остается, гоню от себя свой сладкий бред,
- Куда теперь? - спрашивает Кира.- Я плохо ориентируюсь в Москве.
- Еще налево, на Сущевский вал... Так мы попадем к "Динамо". Стадион у
