куда я с Фаризой принят был. У ориджитов речь шипит, как змея в траве, а
так все то же...
Вот вам и Придаток! Пока божество с другими собратьями по
божественному несчастью в шатре валялось... ладно, не время сейчас шутки
шутить.
А время понимать, что в каждом Диком Лезвии до поры скрыт зародыш
Блистающего, что дети они - буйные, жестокие, неразумные, любопытные, но
дети, чего не понял оскорбленный Но-Дачи и отлично поняли взрослые
Чинкуэда, Змея Шэн, и Джамуха Восьмирукий!..
Поняли, что на детей просто надо прикрикнуть!
- Переводи, - приказал Чэн-Я Асахиро, а Я-Чэн подумал: "Будем
надеяться, что Дикие Лезвия поймут и без перевода... есть такие доводы,
что всем понятны."
Были у нас такие доводы?
А Желтый бог Мо их знает!
Главное - не забывать, что дети долго и связно Беседовать не умеют,
почти сразу сбиваясь на спор и крик.
Да, Наставник?.. ах, до чего ж обидно, больно и обидно, что ты - это
уже прошлое!
- Спроси у них, кто послал их в эти земли?!
Асахиро спросил. Чэн восхищенно прицокнул языком и подумал, что чем
такое говорить - лучше рой пчел во рту поселить. Пчелы хоть мед дают...
Шулмусы некоторое время переглядывались, пока все взгляды не сошлись
на рыжеусом - не зря мы его ловили, нет, не зря! - и тот с некоторым
трудом встал, вызывающе повернувшись в нашу сторону.
- Он говорит, - Асахиро без труда успевал переводить
неторопливо-высокомерную речь знатного шулмуса, - что он - нойон вольного
племени детей Ориджа, отважный и мудрый Джелмэ-багатур, убивший врагов
больше, чем... так, это можно опустить... короче, больше, чем мы все,
вместе взятые, и что скрывать ему нечего.
- Вот пусть и не скрывает, - кивнул Чэн-Я.
- Он говорит, - продолжал Асахиро, - что дети Шулмы неисчислимы, как
звезды в небе, как волоски в хвостах коней его табунов, как... короче,
много их и... и очень много.
- Понял, - поспешно согласился Чэн-Я.
- ...и их послал великий гурхан Джамуха Восьмирукий, любимый внук
Желтого бога Мо...
- Пересчитавший все волоски в хвостах коней его табунов, - не
удержался Чэн-Я.
Добросовестный Асахиро немедленно перевел, часть шулмусов помоложе,
не удержавшись, хмыкнула и сразу же замолчала, а рыжеусый Джелмэ закусил
губу и рявкнул что-то сперва своим ориджитам, а после...
А после и нам.
- Он спрашивает, знаем ли мы, над кем смеемся?
"Дети, дети... наш - значит, самый сильный, самый грозный,
самый-самый... бойтесь, другие дети!"
- Скажи - знаем, - прищурился Чэн, а я покинул ножны и завертелся в
руке аль-Мутанабби, превратившись в сверкающее колесо. - И спроси, знают
ли они в свой черед, кто перед ними?
Дикие Лезвия притихли, вслушиваясь в мой уверенный свист, а от толпы
шулмусов послышалось уже знакомое: "Мо аракчи! Мо-о аракчи ылджаз!"
- Они говорят, что ты - Мо-о аракчи ылджаз.
Чэн-Я ждал продолжения.
- Арака - это такой напиток, - принялся объяснять Асахиро, - вроде
Фуррашской чачи, только из кобыльего молока и послабее. Аракчи - это тот,
кто араку пьет. Чаще, чем принято. Пьяница, в общем. А Мо-о аракчи - это
тот, кто пьет перед боем невидимую араку из ладоней Желтого бога Мо. В
любом племени гордятся Мо-о аракчи, но в мирное время вынуждают их
кочевать отдельно от остальных. Побаиваются... Ну а ылджаз - это дракон.
Большой. И с тремя головами.
- Ну вот, - пробормотал Чэн-Я, - значит, я теперь Мо-о аракчи ылджаз.
Грозный, пьяный и с тремя головами. Еще три дня назад я был демон-якша
Асмохата и его волшебный меч, что огнем в ночи пылает... и вот на тебе!
- Асмохат-та! - вдруг подхватил ближайший шулмус, молодой круглолицый
Придаток с изумленно разинутым ртом. - Хурр, вас-са Оридж! Асмохат-та!
Мо-о аракчи ылджаз - Асмохат-та!..
Толпа пленных загалдела, истово размахивая связанными перед грудью
руками, и даже рыжеусый нойон не пытался утихомирить разбушевавшихся
соплеменников, хотя дело грозило дойти до драки - у круглолицего нашлись и
сторонники, и противники.
- Ты хоть понимаешь, что сказал? - тихо спросил Чэна-Меня Асахиро.
- А что я сказал-то? - удивился Чэн, а я перестал вертеться в его
руке и недоуменно закачался влево-вправо. - И ничего я не сказал...
- Ты сказал, что ты - последнее земное воплощение Желтого бога Мо,
хозяина священного водоема. Ас - Мо - Хат - Та. В Шулме считают, что вслух
назвать себя Асмохат-та может или безумец, или...
- Или?
- Или Асмохат-та.
Дзюттэ за поясом Чэна беспокойно заворочался.
- О чем это вы? - требовательно спросил он у меня.
Я объяснил.
- Счастливы твои звезды, глупый ты меч, - серьезно и чуть ли не
торжественно заявил шут. - Кольни-ка Придатка Махайры пониже пояса -
только сзади, а не спереди - пускай идет к шулмусам и поет им "Джир о
хитрозлобном якше Асмохате и его беззаконных деяниях". И чтоб через слово
было - Асмохат-та! А не захочет петь - кольни посильнее - и спереди!..
- Диомед! - позвал Чэн-Я. - Иди-ка сюда!
Диомед подошел. Чэн приказал петь. А я кольнул. Диомед подпрыгнул и
сказал, что он джира дословно не помнит, потому что он не сказитель, а
подсказыватель; а Махайра вообще ничего не понял и стал отмахиваться. Я
угомонил Жнеца и кольнул Диомеда еще раз, пока подоспевший Дзю держал
обиженно звенящего Махайру. Тогда Диомед схватился за уколотое место и
согласился петь.
А Кос порылся в своей поклаже и сообщил, что слова джира у него
записаны. Для потомков, мол, старался. Интересно, для чьих? Дескать, пусть
Диомед поет по его записям, а Асахиро будет переводить.
- А я буду играть! - встряла Фариза и сунула каждому человеку по
очереди в лицо какую-то палку с натянутыми вдоль нее жилами неизвестного
мне зверя. - Вот - кобыз! У шулмусов нашла...
- Ты же на нем играть не умеешь! - удивленно моргнул Асахиро.
- И не надо! - уверенность Фаризы не имела границ. - Я ж все равно
слышу сейчас плохо... лишь бы было громко! Сойдет, Ас, не бойся! На кобызе
никто играть не умеет - а врут-то, врут! Да ты сам глянь - разве ж на этом
играть можно?!.
- Ну а вдруг... - засомневался Асахиро, но Фариза не дала ему
закончить.
Она дернула за все жилы одновременно, раздался душераздирающий вой и
визг, шулмусы как по команде замолчали, и я понял, что отступать некуда.
Мы с Чэном были прижаты к стене, которая называлась Асмохат-та.
Последнее земное воплощение Желтого бога Мо.
"Ну почему я?! - обреченно подумал я. - Почему, к примеру, не
Гвениль?!.. он же такой большой..."
Пока Диомед запугивал шулмусов джиром, а Фариза с Асахиро всемерно
ему в этом помогали, я заставил Сая, веселившегося за поясом у Коса,
прекратить повизгивать и присвистывать - и связно описать мне, а через
меня и Чэну, этого проклятого бога Мо, последним воплощением которого мы
нежданно-негаданно оказались.
Выяснилось, что хозяин священного водоема, спаивающий невидимой
аракой особо злобных шулмусов, похож на помесь Придатка и ящерицы.
В Шулме вообще ящерицы слыли чем-то вроде священных животных, что
было краем связано с этим самым водоемом - и убить ящерицу считалось делом
постыдным и преступным.
В отличие от убийств друг друга.
Вот и смотрелся бог Мо почти что человеком, но в желтой чешуе с
черными вкраплениями и зеленовато отливающей спиной.
- Ярковато, - усомнился я. - Можем не сойти...
- А ты на Чэна своего внимательней посмотри! - ядовито отрезал Сай. -
Особенно когда он в доспехе... вот еще марлотту накинет, и вылитый Мо!
Марлотта лежала свернутой в каком-то из тюков, в сражении, так
сказать, не участвовала и потому уцелела. Узнав о словах Сая, ан-Танья
мигом нашел нужный тюк, и через секунду зеленая марлотта уже красовалась
на плечах Чэна.
Потом Сай припомнил, что голова у бога Мо как бы слегка заостренная и
с гребнем. Чэн поправил шлем и ничего не сказал. И я тоже ничего не
сказал.
Только невесело блеснул, узнав, что руки у Мо чешуйчатые, трехпалые,
и средний ноготь на правой острый, тонкий и длинный, не короче меня, а
левая рука скрючена хитро, но если Чэну не снимать перчатку и с левой, а
вдобавок взять Обломка...
Как-то слишком легко все выходило. Случай, нелепость, Беседа с
отступающей и уступающей судьбой, совпадения, легковерная Шулма... Ах, не
верил я, что выслушав джир, поразившись Чэнову облику да мне с Дзю,
шулмусы мигом кинутся Чэну в ноги и понесут нас на руках через Кулхан! А
Дикие Лезвия - те вообще джира не слышали, на Асмохат-та им сверкать и...
вон, гудят недоуменно! Ну разве что наша установка лагеря произвела на них
впечатление - так на одном мастерстве Блистающего в Шулму не въехать!..
Не та это земля - Шулма... и уж во всяком случае Джамуху Восьмирукого
и Чинкуэду, Змею Шэн, нам ни обликом, ни сказками не поразить. И вообще -
то, что весело начинается, обычно заканчивается совсем не весело.
...думая о своем, я не заметил, что Диомед уже некоторое время
молчит, и Асахиро молчит, и шулмусы молчат - но не так, как Диомед с
Асахиро, а как-то странно - и Фариза не терзает отбитый в бою кобыз; и
молчание это всеобщее мне очень не понравилось.
Потом рыжеусый Джелмэ громко и внятно что-то выкрикнул, и дети Ориджа
встали - все, кто был в силах встать - и разошлись в разные стороны,
образуя неправильный круг выпадов десяти в поперечнике.
Так они и стояли - люди, еще не ставшие Придатками, а потом снова -
людьми; они стояли, а Джелмэ, повернувшись к Чэну-Мне, заговорил спокойным
и чуть звенящим голосом.
Знакомый голос... таким голосом люди Беседуют, как Блистающим.
- Он говорит, - неуверенно начал подошедший к нам Асахиро, - что...
что он, Джелмэ-багатур, зовет тебя, осмелившегося назваться запретным
именем, в круг детей Ориджа. В племенной круг. Там тебя будет ждать он,
нойон Джелмэ, который не более чем пылинка в подоле гурхана Джамухи, внука
Желтого бога Мо...
И вновь наступила тишина.
Такая тишина, какая наступает в то мгновенье, когда судьба неожиданно
перестает улыбаться.
Когда один меч стоит спокойно против неба.
Он был храбрым Придатком, этот гордый нойон, этот обиженный ребенок,
и руки его были связаны, и воины его были ранены, и он помнил, не мог не
помнить, что было их двенадцать дюжин, буйных детей Ориджа; и он видел, не
мог не видеть, сколько их осталось, как видел он, гордый нойон Джелмэ,
обиженный ребенок - вот стоят те, кто преградил им дорогу; струя,
разметавшая поток...
И одного из них - пьяного боем безумца-дракона, Мо-о аракчи ылджаз,
кочующего отдельно - он зовет в круг.
...Я-Чэн чуть было не поддался искушению.
Я-Чэн чуть было не согласился.
Так нам было бы легче сохранить ему жизнь.
Но Я-Чэн сумел не пойти в его круг.
- Дай-ка я... - пробормотал Но-дачи и уже было слетел с плеча
двинувшегося вперед Асахиро, но я преградил им дорогу.
А потом властно описал дугу над головой недвижного Чэна.
И напротив круга детей Ориджа, детей гордого Повитухи Масуда, встал
круг детей мудрого Мунира, а в центре его стоял Чэн-Я. Два круга, два
меча, две правды - вечный спор двух струй одного ручья... двое, не
понимающие, что они - одно.
- Я не пойду в твой круг, Джелмэ-багатур, - сказал Чэн-Я, и нойон
понял нас еще до того, как заговорил Асахиро, потому что эти слова не
нуждались в переводе. - Я зову тебя в свой круг. Тебя и всех ориджитов,
которые осмелятся прийти. Я, Асмохат-та, в чьем подоле гурхан Джамуха не
более чем пылинка, зову вас всех. Это будет большой той. Очень большой.
